Фото: Сергей Карпухин / ТАСС
25 апреля 2020
Уже больше месяца медики России сообщают о том, что им не хватает средств индивидуальной защиты от коронавируса. В дефиците даже самые обычные маски, не говоря уже о респираторах и специальных противочумных костюмах. Независимый профсоюз «Альянс врачей» утверждает, что жалобы на нехватку средств защиты поступили из трех сотен больниц. На прошлой неделе эту проблему наконец признал президент России Владимир Путин. Глава государства предложил создать специальный федеральный резерв средств защиты, чтобы из него «можно было помогать в оперативном порядке». «Новая» публикует монологи трех врачей из регионов — о том, как все это время они справлялись с эпидемией без помощи государства.
Наталья Трофимова,
врач-терапевт Приозерской межрайонной больницы (Ленинградская область)
— В нашей больнице два корпуса: один — старый, другой — новый, более современный. Примерно за неделю до 3 апреля мы узнали, что второе здание планируют перепрофилировать под инфекционный стационар. Руководство рядовым сотрудникам об этом не сообщало. Заведующая и старшие медсестры на наши вопросы ничего связного ответить не могли.
Позже появились документы, после чтения которых у медиков волосы встали дыбом. Например, на 150 коек нам нужно 48 аппаратов ИВЛ и примерно столько же реаниматологов. Это при том, что в нашей больнице всего 7 анестезиологов и 11 аппаратов ИВЛ, из которых 5 работают через пень колоду. К открытию корпуса должно было быть четыре пульмонолога — у нас их просто нет. Кроме того, необходимо четыре инфекциониста. В больнице их всего два, и они отказываются идти работать. В настоящий момент у нас собрана одна бригада (и то не полностью), чтобы приступить к работе вахтовым методом. Бригада планирует уйти туда на один месяц.
Потом у сотрудников возник другой вопрос: а где защитные средства? У нас даже банальных медицинских масок не было, не говоря уже об очках, респираторах, противочумных костюмах и бахилах.
Допустим, привезут нам больного с подозрением на коронавирус, и как мы будем без средств защиты его принимать?
Поскольку на наши вопросы начальство ответить не могло, мы решили написать петицию. За три часа ее подписали 66 работников. Подписей было бы больше, если бы сотрудники не работали сутки через трое. Я разослала петицию куда только можно.
На следующий день к нам приехали представители областного комитета по здравоохранению.
Собрали коллектив больницы и сказали, что все это «фейк».
В течение двух часов полсотни сотрудников больницы выступали перед ними и говорили, что они не врут — вот же подписи. Мы задавали им все те же вопросы, что и в петиции, но ни на один из них ответа не получили.
В тот же день Алексей Вальденберг, один из представителей комитета, пытался склонить меня к тому, чтобы я эту петицию отовсюду удалила. На меня пытались надавить, чтобы я уволилась по собственному желанию. Потом сказали, что уволят по статье или переведут в поликлинику. Но ничего этого не случилось. Все это время я работала в терапевтическом отделении и лечила своих больных.
Более того, работники комитета сказали, что походили по больнице, и якобы у нас готовность [к приему пациентов с коронавирусом] составляет 70%. Это нас добило напрочь. Как может быть такая готовность, когда нет ни средств защиты, ни аппаратов, ни подводок кислорода, ни кадров?
Главное, что мы смогли сделать этой петицией, — отложить открытие инфекционного стационара на неопределенный срок. Потихоньку нам начали завозить средства защиты. Правда, выдали впервые 16 апреля, и то не в полном комплекте: респираторы, шапочки, одноразовые хирургические халаты, но никаких очков, противочумных костюмов и бахил. В Боткинской инфекционной больнице в Петербурге такой набор называют «лайт».
Постепенно шла работа по созданию инфекционного стационара. Несколько раз переделывали «красную зону». Всех, кто работал в новом корпусе, перевели в терапевтическое отделение в другом здании. Там на третьем этаже скопились хирургия, травматология и гинекология, а на втором открылось отделение пневмонии. Туда поступали пациенты с симптомами, похожими на коронавирус. Отделение было абсолютно не приспособлено к таким больным, потому что находилось в общем здании (на этом же этаже сидело и руководство больницы). Никаких боксов там не было. Сколько бы раз мы ни говорили заведующему, что, может быть, стоит закрыть больницу на карантин, нам отвечали отказом. Плановый прием пациентов продолжался.
Красная зона больницы. Фото из «Вконтакте» Натальи Трофимовой3 апреля к нам поступил в тяжелом состоянии иностранный рабочий. Его транспортировали без средств защиты. Через четыре дня заболел водитель скорой помощи. Спустя некоторое время слегли фельдшер и диспетчер, с которым общался водитель. Затем заболела медсестра, которая работала с этим больным, и две хирургические медсестры.
Через неделю пришел положительный результат на коронавирус у этого пациента. Когда второй тест подтвердил результат, больного перевели в другую больницу. По всем эпидемиологическим нормам в тот же день надо было закрыть отделение на карантин и объяснить сотрудникам, что им категорически нельзя ходить в другие отделения. Ничего из этого выполнено не было. Руководство говорило, что все вопросы — к Роспотребнадзору. Мы звонили туда, его сотрудники сами ничего не понимали и говорили нам, чтобы мы работали как раньше и выписывали больных.
Так мы и делали до конца прошлой недели. Только 17 апреля около 60 медработников, в том числе и меня, решили отстранить от работы и отправить на самоизоляцию по месту жительства. Часть сотрудников, которые тоже появлялись в отделении пневмонии, и руководство до сих пор работают.
Я звонила и спрашивала, почему они не на карантине. Мне сказали, что я задаю компрометирующие вопросы, и бросили трубку.
У нас пока нет всех результатов теста на коронавирус, но есть предположение: даже если они будут положительными, от нас могут их скрыть. Слишком много шума мы наделали своей петицией.
Фото из личного архива
Ирина Волхонова,
врач-невролог частной медицинской клиники в Ярославле, член профсоюза «Альянс врачей»
— Сейчас у меня отпуск, и я занимаюсь помощью медицинским работникам, которым не хватает средств индивидуальной защиты. Ко мне обратились сотрудники около 20 больниц по Ярославской области. С каждым днем поступают все новые просьбы: у нас нет масок, или есть что-то одно, маски или халаты, но нет респираторов, или есть респираторы, но нет бахил и антисептиков.
Практически во всех медучреждениях ситуация развивается под копирку. Часть сотрудников работает без средств защиты. Часть отправлена в неоплачиваемый отпуск. Недостаточно тестируются пациенты и медики. Многие случаи просто не выявляются. Президент и правительство обещали доплачивать за работу с коронавирусом, но
ярославский департамент здравоохранения заявил, что вместо 80 тысяч рублей будет платить до четырех.
И только тем медикам, у чьих пациентов подтвержден диагноз, а это сделано далеко не у всех. Те, кто лечит внебольничную пневмонию, остаются без выплат.
Многие врачи боятся говорить о проблемах и бороться за свои права. В двух больницах, куда я отдавала средства защиты, мне сказали ни в коем случае не публиковать [сведения о том, что они получили помощь от «Альянса врачей»]. Потому что тогда сотрудникам запретят пользоваться тем, что я передала. К счастью, сейчас два или три главврача вышли со мной на связь и сказали: «Нам все равно. От департамента никакой помощи нет, так хотя бы от "Альянса врачей" получим помощь. Для нас безопасность врачей важнее, чем мнение департамента».
Сейчас классно работают «Мейкеры против COVID-19», которые печатают щитки на 3D-принтерах и бесплатно отдают их врачам. По Ярославской области развезена уже сотня таких щитков. Сама я тоже стараюсь делать свою работу как можно быстрее. Мне позвонили, я ответила и сразу привезла. Если передо мной закроют дверь и не дадут передать респиратор врачу, то я переверну весь мир. Сейчас главное — помочь людям.
Татьяна Ревва,
врач-реаниматолог ЦРБ в Калаче-на-Дону (Волгоградская область)
— Проблемы в моем медучреждении были в течение нескольких лет, и связаны они не только с COVID-19. Согласно приказу, у нас должно быть семь аппаратов ИВЛ. У нас только три, два из которых очень изношены, работают уже 22 года, хотя их срок службы — семь лет.
В лаборатории отсутствуют реактивы. Мы не можем выполнять элементарные жизненно важные исследования крови.
В течение года я устно и письменно обращалась к главному врачу. Он сам является анестезиологом-реаниматологом и брал дежурства в нашем отделении, но почему-то в упор не видел никаких проблем. За все время в конце 2019 года нам купили только один аппарат ИВЛ «Авента».
Я понимала, что если к нам поступит пациент с новой инфекцией, то у нас начнутся проблемы. Написала письмо в профсоюз «Альянс врачей», потом предала его огласке. Только тогда в ЦРБ началась работа и руководство зашевелилось. После того как я подняла шум, на ремонт отправили старый аппарат ИВЛ «Фаза-5», который был в нерабочем состоянии. Начали проводить закупки. Средств защиты сейчас все равно мало, но какое-то количество есть.
Через два дня после публикации моего ролика приехала ревизионная комиссия и составила акт проверки. В нем написано, что в больнице есть обычные маски, бахилы, перчатки и шапочки, 130 литров дезинфицирующего средства (странно, поскольку весь год мы не видели и литра). В акте были описаны вещи, которые называются средствами защиты, но в обычное время, когда речь идет не о COVID-19.
После публикации письма я несколько раз давала объяснения правоохранительным органам.
Главврач увидел скрин моего обращения в интернете в одном из местных пабликов и написал заявление в полицию,
что я публично разместила это письмо (хотя это сделала не я, а другой человек). В следующий раз он обратился в прокуратуру и сказал, что я развожу панику. Прокуратура указала на статью 13.15 КоАП (злоупотребление свободой массовой информации). Меня снова вызвали в полицию, я дала объяснение с адвокатом и подкрепила свои слова всеми документами.
Несколько недель было спокойно, но 21 апреля позвонил следователь и сказал, что меня нужно опросить в рамках проверки медучреждения и должностных лиц. Перед опросом следователь предупредил о законе «о фейках».
Вся эта ситуация меня очень сильно злит. Я не понимаю, почему мы должны молчать. Все медработники должны защищать своих коллег и предавать проблемы огласке — только так в России хоть что-то изменится.