О.Журавлева― 21 час и 4 с половиной минуты. Вас приветствуют «Невзоровские среды» в своем традиционном составе: Ольга Журавлева и Москвы, из Санкт-Петербурга – Виталий Дымарский, и Александр Невзоров. Здравствуйте, джентльмены.

В Дымарский― Привет-привет всем!

А.Невзоров― Да, привет! Мы в «Гельвеции».

О.Журавлева― Чудно.

А.Невзоров― И тут печалуемся о Владимире Владимировиче, потому что, конечно, бедный Путин – вот он создавал Россию старца Филофея, а получилась Россия Салтыкова-Щедрина. Но это его проблемы.

О.Журавлева― Она всегда так получается.

А.Невзоров― У нас, в Питере огромная радость, потому что Петербург побил все рекорды по количеству душевнобольных идиотов. Это согласно официальному опросу, официальной статистики. И это притом, ребята, что самые тяжелые, в общем, питерские больные давно переехали в Москву.

О.Журавлева― Мы заметили, Александр Глебович.

А.Невзоров― И они там возглавили министерства, ведомства. Вот именно питерские стали основным материалом для создания вертикали так называемой. Причем надо понимать, что чем тяжелее больной, тем у него острее проходит вот это обессия, так называемый порок, когда его неудержимо тянет в Москву.

Но вот, что касается лидерства, которое Санкт-Петербург все-таки, несмотря на отъезд самых тяжелых больных, сохраняет, то секрет тут на самом деле предельно прост. Дело в том, что в Питере привыкли все вещи называть своими именами. Никто себя не утруждает какими-то иносказаниям, деликатными подменами понятия, как в других городах России. Например, у нас, увидев человека, который прилюдно топит таксу, никто не будет говорить: «О, какой Роскосмос!» Скажут просто: «Идиот». И поэтому у нас всё гораздо определенней. У нас не приняты к клинической практике в Петербурге такие диагнозы как ЛДПР, КПРФ, «Единая Россия». То есть вот эти все попытки спрятать неприятные явления под какими-то псевдонимами у нас совершенно не приветствуются.

В Дымарский― У вас всё в открытую, что ли?

А.Невзоров: Кремль ищет приключений на свою задницу, причем ищет руками Собянина

А.Невзоров― Да, всё абсолютно. Вот от этого и лидерство по стране. Вообще, не только Питер. Вообще, все города России обязательно пытаются в чем-нибудь да лидировать или стремятся к этому лидерству.

Вот у нас, например, Уфа. Они претендует как бы на гордое название столицы изнасилований. Ну, после того, как там несколько больших милицейских чиновников долго, коряво, неумело насиловали свою милиционершу, после этого они попытались закрепить успех совсем недавно, как вы помните. Но уфимцев почему-то тянет… у них вызывают приступы похоти всякие существа с погонами. На этот раз они адресовались – это известная история – к служебно-розыскной собаке. Да, да. Это местное общество защиты животных разгласило по всей стране. Там собаку до такой степени изнасиловали, что когда ее привезли, ее пытались выходить, но это не удалось, собака скончалась – жертва уфимской похоти. Но это всё неважно…

О.Журавлева― Вы скажите, кто победил в звании столицы изнасилования в этом конкурсе.

 

А.Невзоров― Основные события на этом фронте прошли не в Питере и даже не в Уфе. Они все-таки свершились в Москве, в том самом городе, куда опечатанными «Сапсанами» из Питера отправляют тех, у кого состояние совсем критично. И вот в этой Москве, кстати говоря, на этой неделе…

В Дымарский― У них другое состояние…

А.Невзоров― У них на этой неделе, во-первых, лопнул пузырь Вассермана.

О.Журавлева― Так. Кого забрызгало?

А.Невзоров― И много других пузырей.

В Дымарский― У Вассермана?

А.Невзоров― Вообще, пузырь Вассермана. Вот этот многокарманник, он долго морочил всем головы, что он интеллектуал и особое существо, но сперва у него отклеился один интеллектуальный ус, потом другой, а потом масочка, в общем, окончательно сползла. Потому что все эти изгаляния, которые происходили в Москве над людьми, он, во-первых, всё это называл «мерзким шабашем» и порадовался тому неадекватному способу разгона, который был продемонстрирован.

Кстати говоря, там все блестяще себя проявили. Там зашевелили древними бородавками коммунисты. И Зюганов разразился очень гневной красивой тирадой про «оранжевую проказу».

О.Журавлева― «Проказник», кстати, сказал, что миллиард был потрачен на это всё.

В Дымарский― Кем?

О.Журавлева― Не знаю, может быть, им самим. Никто не знает.

А.Невзоров― Сейчас всё расскажу. Вот он назвал бедных московских интеллигентов «оранжевой проказой». Вообще, занятно, когда «красная проказа» обзывает «оранжевую проказу» и выражает ей свое возмущение. Тут всё предсказуемо. И в голосе Зю, когда он это говорил, было очень много боли. Дело в том, что «красная проказа» уже не заразна, ей уже не под силу вот так опустошить города и всё засеять трупами, как она когда-то умела. Конечно, бедная, старая «красная проказа», ей не надо было переживать саму себя, она выглядит жалко.

Но давайте вернемся все-таки к московской драме, которая все-таки самое центральное событие, и к этой конкурентной борьбы с Уфой за звание «столицы изнасилования».

В Москве был Собяниным поставлен, в общем, с его точки зрения, очень успешный, большой спектакль, деньги на который дал Кремль. Кремль же за эти деньги, в общем-то, и выглядит теперь абсолютным зверовидным идиотом, потому что в Москве совершенно никто не разменивался… там про дознавательниц, никто не лез под хвосты служебно-розыскным собакам. Там прямо, прилюдно, посреди улицы отымели тетушку-Конституцию.

О.Журавлева― Не первый раз, Александр Глебович.

А.Невзоров― Не в первый раз, но на это раз…

В Дымарский― Она не девственница.

А.Невзоров― …Все было очень хорошо подготовлено, и было, кстати, графически это подготовлено, потому что теперь и форма, и дизайн омновской экипировки с вот этими утолщениями на головах… Не случайно этому всему придан такой, я бы сказал, фаллический смысл. Вот когда эти полчища «злобных пенисов» переходят в наступление, это, действительно, завораживающая голливудская картина. Причем, если вы заметили, на этот раз омоновские каски были еще обтянуты какими-то контрацептивами, какой-то пленочкой, вероятно для того, чтобы при соприкосновении с Конституцией не просочились бы какие-нибудь лишние сведения и статьи.

В Дымарский― Так же еще клопы бегают по городу.

А.Невзоров― Там много всего. Там очень не случайно были еще шаги за сценой, потому что всюду, где происходили какие-то особо мерзкие сцены, появлялся Кусюк. Помните?

О.Журавлева― Наш приятель из Киева, да.

А.Невзоров: Именно власть придала этим событиям колорит и вкус трагического спектакля

А.Невзоров― Потому что если есть в мире специалист, который способен довести народ до полного озверения, дать советы, которые спровоцируют самые дикие ситуации, то это Кусюк, конечно. После того, как они закончили с Конституцией, они принялись за красотку Фемиду, да так, что у нее там брякали весы особо интенсивно.

О.Журавлева― А вы знаете, кстати, Александр Глебович, что у нас Фемида – вот она тут недалеко как раз от редакции «Эхо Москвы» расположена – она без повязки.

В Дымарский― Да ладно

А.Невзоров― Это странно. Тогда она может опознать насильника, а это уже не по правилам игры. Прелесть этих забав с Фемидой, что она каждый раз изумленно начинает гадать: Собянин, не Собянин?.. А тут как бы всё сразу понятно…

В Дымарский― Александр Глебович, а вот вы не знаете, что происходит в Петербурге, между прочим. А вот тут у одной Фемиды снесли голову и поставили камеру наблюдения.

А.Невзоров― Для Фемиды это абсолютно равноценная замена, абсолютно. Особенно в российских условиях.

Но, смотрите, все равно удалось добиться главного. Я считаю, что главное получилось. Я специально посмотрел хроники московских событий. Я скажу, Оля, честно, что я давно не видел столько счастливых людей и столько сияющих глаз. Вот ОМОН и Росгвардия, они начали испытывать явное удовольствие от избиений, настоящее блаженство. И какой детский восторг на этих лицах! Раньше они били злобно, но вот так… виновато.

И вот чувствуется, что с личным составом проведена долгая, кропотливая и очень успешная работа. Ребята, наконец, научились наслаждаться избиениями беззащитных. Причем, как мы знаем, этих митинговщиков не хватило на всех омоновцев, поскольку омоновцев было гораздо больше, а хотелось-то всем. Поэтому в ход пошли случайные прохожие…

В Дымарский― Пятеро на одного.

А.Невзоров― Да. Хитом интернета стали избранные причитания какой-то единоросски, муж которой решил посмотреть и позлорадствовать на то, как начнут эту либерастню…

О.Журавлева― Нет, он хотел просто улицу перейти – домой шел.

А.Невзоров― Это благородная версия. Мы знаем, что, скорей всего, под любой благородной версией скрывается что-нибудь менее благородное. И как причитала эта партийная жена…

О.Журавлева― Александр Глебович, справедливости ради, эта самая жена дала потом интервью, в котором сказала, что, вообще-то, из «Единой России» она теперь выходит, потому что ужас.

А.Невзоров― Ну, и прекрасно. Молодец.

В Дымарский― А муж? Может, мужу понравилось.

А.Невзоров― Московские события для меня, например, послужили сигналом очень важным о колоссальных успехах российской нейрохирургии.

О.Журавлева― Внезапно. Объясните.

А.Невзоров― Нет, не внезапно. Потому что вот, наконец, выведено, в том числе, и нейрохирургическими способами уникальная порода служителей закона с таким казенным номерным мозгом, который выдается под расписку только на выходные и который на время проведения мероприятий изымается, упаковывается в специальные контейнеры – и под ключ…

В Дымарский― Ну, как оружие. Пистолеты они сдают.

А.Невзоров― Да, точно так же теперь с мозгами. Ведь, Оля, помните мою молодость? Какие тогда были потрясающие ОМОНы, какие утонченные…

В Дымарский― Оля не может помнить вашу молодость.

О.Журавлева― Я хорошо помню эту молодость, о которой вы говорите.

А.Невзоров: Ребята наконец научились наслаждаться избиениями беззащитных

А.Невзоров― Оля изучала историю. Вспомните, какие были офигенные люди, какие, действительно, изощренные, тонкие, благородные…

О.Журавлева― Слушайте, но они были все-таки страшные в своей вот этом своем величии. Вы романтизируете, может быть, их, ваших приятелей?

А.Невзоров― Нет, я романтизирую, конечно. Это были мои друзья, я романтизирую. Но вместе с тем, я не видел человека, равного по благородству и по хладнокровию Болеславу Макутыновичу, так и не встретил человека, равного по доблести и авантюризму Чеславу Млыннику, который был командиром рижского ОМОНа. И это были, конечно, настоящие персоны эпохи. А нынешние ОМОНы пошиваются из такого казенного серого сукна жандармского…

В Дымарский― Не тот омоновец пошел!

О.Журавлева― Да, к сожалению, Александр Глебович.

А.Невзоров― Мне понравилось, что над Москвой раздался настоящий голос времени. Вот время сжалилось над Россией, и оно решилось подсказать этой России, что на самом деле следует делать. Причем время сделала это голосом пьяненького Миши Ефремова. Вот эта формулировка: «Менты, расходитесь!» – это формулировка для всех поколений и прошлых и будущих. Скажу больше: вероятно голосом Миши сама история говорила. Но, разумеется, как бы эти все слова пророка Михаила услышаны не были. Менты не разошлись.

Причем вот то, что произошло – давайте будем честны сами с собой – это был целиком спектакль власти. Это только театр власти. Оппозиция здесь вообще не при чем. Потому что вот режиссер-постановщик этого спектакля, судя по топорности мизансцен, сам Собянин. Сама по себе тысяча интеллигентов никому вообще неинтересна, тем более, бузящая по такому ничтожному поводу как регистрация на какие-то выборы.

Именно власть придала этим событиям колорит и вкус трагического спектакля. Она построила декорации, она собрала массовки и привнесла в это пламя, ситуацию заострила и превратила в такой, действительно, дегенератизм. Только сама власть. Без этой бездарной дикой режиссуры, без исходящей пеной пиарщиков и всяких там пропагандонов и пропагандонш в основном московских каналов это мероприятие обиженных интеллигентов вообще не было бы замечено.

Вот попробуйте воспроизведите этот мысленный эксперимент, как говорил Эйнштейн. Уберите из этой ситуации всю ту часть, которую привнесла на себе власть, и что вы получите? Это не будет событием. Это не будет вообще ничем. Исчезнет гладиаторская составляющая – самое важное.

Мы знаем, что протеста как такового никакого не было. Протест, я напомню вам, что это такое. Протест бывает разного размера, но протест, как правило, имеет отверстие в своей середине. Протест делается из черной резины, имеет протектор и замечательно горит. Вот с этого минимума начинается протест. А то, что было, протестом не называется.

Вообще, мне непонятно, что произошло, потому что только эта бездарность собянинской постановки, сделанной на деньги Кремля, она позволила, например, мне усомнится, что путинская вертикаль по-прежнему обладает великими литическими способностями, то есть растворительными способностями. Раньше она как бы не переживала никогда по этому поводу. А сейчас она потеряла веру в свои растворительные способности и, кстати, напрасно, потому что до сих пор любое политическое тело, помещенное в сосуд с чистым путинизмом, без остатка растворяется за 5–9 часов. Это проверено.

А политические взгляды, мы знаем, штука условная и легко корректируется с помощью купюр разного достоинства. То есть ничего не стоило впустить этих ребят во власть и удовлетворить. То есть мы видим, Кремль в активном поиске и Кремль ищет приключений на свою задницу, причем ищет руками Собянина, режиссера-постановщика всего этого маразма?

В Дымарский― Вы думаете, что он режиссер-постановщик? Он, по-моему, не знал, вообще, что происходит.

А.Невзоров― Совершенно. Судя по какой-то исключительной, невероятной… Причем он же не производит впечатление клинического идиота да?

В Дымарский― Не производит.

О.Журавлева― Может быть, он скрывает что-то.

А.Невзоров― Мы видим, что при соприкосновении с этими ситуациями он, скажем так, становится абсолютно невменяемым, теряет связь с реальностью, и, в общем, из очень милого хозяйственника, который умеет считать люки, укладывать плитку куда надо, он превращается в такого персонажа Салтыкова-Щедрина с органчиком в башке. И этот органчик оглушительно орет «Разорю!» и «Не допущу!» – это всё, на что он способен.

О.Журавлева― Но вдруг его заставили, Александр Глебович, ну что вы!

А.Невзоров― Вы знаете, по моей информации – не заставили. Ну, понятно, что, конечно, народ надо развлекать и понятно, что если этого не делать, то народ начинает развлекать себя сам.

О.Журавлева― У нас фестивали один за другим идут!..

В Дымарский― У нас шашлыки…

А.Невзоров― Шашлыки – это уже, извините, давно убитые твари. А народу нужно нечто другое. Вот смотрите, как повезло этому Мадуре в венесуэльскому. Вот парень совершенно без всяких комплексов. Понимает, что население заскучало, никого танками давно не давили, не плющили – скукотища! А тут летят какие-то самолеты. Их сбивают. Причем оба два самолета сбивают и заявляют, что они везли наркотики.

О.Журавлева― Граждане-то ждали, что грузовик с пряниками перевернется – а тут наркотики.

А.Невзоров― Да, кто может это проверить? Никто. Уже потом выяснится, что наверняка на бортах была делегация каких-нибудь агрономов или сантехников из Маракайбо, которые летели на корпоратив в Анды. Но это будет потом, это уже будет никому не интересно. А сейчас какая была блистательная история: пуски ракет, истребители, сабма, сигары на каждом шагу! Вот это, действительно, я понимаю, театр для народа. Но не всем так везет, как Мадуре. Это было классное шоу.

О.Журавлева― Это правда.

А.Невзоров― Вот народу не нужен шашлык. Народу очень мало надо для счастья. Ему надо, чтобы при нем кого-нибудь убили или начали винтить. Это он любит гораздо больше. И вот Собянин, который потерял рассудок, в общем, соприкоснувшись с этими событиями и превратился в такого Дементия Варламовича Брудастого (по-моему, так звали этого почтенного губернатора), он принимает абсолютно самоубийственно для власти, – не для себя – решение, потому что он при этом остается милым хозяйственником. Потому что все последующие отчисления студентов, лишения родительских прав, обыски, расправы… он в восторге от народной поддержки.

Но надо сказать, что эта народная поддержка, о которой сейчас все говорят… Вот все путают, все не понимают: это абсолютно не политическая реакция. Они ориентируются на народное одобрение. Народ как бы рукоплещет этому ОМОНу…

О.Журавлева― Откуда они это берут, объясните мне?

А.Невзоров― Они берут из цифры опросов. 70% в стране считают, что поступили очень хорошо.

О.Журавлева― Слушайте. Но 37% в Москве сказали, что сочувствуют выступлению и поддерживают, а некоторые даже готовы принять участие.

А.Невзоров― Да, но 70% по стране одобряют. Но, уверяю вас, что политика здесь не при чем. Если бы на Тверскую перед мэрией вывели весь аппарат мэрии с Собяниным и побили бы дубинками – ОМОН, – то аплодировал бы народ не меньше, а, вероятно, даже сильнее.

О.Журавлева― Стоп!

А.Невзоров― Как показывает, вообще, опыт инквизиционных процессов, публичных казней королей, гладиаторских игр, расправ, революций…

О.Журавлева― Львы против христиан…

А.Невзоров― Народу, вообще, нравится, когда бьют и вешают.

В Дымарский― Неважно, кого, лишь бы били.

А.Невзоров― Народ – это субстанция, она питается, в том числе, картинами общественного насилия. Ей это необходимо, этой субстанции, без этого блюда у народа нарушается обмен веществ. И кстати говоря, в 37-м скрепоносном, Оленька, если вы помните, с таким же наслаждением граждане наблюдали ночной арест соседей в квартире справа, потом в квартире слева…

О.Журавлева― А потом чувствовали, что к ним тоже приедут. Ну, не все же были полными идиотами.

А.Невзоров― Да, совершенно верно. В этот момент начинали радоваться соседи сверху. Потому что если бы не всенародная поддержка, поверьте, осуществить эти репрессии было бы абсолютно невозможно. И народ-богоносец одинаково радовался посадке маршала и посадке торговца квасом – действительно, радовались. Конечно, находились выродки, которые пытались испортить людям праздник, но таких было меньшинство.

То есть вот это мнение народа на самом деле стоит 2 копейки. Хотя Россия остается волшебной страной, потому что она сейчас позволяет разглядывать будущее во всех подробностях. Здесь нет мистики, здесь нет никакого ясновидения. Есть просто умение сопоставить факты и знать, к чему все эти факты приводят и каковы бывают реакции между собой этих фактов. И всё стало абсолютно предсказуемо, всё стало абсолютно понятно.

О.Журавлева― Ну, давайте, не томите, что вам стало понятно?

А.Невзоров― Мне всё стало понятно – что это уже всё было, а как это кончается, мы знаем.

В Дымарский― Но это еще и будет, может?

А.Невзоров― Это и будет.

О.Журавлева― Повесят всех?

А.Невзоров: Если есть в мире специалист, который способен довести народ до полного озверения — то это Кусюк

А.Невзоров― Ну, Оленька, я не знаю, повесят ли нас с вами…

О.Журавлева― Это как раз то, что нас очень интересует…

А.Невзоров― Совершенно верно. Я бы рекомендовал и эту возможность тоже не исключать. Единственно, что не хватает во всем это вареве и месиве, которое зачем-то заварилось в Москве, это не хватает каких-нибудь православных дуболомов…

О.Журавлева― Так есть!

А.Невзоров― Насколько я знаю, есть организация «Сорок сороков» каких-то. Решили тоже вмешаться и не допустить «цветную революцию». Вот когда это всё варево окончательно запузырится, туда еще можно в этот котел добавить казаков, хоругвеносцев. Кстати, пришел один вопрос.

Я отвечу и продолжу про Москву. Приходят абсолютно не по адресу вопросы, но я честно отвечаю: «Почему Андерсен умер девственником?» – меня спрашивают. Ну, тут ответ совершенно очевиден.

О.Журавлева― Интересно, почему спрашивают вас. Действительно.

В Дымарский― Это что, это московские события навеяли?

А.Невзоров― Нет-нет, я просто отвечают на вопросы, которые приходят лично ко мне. Тут ответ абсолютно очевиден: Потому что его половыми партнершами была то Дюймовочка, то русалочка. А тут даже технически невозможно утратить девственность.

И второй вопрос про вуайверизм – хорошо это плохо?

О.Журавлева― Ну, вы же сами говорите: любят смотреть на насилие.

А.Невзоров― Нет. Спрашивают, был ли у меня опыт вуайеризма. У меня был опыт вуайеризма… Но активного вуайеризма.

О.Журавлева― По-моему, это ваша профессия.

В Дымарский― А что значит, активный?..

А.Невзоров― Нет-нет, это был такой прямой вуайеризм. На Петроградской были бани. Еще пацанами мы выбирали женские дни. Но никто там не унижался до подглядывания через протертое стеклышко. Мы брали большие авиационные патроны от крупнокалиберных пулеметов. И, зная, где находятся парилка, кидали с тем, чтобы этот патрон грохнул бы в печи. Вот тогда на снег, я помню, в марте месяце, выбегали голые дамы. Это тоже можно назвать вуайеризмом.

В Дымарский― Это активный вуайеризм?

А.Невзоров― Да, это активный.

В Дымарский― А что такое пассивный?

А.Невзоров― Нет, меня не спрашивают про пассивный…

О.Журавлева― Когда ждешь, чтобы они сами вышли.

А.Невзоров― Меня спрашивают, когда вуайеризм превращается в патологию. Отвечаю: вуайеризм превращается в патологию, когда Рогозин смотрит фильм про НАСА.

О.Журавлева― Понятно, что вы обрисовали границы патологии.

В следующую часть мы продолжим разбирать московские события в подробностях или уже перейдем…?

А.Невзоров― У нас кое-что осталось. Потому что в этих событиях есть и моя любимая составляющая, Оленька.

О.Журавлева― Пропаганда?

А.Невзоров― У нас есть еще попы.

О.Журавлева― О, да…

В Дымарский― Их не было видно.

А.Невзоров― Ох, ни фига!

О.Журавлева― В следующей части обязательно об этом поговорим. Александр Невзоров, Виталий Дымарский, Ольга Журавлева вернутся к вам после новостей

НОВОСТИ

О.Журавлева― Мы снова с вами. 21-33. Ольга Журавлева, Виталий Дымарский, и Александр Невзоров. Александр Глебович, обещали нам осветить поповскую, как вы говорите, часть.

А.Невзоров― Да, вот поповскую сторону этой всей московской гнусной драмы. В общем, ощерились попы, окончательно расчехлились. Они до последнего времени говорили, что они не играют в политику, что они абсолютно вне этого. И вот тут они впрямую занялись уже политикой и открыто занялись политическими декларациями. И не на уровне каких-нибудь мелких, замшелых попиков, которые таятся по скитам, а на уровне целых секретарей епархий. Я вот выписал всё, что о московском протесте было сказано во всяких крупных поповских изданиях.

Вот секретари епархий прямо заявляют: «Я не допущу революции». Называют всех этих московских интеллигентов: «ополоумевшие», «бесы», «просто идиоты», «бесноватые толпы», «мерзавцы, управляемые дьяволом», «вонючие люди», а также «люди с бетонов в голове».

О.Журавлева― Разнообразно.

В Дымарский― А один пустил к себе в церковь.

А.Невзоров― Ну, это был итальянец, который совсем недавно в православии и уже, по-моему, из него вышел.

О.Журавлева― Нет. Он не так чтобы недавно. Но просто эта церковь Космы и Дамиана, если вы знаете, Виталий Наумович, это очень особенная церковь.

В Дымарский― Я знаю, знаю.

А.Невзоров― Ну вот попы сейчас пугают старушек со своих амвонов, что вот если каким-то образом власть поколеблется, то, значит, грядет уничтожение церквей, разгром храмов и всякое другое запустение, разруха и ужас.

Ну вот насчет разгрома храмов попы, конечно, размечтались. Никаких погромов не будет, пусть не мечтают, потому что разгром – это всегда эффектное, драматическое событие, которое всегда работает на громимого.

Будет только кассовый аппарат. Вот кассовый аппарат будет поставлен. Он будет тихо стрекотать, фиксируя всю выручку для налогообложения. Я уверен, что если попам предложить на выбор – погромы, децимации, скальпирование или установка кассового аппарата, он выберут погромы и скальпирование. Потому что кассовый аппарат обрушит бизнес-проект под названием «Христос», обрушит полностью. Потому что если легализовать доходы, церковь теряет смысл, становится абсолютно нерентабельной.

Вот зачем нужны все эти завесы священности? Я сейчас открою одну серьезную церковную тайну. О каких таинствах мы говорим, о каком таинстве мы говорим? Церкви, в общем, нечего скрывать, кроме главного таинства – это таинство снисхождения левого нала. Это удивительно таинство. Левый нал снисходит постоянно и непрерывно.

О.Журавлева― А он благодатный?

А.Невзоров― И вот движения крыльев ангельских должны гнать этот левый нал в нужном направлении так, чтобы этот нал концентрировался бы в карманах ряс и подрясников. Этим вопросом занимается теология. По этому поводу защищаются различные серьезные диссертации.

Можно иллюстрировать это таинство множеством примеров, но мы возьмем самый свеженький. Сейчас Гундяеву, нашему другу идет цидуля от прихожан. И из этих прихожан попался один какой-то умный, который попутно направил ее и мне. Это очень правильный поступок…

О.Журавлева― Все поступайте так.

А.Невзоров― Совершенно верно. Так эту цидулю засунет себе в глубокое, мохнатое декольте какой-нибудь секретарь епархии и продолжит красить губы, глядясь в надраенный потир.

А так все-таки этой цидуле будет дан ход. Скажу, что это из Енисейской епархии идет Гундяеву. Там довольно банальная история. Там какая-то кража антиквариата архиереем, присвоение каких-то икон, другие мелочи. Меня абсолютно это не волнует. Но там есть о главном таинстве, о котором мы говорим – о том, как происходит выбивание левого нала.

Кстати говоря, если вы изучаете сегодняшнюю церковь, – а вы поневоле это делаете, когда слушаете «Эхо Москвы» и «Невзоровские среды», раздел поповедение, – я вам могу сказать, что вот этот левый нал надо суметь собрать. Архиерею надо выжать его из первичных сборщиков, из рядовых попов, потому что левый нал как всякое таинство, он не оставляет следов в документах. И необходимо подключать интуицию, знания: какие спонсоры бывают в этой церкви, сколько они могут дать. И начинать выкручивать бедного попа, выжимая из него деньги, которые он, естественно, не хочет отдавать архиерею.

И вот здесь разыгрываются главные трагедии, потому что поп стремится надурить архиерея, а архиерей стремится выжать из попа нал.

В Дымарский― А что же до верха-то доходит?

А.Невзоров― До верха доходит, конечно.

О.Журавлева― Это же система. Это же ступенька, там на каждой ступеньке отчисления. Ну, и идет наверх.

А.Невзоров― ...как раз описывается мат и избиения, с которыми из бедных жадных попов их начальники выколачивают этот нал. И я могу сказать, что разборки за этот нал такие, что браткам 90-х не снилось. Ну, а вместо паяльников, разумеется, применяются кадила, поскольку это очень удобный для этих целей инструмент с учетом всех остальных нюансов поповской…

О.Журавлева― Вы уверяете, что из Енисейской епархии это вам это всё описали.

А.Невзоров― Да. Мне просто пришла копия той же бумаги, которая направлена Гундяеву.

А.Невзоров: Когда полчища «злобных пенисов» переходят в наступление — это завораживающая голливудская картина

О.Журавлева― Копия – Невзорову.

А.Невзоров― Нет, они еще направили в Следственный комитет, еще куда-то. Я же не рассказываю о том, что там описан ряд различных преступлений. Меня просто эти преступления не волнуют, потому что меня не волнует судьба этой утвари, антиквариата, икон. Это дело верующих. Чего там они друг у друга тырят – это их проблемы. Я просто рассказываю нам как изучающим процесс.

Кстати говоря, что далеко ходить. На этой неделе в Нижегородской области ремонтировали какую-то церквушку, молитвенный дом. Это было в селе Гремячка. И что вы думаете? В церковной лавке, когда начали ремонтировать стену, выяснили, что в стену была замурована старушка, торговка свечами. Поскольку здание XVII века, все перевозбудились, приехали археологи. Но потом выяснилось, что, в общем, это труп 10-летней давности.

И, разумеется, невозможно обойти эту историю с попом, который беседовал с Дарвином.

О.Журавлева― Да, пожалуйста. Артемий Владимиров это был.

А.Невзоров― Он, насколько я понимаю, духовник женского московского монастыря ставропигиального…

О.Журавлева― Ставропигиального женского монастыря Алексеевского, да.

А.Невзоров― По идее, это довольно крутая должность. Но вот почему-то, как только он побеседовал с Чарльзом, все перевозбудились.

О.Журавлева― Ну, потому что Чарльз сказал: «Я виноват. Всё было плохо. Извини, старик», – сказал Чарльз.

А.Невзоров― Меня больше интересует здесь реакция журналистов. Вот по мнению журналистов с Дарвиным беседовать нельзя, потому что Дарвин умер. А с Иисусом можно. И даже есть его мясо, хотя он умер 2 тысячи лет тому назад.

О.Журавлева― Это воображаемое мясо.

А.Невзоров― Оля, вы абсолютно не знаете темы и вопроса. Вы не знаете догмата о пресуществлении…

О.Журавлева― Ну, конечно. Превращается в тело и кровь, да, помню.

А.Невзоров― Это реально превращается в тело и кровь человека, которое верующий должен съесть. Если он не верит в то, что у него во рту оказывается мясо и кровь человека, это не верующий человек, это еретик. Он отвергает один из важнейших догматов православного христианства – евхаристию, таинство пресуществления.

Но я вам могу сказать, что когда попы заявляют, что у них рыдают доски или про то, что персонаж древнееврейского фэнтези останавливал Солнце, то это всё нормально. А вот когда Дарвин рассказывает про проблемы эволюционной биологии какому-то забредшему попу – вот это ужасно. И вот этого, видите ли, не может быть, а всё остальное в пределах здравого смысла.

Надо понимать, что несение абсолютной этой ахинеи – профессиональная обязанность попа.

Вот пришел вопрос ко мне. Тоже отвечу. Спрашивают, будет ли когда-нибудь с учетом успехов, которые делает православное образование в начальной школе, преподаваться половое просвещение, половое воспитание для православных? Будет.

О.Журавлева― В стихах?

А.Невзоров― Нет, оно будет несложным. Но это половое воспитание православных будет заключаться в том, что православных на уроках полового воспитания будут учить, как бить лбом об пол. Это и будет решением полового вопроса.

О.Журавлева― Действительно.

А.Невзоров― И вот меня еще умиляют интеллигенты, которые задают вопрос про Иисуса, не был ли он каким-то бунтарем, не был ли он каким-то революционером?

О.Журавлева― Может быть, хиппи.

А.Невзоров― Не является ли всё это мерзкое поповство с жадностью, с наглостью, с самоуправством – предательством? Нет, поверьте, он никогда не был никаким борцом, не был революционером. Он не был никаким бродячим философом. Это был очень жесткий раввин. Вот согласно текстам евангелий, если мы воспринимаем их всерьез и даже если не воспринимаем всерьез, мы все равно можем делать выводы, – это был очень жесткий раввин, еврейский националист, фанатичный сектант, находившийся в конфликте с догматическим иудаизмом, потому что он состоял в особо радикальной иудаистской секте иссеев. Он претендовал на некое главенство над Израилем, как это делали тогда очень многие самопальные мессии.

Разумеется, он не был никаким плотником. Он был раввином, потому что согласно тем же самым текстам Евангелия он был допущен проповедовать в синагогах. И во всех евангелиях к нему ученики обращаются не иначе, как равви, а это обращение к раввинам и ничего больше.

О.Журавлева― Александр Глебович, тогда мы соглашаемся с тем, что всё, что написано в евангелиях, до точки…

В Дымарский― Всё правда.

О.Журавлева― Всё абсолютно правда. Как там написано, так и было.

В Дымарский― Тогда и Дарвин разговаривал с ним.

А.Невзоров― Нет. Никаких других источников нет. Если мы принимаем это фэнтези, скажем так, хоть чуть-чуть всерьез для анализа, то, таким образом, мы можем его расшифровать.

Вот смотрите, у нас есть три примечательных смерти. И есть одно бегство. Во-первых, Доренко. Мало того, что ему приходят посмертные штрафы, его призрак носится на большом «Харлее» по Москве. Вот если бы Доренко имел нормальную благоустроенную могилу, а не просто бы осел в виде пепла на задницы и сиськи загорающих в Крыму дам (потому что известно, что его прах распылили над крымскими горами), то я представляю себе, как должна была выглядеть могильная плита на его могиле.

Там можно было написать только слова Запашного: «Цирк Запашных оценил ущерб от одного эфира Доренко в 18 миллионов рублей». И это великое свидетельство силы журналистского слова.

О.Журавлева― Это класс, да.

А.Невзоров― Ему бы, Сереге, я думаю, очень понравилось. Это высокий комплимент. Это можно было высечь золотом.

В Дымарский― А к кому они предъявили этот иск?

А.Невзоров― Они сейчас предъявили к радиостанции.

В Дымарский― «Говорит Москва».

А.Невзоров: В Москве прямо прилюдно, посреди улицы отымели тетушку-Конституцию

А.Невзоров― В общем, свой огромный вклад, чтобы внушить своим слушателям омерзение к мучителям зверей, конечно, Сережа сделал. И пусть этот призрак Доренко, который зарабатывает эти штрафы, носясь по Москве, вот пусть он чаще будит хохотом Запашного по ночам, пусть он запирает его снаружи в сортире. Пусть он когда-нибудь откроет клетку с голодным тигром, когда Запашный будет к этому не готов. Но Доренко – это старая смерть. У нас есть смерть и посвежее.

Очень, кстати, блекло… Вот это очень интересная смерть, очень весомая, серьезная смерть. Потому что очень блекло, очень незаметно, очень безрезонансно (никто не знает) умер автор так называемой кардашевской шкалы развития цивилизаций, директор Астрокосмического центра академик Кардашев. Это был один из последних зубров еще советской науки. Он в свое время помимо этой шкалы еще до развития пульсаров предсказал пульсары, предсказал их открытие. Но на эту историю вообще никто не обратил внимания, потому что Россия абсолютно безразлична к науке. И резонанса – ноль.

Ну, вот у нас есть резонансная другая смерть – это смерть Аллы Вербер. Произошло это, как вы знаете в Форте-деи-Марми. Я знаю этот ресторанчик. Там действительно есть несколько очень хороших блюд. Они немножко перебирают с базиликом. Но, тем не менее, я думаю, что очень многие россияне согласились бы свою жизнь променять на такую смерть, безусловно.

О.Журавлева― Но она, по-моему, умерла в больнице в результате каких-то медицинских последствий.

А.Невзоров― Она умерла в больнице. Но в какой-то момент всё это началось… И вообще, это очень интересная фигура. Она, кстати говоря, питерская фигура. Она долго регулировала потоки и тенденции, вообще, мировой индустрии моды. Сейчас объясню, каким образом. Она ухитрилась создать иллюзию того, что Россия является огромным, мощным потребителем. И, действительно, очень многие итальянские дизайнеры ориентировались в своих коллекциях именно на Россию.

Сейчас, понятное дело, что всё давно, правда изменилось, потому что давно Россию подсидел Китай. Я думаю, что всякие злопыхатели, всякие злыдни, они сопоставят, разумеется, дату смерти ее и события в ЦУМе и наверняка съязвят, что Алла всегда тяжело переживала период распродаж, и вот эта летняя затянувшаяся распродажа привела к такому печальному финалу. И что, в общем, не надо пить чистую кровь покупательниц ЦУМа и ДЛТ, а надо было все-таки периодически ее разбавлять коньячком.

Но это будет абсолютно несправедливо. Я ее знал. Она не была жадиной, она не была гадиной. Она была адекватным, очень сильным человеком. В ней не было примитивной торгашести. Она всегда себя вела, в отношении меня, по крайней мере, блистательно корректно…

О.Журавлева― Поэтому вы так хорошо одеты всегда?

В Дымарский― Это видно, вы хорошо одеты.

А.Невзоров― Да, конечно. Но это не ее заслуга. И вот эта ее такая, очень гламурная смерть, которая нищему и озлобленному народу кажется финалом счастливой сказки, а ее жизнь не была красивой сказкой, даже если к этой смерти будет саван от Dolce&Gabbana.

В Дымарский― Можно два слова сказать? Вы говорите, «нищий, озлобленный народ». Нищий озлобленный народ не знает, кто это такая. Просто, мне кажется, надо объяснить большинству нашей аудитории…

О.Журавлева― Просто «нищий озлобленный народ», который в ЦУМе на распродаже – это не тот народ.

А.Невзоров― Нет-нет. Я думаю, что слушатели «Эха Москвы» хорошо знают эту даму.

В Дымарский― Да бросьте вы.

А.Невзоров― Не обижайте слушателей «Эха».

О.Журавлева― Тем более, у нас есть слушатели из разных страт.

В Дымарский― Не обижайтесь.

А.Невзоров― Нам надо обязательно еще коснутся бегства…

О.Журавлева― Я хочу про кино еще…

А.Невзоров― Потому что у нас сбежал Тема Лебедев.

О.Журавлева― Он правда сбежал или это обман?

А.Невзоров― Он действительно сбежал. Но он очень впечатлительный…

В Дымарский― Говорят, что это шутка очередная Артемия.

А.Невзоров― Нет, это не шутка. На него странное впечатление оказала московская история вся эта с собянинской постановкой.

О.Журавлева― Но он ней совершенно не сочувствовал, насколько мы знаем.

А.Невзоров― Он не сочувствовал. Но Тема – чуткий. Тема самый чуткий. Его насторожила вдруг прорезавшаяся неадекватность власти. Понимаете, кое на что имеет право и власть. И тот, например, кто идет стрелять, душить, крушить, поджигать автомобили, бить витрины, он понимает, что могут последовать какие-то силовые действия власти в ответ на его действия, и это будет честно и справедливо.

Но когда в московской истории власть, что называется, превысила пределы необходимой обороны, причем превысила с такой лихвой. Это был абсолютно неадекватный ответ.

И Тема, чуткий Тема, он понял, что вот эта неадекватность, она свидетельствует уже о каких-то глубинных разломах. Никто же, в общем, не понимает, что это на деньги Кремля Кремль выставлен полным идиотом и зверем. Никто же не понимает этого.

О.Журавлева― Слушайте, все деньги наши на самом деле, Александр Глебович. У Кремля своих нет.

А.Невзоров― Я понимаю, Оленька. Вы не могли бы для меня тогда при случае…

О.Журавлева― Отсыпать?

В Дымарский― Зарезервировать небольшую сумму.

А.Невзоров― Да, забрать. Мы спишемся по Телеграму, я вам напишу, какую бы сумму денег из наших денег мне хотелось бы увидеть снова.

О.Журавлева― Я просто всегда думала, что это налогоплательщики…

В Дымарский― Главное, куда положить….

О.Журавлева― Ключ… договоримся.

А.Невзоров― Когда в ответ на абсолютно безобидные, никому не страшные, ничего не значащие действа вдруг власть включает огромную избивательную машину ОМОНа, и всем, вероятно, надо задуматься. И Тема тут, скорей всего, что называется…

В Дымарский― Он недолго думал, надо сказать, он сразу сбежал.

О.Журавлева― Ну, если быстро соображает, Виталий Наумович.

А.Невзоров― Еще один пришел вопрос, почему наш любимый Питер так вял? Потому что все-таки в Москве происходят события, почему такие страсти? Ведь Питер – это колыбель революции. Вот поэтому и тихо – потому что колыбель, потому что надоел запах мочи. Потому что быть колыбелью – это не великая радость. Хочешь быть обоссанным – стать колыбелью. Вот теперь, пожалуйста – неохота. Теперь ваша очередь, товарищ Москва.

К тому же не забывайте, что из такого рода событий проблему, драму, спектакль делает только власть, а не оппозиция.

А.Невзоров: Занятно, когда «красная проказа» обзывает «оранжевую проказу» и выражает ей свое возмущение

О.Журавлева― Вы сейчас хотите похвалить питерскую власть.

А.Невзоров― Так, а при чем здесь?.. Мы видим, что все-таки таких вот… «долбокоиталов», как в Москве…, у нас нету. И потом, Оля, мы все-таки Питер, с нами – Бог!

О.Журавлева― Понимаю. Он с вами всегда, да. Это утешает.

В Дымарский― Что не мешает рекордному количеству психо… этих самых, о чем в начале говорил Александр Глебович.

О.Журавлева― Да. Но не мешает и еще одному. В Питере лопается по швам финское консульство, в котором скоро изменятся правила выдачи виз, и поэтому весь Питер помчался получать финские визы. Тоже, знаете. тонко чувствующие такие люди.

В Дымарский― Не на митинг же ходить, а лучше за финской визой сходить, получить.

А.Невзоров― Вот смотрите, Оля, у вас был какой-то важный, понравившийся мне вопрос…

О.Журавлева― Я не знаю, насколько он вам понравился. Но я сначала вас хотела просто спросить в связи в «мясным фаршем», кровавыми побоищами – к чему приехал Тарантино?

А.Невзоров― Кстати, Оля, не забываем про бойкот «Мираторгу». А то как-то все успокоились, забыли. Не забываем про бойкот.

О.Журавлева― Нет-нет, мы вообще не едим с тех пор.

А.Невзоров― Вот за наглость надо наказывать.

В Дымарский― Я вообще, вегетарианцем стал.

А.Невзоров― И что? Про Тарантино ничего не знаю. Знаю только, что он попал в лапы Мединского…

О.Журавлева― Да. Но самое-то главное – он заинтересовался, как получить место для могилы в Кремле. Скажите, хороший проект?

А.Невзоров― Ему никто не подсказал. Тут у него рядом ходил живой Мединский, который такие вопросы решает враз.

В Дымарский― Он ему должен был Мавзолей показать.

А.Невзоров― Оленька, вот те деньги, которые вы заберете из моих…

О.Журавлева― В Кремле, да.

А.Невзоров― К которым вы имеете доступ. Вот надо передать Тарантино, и он даже в Царь-пушке можно будет упокоиться.

В Дымарский― Нет, он заинтересовался Царь-колоколом. Там дырка есть…

О.Журавлева― И пушкой тоже. Но он сказал, что он не мастак снимать…

А.Невзоров― Я, кстати говоря, знаю одного человека, который писал в Царь-колоколе.

О.Журавлева― Так. А в Царь-пушку?

А.Невзоров― Нет, в Царь-пушку нет. Потому что там ствол довольно высоко поднят.

О.Журавлева― Непригодна ни к чему.

А.Невзоров― У нас есть еще любопытная одна история по поводу, кстати, кино.

В Дымарский― А его бил потом ОМОН за то, что он пописал?

А.Невзоров― Нет, все разбредались после какого-то послания президента. А там, вы знаете, выпускают очень организовано. И один человек не успел зайти в сортир.

О.Журавлева― А уже палками погнали.

А.Невзоров― И тогда этому одному человеку пришлось ловко ускользнуть от…

В Дымарский― А он за собой дверь закрыл?

А.Невзоров― А там невозможно этот обломок приподнять…

Так вот, смотрите, у нас есть еще такая важная и любопытная тема…

О.Журавлева― У нас есть одна минута.

А.Невзоров― Ну, тогда мы ее не успеем. Тогда мы возьмем не важную тему. Потому что сейчас законодательно, вероятно, будут закреплять попытку внедрить льготы жителям Донбасса за верность «Русскому миру».

О.Журавлева― Это на фоне митингов очень умно, мне кажется.

А.Невзоров― Да-да. Но вот инициаторы должны начать с себя. Они должны продать свои квартиры, свои православные почки, свои автомобили, и вот на эти деньги, вероятно, ублажать донбасских уголовников и обеспечивать им какую-то уютную и безоблачную жизнь.

О.Журавлева― Послушайте. А кому пришла такая светлая мысль? Этот человек какой-то ренегат, засланный, чтобы всё порушить.

А.Невзоров― Нет. У меня же есть друг пасомых. Это непосредственно православные черносотенцы, кстати говоря, пока все их инициативы в том или ином виде, начиная от закона о защите так называемых чувств так называемых верующих, в общем, осуществлялись.

О.Журавлева― Спасибо большое! На этом мы прощаемся. Александр Невзоров, Виталий Дымарский, Ольга Журавлева были с вами. Всего доброго.

В Дымарский― Пока!