В моей стране вот уже третий месяц продолжается революция, и сейчас я особенно горжусь тем, что я ливанец. Мне кажется, про эту революцию должны знать все. Сейчас мы, ливанцы, всему миру даем урок: как добиться перемен — и при этом избежать кровопролития. Я расскажу вам про это.
17 октября депутаты нашего парламента планировали бюджет на следующий год, он получился, как всегда, убыточный. Чтобы как-то свести концы с концами, министр связи предложил ввести в стране новый налог: чтобы все, у кого установлен мессенджер WhatsApp, платили бы за это 6 долларов в месяц. WhatsApp у нас установлен у каждого: в Ливане всего два мобильных оператора, оба аффилированы с государством, и мобильная связь стоит очень дорого. Поэтому многие ливанцы звонят друг другу через WhatsApp, так что идея нового налога с финансовой точки зрения очень перспективная. Но и ребенку ясно, что такой налог был бы незаконным: WhatsApp не принадлежит ливанскому государству, с какой стати они будут брать за него деньги?
На следующий день на улицы вышла практически вся страна. Это не фигура речи: в Ливане живет 4 миллиона человек, а протест на пике достигал 2,5–3 миллионов.
Закрылись учреждения и магазины, школы и университеты отменили занятия. Люди во всех городах заняли площади и начали говорить о том, с чем дальше не хотели мириться. То, что началось как спонтанное выступление против абсурдного налога, превратилось в масштабное движение против коррупции, которая поразила политическую и экономическую жизнь Ливана, против религиозной разобщенности, против иностранного вмешательства в суверенные дела нашей страны.
У нашей революции нет лидеров, зато есть ценности: достоинство и ненасилие.
Фото: Вадих Эль-Хайек — специально для «Новой»
Почему Ливан такой
«Вот в наших шиитских поселках доходит до смешного: асфальт кладут в преддверии выборов, — рассказывает мне толстяк Абу Абду, который приехал в Бейрут из Баальбека. — Как отремонтировали дороги — жди выборов. В Ливане ты не найдешь работу ни в полиции, ни в армии — нигде в системе, если ты не связан с кем-то из политиков, который отдаст тебе эту работу в обмен на голос.
Коррупция везде — вплоть до детсадов. Наши шиа во власти прикрывают наркоторговцев, потому что те отдают им процент. И вот такие политики всему Ливану диктуют, как жить».
Многие гости, впервые приезжая в Ливан, поначалу ходят ошарашенные. Нашу страну не напрасно называют самым европейским государством на Ближнем Востоке: мы светская страна, где мирно уживаются христиане и мусульмане, сунны и шиа, ортодоксы и католики. Это равновесие далось нам очень тяжело. Многие столетия Ливан находился в оккупации: османы, французы, Сирия, наконец. С 70-х годов в моей стране шла кровопролитная гражданская война между мусульманами и христианами. Эта война закончилась в начале 90-х, и в ней не было победителей. Тогда была принята новая Конституция Ливана, и она была написана под давлением Сирии.
Сирия смотрит на Ливан как на младшего брата и пытается организовывать нашу внутреннюю политику. Сирийские войска были выведены из Ливана только в 2005 году. Наша страна нужна режиму Асада, поскольку он большой друг Ирана, а Ирану важно иметь прямой выход к Израилю, с которым как раз граничит Ливан. Так что ливанская конституция в первую очередь отвечала чужим геополитическим целям. Уставший ливанский народ тогда пошел на это, чтобы уже прекратилась война. Формально наша новая конституция осталась все такой же равновесной и обеспечивающей представительство всех религий во власти. Например, наш президент всегда католик-маронит, премьер-министр всегда суннит, а спикер парламента — шиит. Но вместе с тем эта новая конституция перекроила политическую систему так, что реальную власть получили союзники режима Асада в Сирии — шиитские партии «Амаль» и «Хезболла». Президент лишился возможности на что-то влиять, по умолчанию предполагалось, что все три кандидатуры — президента, премьера и спикера — должны быть одобрены режимом Асада. Фактически наша верхушка стала вечной, несменяемой, просирийской.
Вот, например, спикер парламента Набих Берри (шиит, глава партии «Амаль») сидит в своем кресле уже 27 лет.
За это время в США президент поменялся 5 раз, в Британии было 6 премьеров и даже в России за это время было три разных президента. А у нас все тот же Набих Берри.
Всем известно, как дорого он обходится стране. Например, в последние недели многие ливанские СМИ публиковали фото его шикарной резиденции с личным портом прямо на береговой линии на юге страны. Его сыновья и зять — мультимиллиардеры, бизнесмены. Вторая жена — посол Ливана в Британии, и ее шикарная резиденция в Лондоне обходится ливанской казне ежегодно в 665 тысяч долларов, хотя у Ливана есть официальный посольский особняк в центре британской столицы.
Но теперь мы говорим: «все, значит — все». Парламент, Кабинет министров, президент — все должны уйти в отставку.
Все, значит — все
Вот требования, которые сразу обозначила ливанская революция: немедленная отставка президента, правительства, парламента. Премьер ушел в отставку после недели протестов, вместе с ним был распущен Кабинет министров.
Вскоре президент обратился к народу: сетовал, что он бы хотел реформ, но некие силы ему мешают. Он стар, ему 84 года, это первое телеобращение получилось невнятное, путаное. Мне удалось встретиться с Шамилем Рукузом, генералом спецназа в отставке, депутатом парламента и — зятем президента. Он рассказал, что президент в силу возраста не выходит на улицу, не смотрит телевизор, а обо всем узнает от своего другого зятя, Жубрана Басиля.
Жубран Басиль — это имя протестующие с самого начала склоняли на разные лады, про него сочиняли неприличные частушки, весь ливанский фейсбук насмехался над ним.
Жубран Басиль был (до недавнего времени) министром иностранных дел Ливана. Он, большой друг сирийского режима и шиитской партии «Хезболла», рассматривался в качестве наиболее вероятного кандидата на пост президента в ближайшем будущем. А раньше Жубран Басиль был министром электроэнергетики. И на этом посту не сделал ровно ничего, в Ливане до сих пор огромные проблемы с электричеством. Например, я у себя дома, перед тем как включить утюг, смотрю на улицу на будку трансформатора. Если на ней горит красная лампочка, значит, государственное электричество отключилось, работает генератор, и утюг включать нельзя. Вместо того чтобы построить в стране собственную электростанцию, Жубран Басиль заключил многомиллиардные контракты с турецкими поставщиками, и их корабли-генераторы поставляют электричество в страну. Сейчас, на волне протестов, премьер-министр пытался нас заверить, что власть сумеет построить электростанцию за 4 месяца. Но где вы были все эти годы?
Теперь Жубран Басиль вместе со всем кабинетом в отставке. Но президент по-прежнему в своем кресле.
А главное, за свои кресла держатся парламентарии — несмотря на то что весь Ливан скандирует на площадях: «Все, значит все!»
«Когда народ выбрал этих депутатов, он им делегировал право — утверждать министров, президента, принимать решения, — говорит адвокат и участник протеста Васеф Аль Хараке. — Но когда народ вышел на улицы, он забрал это право обратно. Значит, парламент сидит незаконно. И мы все требуем досрочных парламентских выборов».
Почему политика воняет
Пожилой мужчина с седой бородой, в модной шапке-федоре держит в руках огромный букет белых и красных роз. Он ходит среди протестующих и предлагает им купить эти цветы. Белый, красный и зеленый — это цвета ливанского флага. Мужчина видит камеру в моих руках, подходит ко мне и, не дожидаясь, пока я задам ему вопрос, говорит сам: «Теперь в Ливане только воздух бесплатный, да и тот нечистый. Из-за того, что они не могли поделить, кто будет зарабатывать на мусоре, — сначала закапывали мусор в землю, загадили нашу воду. Теперь — решили мусор сжигать, загадят еще и воздух.
Наша власть — крупный мафиозный картель, который набивает свои карманы за счет нашего здоровья. Вот поэтому я здесь. Работаю и протестую».
Фото: Вадих Эль-Хайек — специально для «Новой»
WhatsApp был поводом, а реальные причины ливанской революции куда как глубже. Тут и мусор, и отсутствие электроэнергии, и проблемы с водой. Народ за все платит дважды.
Предыдущие массовые выступления в 2015 году тоже начались не из-за коррупции как таковой — хотя в итоге свелись именно к ней. Тогда все случилось из-за свалок — после того как вышли с протестом жители местечка Нааме, возле которого находился единственный в Ливане полигон по захоронению отходов. Им надоела вонь, они и вышли. Главный их лозунг тогда был: «Вы воняете». Хранилище в Нааме было создано в 1998 году. Когда его открывали, это было заявлено как временное решение, только на три года. Но полигон так и остался.
За минувшие годы в ближайшем поселке было зарегистрировано 2000 смертей от онкозаболеваний. Жители вышли протестовать — и полигон был закрыт, после чего вся страна оказалась завалена мусором.
Вместо того чтобы вкладываться с систему раздельного сбора и переработки мусора, власти открыли в нашей маленькой стране три новых полигона по захоронению. Некоторые из свалок были устроены прямо в прибрежной полосе, что противоречит международным договоренностям об обеспечении чистоты Средиземного моря.
Мой друг Фираз Абу Хатум, создатель движения «Все, значит все», рассказал мне:
— На этих новых свалках захоранивают все, вплоть до медицинских отходов и павшего скота. Море размывает захоронения, все поступает в прибрежные воды.
Мы организовали рейды по очистке этих вод в районе мусорных полигонов и собирали в море иголки от шприцев и даже ампутированные человеческие конечности.
Понадобится минимум 200 лет, чтобы прибрежная зона в районе свалок восстановилась. То, что делают власти Ливана с экологией нашей страны, — это преступление против человечности. В течение двух последних лет 17 тысяч ливанцев умерли от рака. Мы собрали доказательства нарушения международного экологического законодательства и отправили их верховному комиссару ООН. И до сих пор не получили ответа. Голос народа игнорирует даже ООН.
Фото: Вадих Эль-Хайек — специально для «Новой»
Когда были созданы три новые свалки, люди стали выходить и там, и в других районах. В стране наметился масштабный политический кризис. В Ливане работает единственный оператор по утилизации мусора, «Суклин» — название этой компании. Мои коллеги расследовали деятельность этой компании и выяснили, что «Суклин» платит премьеру Харири и политикам из его круга за то, чтобы сохранять свой монопольный статус.
— Сейчас наша главная битва — против мусоросжигательных заводов, — продолжает Фираз. — Их дым не менее опасен. А наши власти планируют в каждом районе строить такой завод. Это убьет целый народ! Мы в опасности, нам нужна международная защита от этой власти. Lords of war!
Раньше они убивали нас оружием, а теперь — канцерогенами. Наши овощи и фрукты стали опасными, вода, воздух тоже загрязнены! Как будто все ливанцы умерли и ждут похорон.
Ливанцы — очень маленький народ, нас в стране всего 4 миллиона. Все знают всех. Всем нам очень важно сохранить лицо. Наверное, поэтому все наши массовые протесты проходят с большим достоинством. Как со стороны протестующих, так и со стороны силовых органов. В 2005 году, когда мы изгнали сирийскую армию со своей земли, мы мирно сидели на центральных площадях год — не прозвучало ни единого выстрела. Также было и в 2015 году, когда Ливан протестовал из-за мусора. И теперь, в этой революции, армия приняла решение защищать и протестующих, и общественный порядок.
С самого начала люди вырвались на улицы неожиданно, неорганизованно, спонтанно. Правоохранители растерялись, не справились поначалу с этим. Было даже несколько случаев жестких столкновений между полицией и протестующими. Однако именно военные, наша ливанская армия дала протестующим право безопасно выражать свое мнение на городских площадях. Да, кое-где — в районе Жаль Эль Диб, в Хальде, в центре Бейрута — они заставляли протестующих открывать дороги для проезда транспорта и в первую очередь экстренных служб. Однако в этом же и уважение к стране, к ее повседневной жизни.
Фото: Вадих Эль-Хайек — специально для «Новой»
Но было несколько острых случаев — о них знают и говорят все, и всем понятна их исключительность. Алаа Абу Фахр, молодой друз, вышел протестовать в Хальде, это пригород Бейрута. С ним были друзья, были жена и сын. Все вместе они перекрыли дорогу, а тут как раз ехал армейский полковник на машине с водителем, тоже военным. Они пытались прорваться, состоялся разговор на повышенных тонах, и полковник приказал своему водителю стрелять в Алаа.
Солдат выстрелил парню в голову — прямо на глазах его жены, сына, десятков очевидцев. Весть об этом убийстве разнеслась по всему Ливану, Алаа в один миг стал символом сопротивления.
По всей стране его фото из соцсетей смотрело с огромных билбордов, ему посвящали граффити, на площадях можно было поставить штамп с портретом Алаа на руку или на лицо. Он, повторюсь, друз, — но за него вышли и шиа, и сунны, и христиане.
И все же, несмотря на такие случаи, мы, ливанцы, говорим: армия с народом. Она защищает протестующих, когда на них нападают гопники, нанятые властью. Она не допускает провокаций, которые могли бы опорочить революцию.
Кроме армии, с протестующими взаимодействует полиция, и здесь все сложно.
Фото: Вадих Эль-Хайек — специально для «Новой»
Вот, например, полицейское подразделение, охраняющее парламент, административно подчиняется МВД. Но каждый его сотрудник был отобран лично начальником полиции парламента, который, в свою очередь, был назначен спикером парламента Набихом Берри. Так что полиция, охраняющая парламент, полностью лояльна спикеру, некоторые из этих полицейских даже вешают на свою униформу значок его партии «Амаль», что, конечно, совершенно незаконно.
Понятно, что большинство протестов в Бейруте проходят в центре города, в окрестностях парламента — и как раз в зоне ответственности этого подразделения полиции. Здесь часто бывают столкновения и задержания. Многим задержанным грозит статья «Участие в беспорядках», по ней — штраф или даже от трех до пяти лет заключения. Таких случаев сотни, и бросать этих людей — не в правилах ливанской революции.
Быстро образовался комитет адвокатов, которые начали бесплатно защищать протестующих. Как мне рассказывает адвокат Васеф аль Хараке, первая мощная победа революции: выбрали нового главу профсоюза адвокатов в Бейруте Мельхима Халафа, который принял решение заступаться за протестующих. В этом комитете сейчас более чем 500 адвокатов, сразу после столкновений и арестов они направляются в полицейские участки и работают над освобождением задержанных. И всегда — успешно. Безотносительно к революции комитет также ходит и в тюрьмы, они узнают, у кого из задержанных нет адвокатов. В ливанских тюрьмах многие годами сидят под следствием. Вот с такими случаями тоже борется новый комитет.
Фото: Вадих Эль-Хайек — специально для «Новой»
Революция — феминистка
Самое лучшее я оставил напоследок: рассказ про людей, которые должны в первую очередь получить орден Мужества. Только этот орден надо будет переименовать: пусть это будет орден женственности.
В гимне Ливана есть строка: «Наши равнины и наши горы рождают мужчин». На фасаде офиса самой старой, уважаемой и независимой ливанской газеты «Аннахар» висит этот куплет из гимна в новой редакции: «Наши равнины и наши горы рождают мужчин и женщин». Тем самым «Аннахар» всем нам дает понять, сколь многим ливанская революция обязана женщинам. С самого начала они на передовой: студентки, домохозяйки, художницы, врачи, адвокаты — все. В арабском языке «революция» — слово женского рода.
И вот на многих плакатах ливанского протеста мы читаем: Revolution is female. И даже: Our revolution is feminine. «Революция — феминистка».
Фото: Вадих Эль-Хайек — специально для «Новой»
На одной из площадей Бейрута я познакомился с Гитой Мшейк, она из Баальбека — это довольно консервативный шиитский город. Но Гита не носит хиджаб. Она уже закончила журфак, сейчас учится на юрфаке, мечтает стать судьей. Вместе с друзьями они организовали уличный театр, в маленькой постановке «Суд революции» она играет роль Главного Судьи, судит коррумпированных политиков.
— Как женщины и девушки выходят на первый план? — рассуждает она. — Вот пример: если отец в чем-то откажет ребенку, то ребенок идет к маме, и мама отца уговорит. И если б моя мама и другие мамы не поддержали бы нас, то мы бы не смогли выйти на улицы и высказать свое мнение. Когда молодых людей забирают в полицию — мамы приходят под стены участков. Мамы выходят на площади вместе со своими сыновьями и дочерьми, они стучат кастрюлями, чтобы достучаться уже до властей. Мы снимаем шляпу перед нашими мамами!