«После того как Валеру убили…» Вдова предпринимателя Валерия Пшеничного поняла, что имел в виду ее супруг, когда писал из тюрьмы: «Никому ничего не плати»

 

Еще через три месяца, в мае, следователь ГСУ ГУ МВД по Санкт-Петербургу и Ленобласти подполковник юстиции Сергей Викторович Завражнов вынес постановление о приостановке уголовного дела в отношении человека, которого Пшеничный обвинял в краже 100 миллионов рублей. Это его бывший гендиректор Андрей Петров.

«Новая газета» направила официальный запрос в ГУ МВД по Санкт-Петербургу и Ленобласти с просьбой о комментариях Сергея Завражнова, но нам отказали со стандартными формулировками: идет, мол, следствие.

О том, что Петров совершенно свободен и живет полной жизнью, вдова Пшеничного узнала совсем недавно, в декабре. Да и то — потребовав информацию от Завражнова через суд. До этого он отвечал на запросы отписками. Точнее, эти ответы Завражнов представил в суде, но близкие Пшеничного утверждают, что не получали даже их.

— Наталья Владимировна, почему только теперь, спустя год, вы понимаете, что имел в виду ваш супруг?

— Тогда я была так шокирована происходящим, что долго не могла собраться с мыслями. Я только понимала, что Валере угрожает опасность.

— Опасность — вы имеете в виду уголовное дело, суд, срок? Или физическую угрозу?

— Сейчас я уже думаю, что физическая угроза есть для всей нашей семьи.

— Наталья Владимировна, что именно вы поняли о той записке мужа?

— Где-то за месяц до ареста, в декабре 2017 года, у мужа был какой-то серьезный разговор. Он ездил на встречу. Вернулся как в воду опущенный. Я спросила, в чем дело, потому что давно его таким не видела. Он был очень подавлен. И долго не хотел говорить, держал все в себе. Я по-всякому спрашивала и смогла его разговорить. Через пару дней он рассказал, в чем дело. Говорил очень эмоционально. Сказал, что с него требовали деньги. За деньги обещали дело по Петрову продолжать расследовать, Петрова опять посадить, а фирму оставить в покое. Мужу сказали, что если заплатит, его это все не коснется. Иначе, сказали, уголовное дело уже будет против него.

Валерий Пшеничный (слева) и Андрей Петров (справа). Фото из архива

— Он отказался платить?

— Он мне сказал: «Наташа, чего ради я буду платить? Я вообще не чувствую себя в чем-либо виноватым». Говорил, что контракт, с которым они работали, оказался вообще убыточным, а проблемы фирме создал Петров.

— Ваш муж знал, что возбуждено уголовное дело?

— Видимо, он знал, что это должно произойти, но мне не говорил. Я только знала, что Петров как-то при сотрудниках сказал, что вообще заберет фирму себе.

— Прямо так и говорил?

— Да-да, это было в тот момент, когда Валера потребовал объяснить, куда пропали деньги, а Петров его прилюдно послал.

— Какую сумму требовали у Валерия Анатольевича на той встрече?

— Он мне сказал, что речь шла о ста миллионах рублей.

— Это ровно та сумма, которую вменили ему в рамках уголовного дела. Может быть, ему предлагали не взятку дать, а добровольно возместить ущерб?

— Нет, он сказал, что требовали заплатить за то, чтобы с ним было все в порядке, а посадили снова Петрова.

— С кем именно ваш супруг встречался?

— Знаю только, что это были какие-то люди в погонах. Но ни ранга, ни фамилий он не называл.

Части ножа, который УФСИН называло «супинаторами». Фото из материалов уголовного дела

— Когда мы с вами разговаривали в прошлый раз, а это было год назад, вы не понимали, что означала та записка. Что-то произошло, из-за чего вы вдруг вспомнили декабрьскую поездку мужа?

— После того как убили Валеру, я была слишком напугана и растеряна. А месяца три назад ко мне подошел знакомый и говорит: я же тогда предупреждал Валеру, чтоб заплатил, что же он меня не послушал. А муж просто не верил, что на него могут завести дело.

— Вы можете назвать этого знакомого?

— Нет, я не стану его называть.

— Но после публикации нашего разговора вас об этом может спросить уже, например, следствие.

— Я не могу назвать этого человека. Он был другом семьи, я не буду его подставлять. Вы поймите, я просто не хочу, чтобы участь, которая постигла моего мужа, задела еще кого-то. Такой ответственности я на себя не могу взять.

— Вам или сыну поступали еще какие-то требования?

— Ко мне трижды обращались люди, которых я не хочу называть по той же причине. Думаю, они были просто какими-то проводниками информации. Какими-то посредниками. Хочу надеяться, что они это делали из хорошего отношения к нашей семье. Но трижды ко мне подходили и говорили: Наташа, у вас с мужем есть имущество, у вас наверняка есть деньги, давай встретимся и обсудим, как ты дальше будешь жить, может быть, тебе хватит только части имущества… Предлагали договориться, «найти точки соприкосновения». Я сказала, что не буду обсуждать эти темы, потому что все, что у нас есть, муж заработал своим трудом, вот он выйдет — и будет сам принимать решения.

Валерий Пшеничный с ребенком. Фото из архива

— Что они предлагали в обмен на деньги и имущество?

— Свободу Валеры. Предлагали «решить вопрос».

— Что-то кроме денег у вас требовали?

— У меня — нет. Но перед арестом, когда у нас был обыск, следователь говорил, что если Валера даст показания, то его оставят свидетелем. Там было три следователя. Один из них сказал: Валерий Анатольевич, вы знаете, какой информации мы от вас ждем, подумайте хорошо и примите решение, потому что иначе вы в этот дом уже не вернетесь и жену свою не увидите.

— Прямо так и говорил?

— Да, открытым текстом. Валера смотрел на него так… Он понимал, что происходит. Понимал, что от него будут требовать показаний. Он был по сути правдолюб, ему всегда надо было сказать то, что думал. Он мог сдержаться, но не мог соврать. А тут, как мне показалось, от него требовали показаний на кого-то.

— На кого-то конкретного?

— Я не знаю. Но им была нужна от него какая-то информация. Дома у нас они искали какие-то флешки, какие-то диски. А когда закончили искать, следователь посадил Валеру перед собой и говорит: Валерий Анатольевич, вы в этой игре — просто недостающее звено, без ваших показаний мы не можем двигаться дальше. Я, говорит, вижу, что ваша фирма реально выполняла работы, но нам нужны ваши показания.

— Вы считаете, следователь понимал, что обвинение в хищениях пустое?

— Он понимал, что от Валеры ему нужны только показания. Валерина степень вины вообще не обсуждалась.

Фото из материалов уголовного дела

— Были еще какие-то требования или предложения?

— От Дениса требовали дать показания против папы. Я так поняла, что у следствия не хватало свидетелей, чтобы доказать какой-то сговор. Денис отказался оговаривать папу. Ему пригрозили, что тогда он пойдет соучастником.

— Если от Пшеничного чего-то добивались, то все-таки что это могло быть? Деньги? Признание вины? Показания на кого-то?

— А знаете… Я думаю, что сначала могли требовать показаний. Потом могли просить денег. А потом увидели, что ни того ни другого он не даст. И после этого что-то вышло из-под контроля. Пошел какой-то неуправляемый процесс. Может быть, эксцесс исполнителя…

Через три месяца после гибели Пшеничного, в мае 2018-го, следователь Завражнов решил, что Андрей Петров не только заслуживает свободы, но и вообще не может дальше оставаться обвиняемым. Дело в отношении него было приостановлено с формулировкой «в связи с временным тяжелым заболеванием». Это «тяжелое заболевание» не мешает Петрову заниматься в фитнес-центре и участвовать в гонках на мотоцикле.

Видео из спорткомплекса, где Петров ругается с администратором. Кадр

Доказательства тому уже наверняка есть в распоряжении руководства полицейского главка, потому что «Новая» их публиковала. Но какие выводы сделали из этого, мы не знаем, потому что, повторим, в комментариях нам отказали. Деньги, пропавшие со счетов фирмы, туда не вернулись.

Уголовное дело по факту гибели Валерия Пшеничного до сих пор расследуется по статье о доведении до самоубийства. После первых публикаций «Новой» о явных признаках пыток Следственный комитет поспешил взять с вдовы подписку о неразглашении.

— Наталья Владимировна, я понимаю, что вы связаны подпиской, но можете ли вы хотя бы сказать, на какой стадии находится дело о гибели вашего супруга?

— Да, я регулярно хожу на встречи со следователем. И каждый раз меня пытаются убедить, что это… Ну вот — суицид. Вы, говорят, согласитесь, что сейчас мы никого уже не найдем, давайте уже придем к выводу, что это суицид. У меня каждый раз такое ощущение, будто происходит какая-то «обработка клиента».