«Очередной шантаж российского общества» Специалист по международному праву Кирилл Коротеев — о предложении Путина закрепить в Конституции главенство национального права над международным

В своем послании Федеральному собранию 15 января Владимир Путин предложил изменить Конституцию — в частности, зафиксировать в основном законе приоритет российских норм над международными соглашениями страны. Предложение президента прямо противоречит самой Конституции: в первой главе основного закона сказано, что международные нормы — неотъемлемая часть правовой системы России. А вносить поправки в положения, касающиеся основ конституционного строя, нельзя. Российские власти уже принимали подобные положения, правда, не затрагивая текст Конституции: к примеру, в 2015 году в России был принят закон о приоритете решений Конституционного суда России над решениями наднационального Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). «Медуза» поговорила с руководителем международной практики правозащитной группы «Агора» Кириллом Коротеевым о том, почему Россия все равно будет подчиняться международным судам, но гражданам страны станет тяжелее защитить свои права.

— Какими последствиями грозит россиянам поправка о приоритете национальных законов над международными соглашениями?

— Мы пока не знаем, что будет предложено, как и когда это будет принято. То есть у нас нет даже текста проекта закона о поправке. Есть только очень невнятная вчерашняя речь президента Российской Федерации, которая, на самом деле, может пониматься так, что вообще ничего менять-то и не нужно. Потому что у нас суды — и это не только Конституционный, это и Верховный, и районный суд, не знаю, в провинциальном Башкортостане — так же с удовольствием и при нынешних положениях Конституции игнорируют решения Европейского суда по правам человека. И прямо говорят, что они не собираются их исполнять. Поэтому не то чтобы нынешняя Конституция была таким уж препятствием.

Что касается международного права, то какие бы конституционные нормы Россия ни принимала, на международном уровне она не может ссылаться на них для обоснования неисполнения международных договоров. Это придумали не мы с вами и не сейчас, это был такой орган между двумя мировыми войнами, назывался Постоянная палата международного правосудия — предшественник Международного суда ООН в Гааге.

Вот есть консультативное заключение от 1932 года по ситуации польских граждан в Данциге. Даже в Советском Союзе, который уж точно не был другом прав человека — особенно свободы слова и свободы передвижения, — никогда концептуально не отрицалось, что национальные нормы не обосновывают несоблюдение международного права.

Что касается непосредственно Европейского суда по правам человека, то опять же — никакая национальная норма не препятствует осуществлению Европейским судом своей юрисдикции. Кроме разве что денонсации Европейской конвенции [о защите прав человека и основных свобод] — но об этом речи не идет. Вот уже второй раз за последние 12 месяцев нас заставляют поверить, что кто-то собирается отобрать право на обращение в Европейский суд. В прошлом мае-июне это было связано с реакцией на решение ПАСЕ о санкциях в отношении российских депутатов, а сейчас — с продолжением [пребывания у власти Владимира] Путина после 2024 года.

На самом деле ни тогда, ни сейчас никаких действий для того, чтобы денонсировать Конвенцию о защите основных прав и свобод, вообще не предпринимали. Поэтому писать [в Конституции] можно все, что угодно. Решения Европейского суда обязательны не в силу российской Конституции, не в силу российского закона — они обязательны в силу международного договора.

— То есть никаких особенных последствий это заявление Путина иметь не будет?

— Это, как вам сказать, очередной шантаж российского общества [со стороны власти]. Так же как было с постановлением Конституционного суда от 14 июля 2015 года о том, что мы иногда можем не исполнять решения Европейского суда, — оно тоже имело много вредных последствий.

Но и без всего этого не то чтобы российские власти бегут впереди паровоза исполнять [решения ЕСПЧ]. Вы можете спросить, сколько «болотных» дел было пересмотрено после решений Европейского суда? Ноль. Сколько дел «ЮКОСа» пересмотрено после решений Европейского суда? Ноль. Отменен ли закон о запрете пропаганды гомосексуализма? Нет, вполне себе остается. Сколько военных привлечено к уголовной ответственности за преступления против гражданского населения в Чечне, Ингушетии? Ноль.

— У этого объявления о поправке, которая установит приоритет национальных законов над международными соглашениями, наверняка же есть какие-то аналоги в других странах?

— Зависит от страны. Например, в Федеративной Республике Германия Европейская конвенция имеет статус федерального закона, не более [то есть не упоминается в основном законе]. Но Федеративная Республика Германия соблюдает Европейскую конвенцию, мягко скажем, существенно лучше [чем Россия]. А, допустим, в Голландии и в Австрии, наоборот, конвенция имеет конституционный статус.

Что еще можно вспомнить на эту тему? Недавно Казахстан провел конституционную реформу. Эта реформа статус международного права [по отношению к национальному] не то чтобы понизила, но, по крайней мере, до этого он был более-менее понятен — международный договор имел статус закона, — а теперь он совершенно непонятный. Если мы хотим идти по пути Казахстана, что ж, окей.

Есть Казахстан, есть страны, которые вообще не признают ничего в международном праве, — я думаю, что в Азии мы их легко найдем, и, возможно, в Африке. Но Казахстан, даже когда у него были лучше нормы о статусе международного права в национальной системе, не то чтобы с большой спешкой соблюдал международные пакты о гражданских и политических правах. Более того, долгое время он вообще отрицал их обязательность для себя.

— То есть дорога в ЕСПЧ после этого все-таки не закрыта?

— Нет, конечно.

— Мы можем туда жаловаться, но даже принятые решения могут российскими властями игнорироваться, как они игнорируются сейчас? То есть в этом смысле ничего не поменяется?

— Да. С другой стороны, притом что сейчас российские власти часто заявляют, что решения ЕСПЧ необязательны [для исполнения], тем не менее какие-то обсуждения, какие-то движения идут по, может быть, не самым ключевым темам, но все же.

Например, отбывание наказания [осужденными] недалеко от дома; «аквариумы» вместо клеток в судах [для подсудимых]. К сожалению, это не ключевые вопросы независимости и справедливости суда и гражданских прав и свобод. Тем не менее достаточно много вещей обсуждается [исходя из рекомендаций ЕСПЧ]. Это не дорога с односторонним движением, даже в России.

— О каких еще международных законах, кроме Конвенции о защите прав человека и основных свобод, может идет речь в заявлении Путина? Или только она имеется в виду?

— Это вопрос, наверное, Владимиру Владимировичу Путину, вы меня с ним путаете.

— То есть по умолчанию только Конвенция имеется в виду?

— А мы не знаем. В том-то и дело, что это вопрос не ко мне, это вопрос к Путину, потому что это он предлагает [поправку]. Вот он собирает эту потешную комиссию [для внесения поправок]. Может быть, ей он представит какие-то свои соображения.

Но из этого [первого заявления в послании Федеральному собранию] мы не знаем, к чему его предложения относятся. Россия является участником большого количества международных судов и арбитражей — не только Европейского суда. И это достаточно чувствительные дела: в Европейском суде — по Грузии и Украине, а в других судах — по Украине, касающиеся Крыма, касающиеся проливов в Черном море и так далее, даже не касаясь Донбасса. Это большое количество арбитражей по имуществу [по искам] украинских бизнесменов, которые утратили собственность в результате аннексии Крыма. Это арбитражи по морскому праву в Постоянной палате третейского суда [в Гааге] — только там [проходит] два публичных межгосударственных арбитража, касающихся конвенции по морскому праву. Один касается керченских моряков, другой — собственно статуса пролива [между Черным и Азовским морями].

Можно, конечно, говорить, что российская Конституция имеет приоритет над конвенцией ООН по морскому праву, но с таким подходом вы точно не отплывете дальше 12 миль от берега.

— То есть существуют международные суды, решения которых Россия не может игнорировать?

— Ну то есть можно и игнорировать, конечно, но как будут ходить корабли после этого — большой вопрос. Есть решения того же Международного трибунала по морскому праву — против России их, правда, всего два, — но Россия их исполнила. То есть активисты «Гринпис» и их корабль были освобождены, и моряки украинские [задержанные в Керченском проливе] были освобождены. Нигде и никогда документально не признавалось, что это было сделано во исполнение решения трибунала, а его решения были, естественно, исполнены с пропуском установленных сроков. Но решения Европейского суда, которые должны исполняться в течение трех месяцев, у нас иногда по 15 лет лежат.

— Почему о поправке, связанной с приоритетом национального законодательства, было объявлено в контексте трансформации системы власти?

— Я предполагаю, у меня нет доказательств моего предположения, но мне кажется, что Владимир Путин и вообще исполнительная власть в стране не хотят давать объяснений, почему они не соблюдают обязательные для России нормы — ни российскому обществу, ни международному сообществу, вообще другим государствам, международным организациям.