На этой неделе в Конгрессе США на открытых слушаниях выступила узница концентрационных лагерей для уйгуров в китайском регионе Синьцзян 29-летняя Михригуль Турсун.
Словосочетанием «концентрационные лагеря» не принято разбрасываться после Холокоста, так же, как и словом «нацизм», но то, что построила Китайская Коммунистическая Партия в Синьцзяне для мусульман является ни чем иным, как концентрационными лагерями. Информация о том, что уйгуров в Синьцзяне репрессируют и отправляют в лагеря, поступала последние десять лет. Но только сейчас стало понятно, что таких людей в регионе не тысячи, не сотни тысяч, а несколько миллионов. По оценкам Госдепартамента США, с апреля 2017 года китайское правительство поместило до двух миллионов уйгуров, казахов и других мусульман в лагеря. По оценкам правозащитных групп, таких людей до трех миллионов. Власти Китая отрицали наличие каких-либо лагерей, но в октябре в отчете о борьбе с экстремизмом Пекин подтвердил существование «центров профессионального обучения и повышения квалификации», в которые отправляют людей, находящихся «под влиянием экстремизма».
Для эффективного проведения политики «борьбы с экстремизмом», власти Китая установили в городах Синьцзяна, главным образом, в Кашгаре, систему тотального слежения и распознавания лиц. Уйгуры там на особом положении — чтобы перейти из квартала в квартал, или купить еду в супермаркете, им необходимо пройти специальный чекпойнт. Для китайцев такой порядок не предусмотрен.
Михригуль Турсун родилась в Восточном Туркестане, который официально называется Синьцзян-Уйгурским автономным районом Китая. В 12 лет Михригуль отправили учиться в среднюю школу в Гуанчжоу — в рамках программы Китайского правительства по переселению уйгурских детей во внутренний Китай, подальше от родного языка и культуры. Михригуль окончила экономический факультет Университета Гуанчжоу, после чего устроилась на работу в частную компанию, которая ведет бизнес с арабскими странами. В 2010 году Михригуль поехала в Египет изучать английский язык в Британском университете в Египте. Там она вышла замуж и в марте 2015 года родила тройню — двоих мальчиков и девочку, которые получили египетское гражданство. К родителям в Китай Михригуль решила вернуться спустя полтора месяца, потому что ей стало тяжело справляться с детьми.
Проблемы у нее начались прямо по возвращении на границе, в аэропорту Урумчи. Михригуль отвели в специальную комнату для допросов, а детей забрали. Китайские власти выясняли у девушки, с кем она разговаривала и встречалась в Египте. Затем на нее надели наручники, на голову — мешок, и отвезли во временную тюрьму. Через три месяца Михригуль отпустили «условно-досрочно», потому что, как ей сказали, ее дети заболели. Михригуль сразу поехала в больницу к детям. Один из сыновей лежал в реанимации — ей не разрешили подойти к младенцу, а на следующий день отдали мертвое тело четырехмесячного младенца, сказав, что не смогли его спасти. У всех троих младенцев были шрамы на шее. Михригуль сказали, что их кормили через трубку в шее, потому что по-другому они есть отказывались.
Михригуль не смогла вернуться в Египет, потому что еще при задержании в Урумчи у нее отобрали все документы и занесли в черный список. В ее идентификационной карточке появилась черная отметка, которая пищала каждый раз при использовании — в магазине, автобусе, аптеке, больнице, и она должна была подтверждать каждое свое действие.
Следующие несколько месяцев Михригуль Турсун потратила на восстановление здоровья оставшихся двоих детей, в том числе, на операцию на глаза дочери.
В апреле 2017 года Михригуль снова арестовали. Девушку допрашивали четыре дня и ночи, а затем поместили в тюрьму. Из тюрьмы через три месяца ее выпустили в психиатрическую клинику, так как у нее были частые обмороки и потери сознания. Отец Михригуль сумел забрать дочь из больницы и выхаживал ее потом дома.
В январе 2018 года Михригуль снова задержали, и снова без каких-либо оснований. На нее надели наручники, на голову — мешок, и отвезли в больницу. Там ее раздели догола и поместили в огромную компьютеризированную машину. Две женщины и мужчина обследовали ее тело, пока она была без одежды, затем надели на нее тюремную униформу синего цвета с желтым жилетом. На жилете был проставлен номер 54. Китайский офицер объяснил девушке, что номер 54 присваивается особо тяжким преступникам, которых ожидает смертная казнь или пожизненное заключение, и что «54» на китайском означает «я мертвец».
Это был точный пересказ показаний Михригуль Турсун, которые она дала в Конгрессе США. Дальше, от первого лица, в виде прямой цитаты,
«Я бы хотела рассказать, через что я прошла в этом лагере в период моего заключения.
Меня поместили подземную в камеру без окон. Там были железные ворота, а дверь открывалась с помощью компьютеризированной системы. В камере было маленькое отверстие для вентиляции, и нас никогда не выводили на улицу на свежий воздух. В углу находился открытый туалет, без туалетной бумаги. Во всех четырех углах были установлены камеры, так что администрация могла видеть каждый угол камеры, включая туалет, и слышать все, что в камере происходит. Там была одна лампочка, которая всегда горела.
Когда я впервые вошла в камеру, это была камера номер 210, там было сорок других женщин, в возрасте от 17 до 62 лет. С каждым днем народу в камере становилось все больше и больше. Когда я покидала камеру через три месяца, в ней было 68 человек.
Я знала большинство женщин в своей камере. Это были мои соседи, молодые дочери моих бывших учителей, врачи, включая тех, кто учился в Великобритании, и тех, кто лечил меня когда-то. В большинстве своем это были высокообразованные профессионалы — учителя и врачи.
В камере площадью 40 квадратных метров находились 60 женщин, и по ночам десять-пятнадцать из нас вынуждены были стоять, чтобы другие могли поспать лежа, бок о бок. Мы менялись каждые два часа. Там были люди, которые не принимали душ в течение года.
Нас будили каждое утро в 5 часов громкими будильниками. Мы были обязаны застелить шесть покрывал, на которых мы спали. Если покрывала не были идеально симметрично и аккуратно сложены, всю камеру наказывали, забирая покрывала, так что нам приходилось спать на цементном полу.
Перед завтраком, который состоял из воды и чуть-чуть риса, мы должны были петь песни, прославляющие Коммунистическую Партию Китая, и повторять такие строки на китайском: «Да здравствует Си Цзиньпин!» и «Снисхождение раскаявшемуся и наказание сопротивляющемуся».
Нам было дано семь дней на то, чтобы выучить распорядок лагеря, и четырнадцать, чтобы выучить наизусть книгу о коммунистической идеологии. Женщин, которые не могли петь из-за слабого голоса или которые не могли выучить распорядок лагеря, наказывали, лишая еды и избивая. В теории, нам полагалась еда три раза в день, но иногда не было никакой еды целый день, а когда еда была, то в основном, булочки на пару. Я должна отметить, что количество выдаваемых нам булочек уменьшалось, а число людей в камере росло. Нам никогда не давали фруктов или овощей.
Нас заставляли принимать неизвестные таблетки и пить какую-то белую жидкость. От таблеток мы теряли ясность сознания и способность в восприятию. От белой жидкости у некоторых женщин пропадала менструация, у других случались кровотечения и даже смерть. Меня также заставляли принимать какое-то неизвестное лекарство. Мне проверяли рот пальцами, чтобы убедиться, что я проглотила таблетку. После этих таблеток я теряла способность здраво мыслить, у меня исчезал аппетит.
В течение долгих дней и ночей допросов мне задавали одни и те же вопросы: «Кого вы знаете за границей? С кем вы близки? На какую организацию вы работаете?» Я думаю, что поскольку я жила какое-то время за границей и говорила на иностранных языках, они считали меня шпионкой.
Я отчетливо помню пытку, которой меня подвергли на тигровой скамье /прим. тигровая скамья — распространенный в Китае вид пыток, используемый полицией до сих пор/ во время моего второго тюремного заключения. Меня отвели в специальную комнату с электрическим стулом. Это была комната для допросов, в которой стоял электрический стул и висела лампочка. На стене висели ремни и жгуты. Меня посадили на стул и сковали по рукам и ногам. Меня заранее побрили наголо для наибольшего эффекта. На голову мне надели что-то наподобие шлема. Каждый раз, когда по мне пускали ток, мое тело начинало резко трястись, и я чувствовала боль в венах.
Я думала, что лучше умереть, чем проходить через эти пытки, и я умоляла их убить меня. Они меня оскорбляли унизительными словами и настаивали на признании вины. Но я не была вовлечена ни в какую политическую деятельность во время пребывания за границей. Тогда они стали применять ко мне психологические пытки. Они мне сказали «твоя мать умерла, а твой отец отправится в тюрьму на пожизненное. Твой сын попал в больницу и тоже умер. Глаза твоей дочери навсегда останутся скошенными, и ее выбросят на улицу, так как ты не сможешь о ней заботиться. Вся твоя семья развалилась из-за тебя».
Самые ужасные дни наступали тогда, когда на моих глазах умирали сокамерницы. Ночи в лагере всегда были очень занятые — людей перемещали между камерами и выносили мертвые тела. В тишине ночи мы слышали, как мужчины из других камер кричат в агонии. Мы слышали избиения, как кричат мужчины, как людей вытаскивают в холл, потому что цепи на запястьях и щиколотках издавали ужасный звук, когда человека волочили по полу. Мысль о том, что эти мужчины могут быть нашими братьями и отцами, были невыносима.
Мне пришлось стать свидетелем девяти смертей в нашей камере, из 68 человек за три месяца. Если только в нашей маленькой камере, камере номер 210, умерли девять человек, я не могу представить, сколько смертей было по всему Синьцзяну.
Одой из жертв стала 62-летняя женщина по имени Гульниса. Ее руки тряслись, у нее были красные пятна по всему телу, и она не могла ничего есть. Она была очень больна, но врачи в лагере постановили, что она была в порядке. Врачи в лагере должны были говорить, что пациенты в порядке, потому что в противном случае администрация могла решить, что врачи симпатизируют или помогают узникам. Однажды Гульнису подвергли унижениям за то, что она не выучила наизусть строки на китайском, и она уснула в слезах. Она спала очень тихо в ту ночь, а ее тело было слишком холодным, когда мы попытались разбудить ее утром. Она умерла во сне.
Там была другая девушка, 23-летняя Патемхан. Ее мать умерла, а мужа, отца и брата забрали в лагеря. Ее преступление заключалось в том, что она в 2014 году была гостем на свадьбе, сыгранной по исламским традициям, где люди не танцевали, не пели и не пили алкоголь. Она сказала, что все 400 гостей той свадьбы были арестованы и отправлены в лагеря. Когда ее забрали, у нее осталось двое детей без присмотра. Она была в этом лагере уже год и три месяца, и каждый день сходила с ума, не зная, что происходит с ее детьми. В течение месяца у нее были сильные менструальные кровотечения, но ей отказывали в медицинской помощи. В одну из ночей, когда она стояла с другими женщинами, она внезапно упала на пол и перестала дышать. Вошли несколько человек в масках, оттащили ее за ноги и унесли».
5 апреля 2018 года Михригуль Турсун вышла из лагеря. За два часа до освобождения китайские власти сделали ей неизвестный укол, и она была уверена, что умрет. Михригуль дали на подпись заявление, которое она зачитала на камеру: «Я гражданка Китая, и я люблю Китай. Я никогда не сделаю ничего плохого Китаю. Китай меня воспитал. Полиция меня никогда не задерживала, не пытала и не допрашивала».
Михригуль Турсун удалось уехать из Китая только благодаря тому, что ее дети — граждане Египта. После освобождения из лагеря, она поехала в Пекин, где провела двадцать дней, потому что ей трижды отказывали в посадке на рейс до Каира.
Власти Китая предупредили ее, что после того, как она отвезет детей в Египет, она должна снова вернуться в Китай, так как ее родители и родственники все еще живут там и в любой момент их могут отправить в лагеря.
28 апреля Михригуль приземлилась в Каире. 21 сентября она прилетела в Вашингтон и с тех пор проживает в Вирджинии.
28 ноября 2018 года она дала показания на слушаниях в комитете Сената по делам Китая, где председательствовал сенатор Марко Рубио. Никогда еще на слушаниях Конгресса не воцарялась такая мертвая тишина, перебиваемая только слезами Михригуль и присутствовавших в зале людей. Сенаторы слушали историю Михригуль Турсун с выражением ужаса на лицах и только держались руками за голову.
В зале присутствовал уйгур, гражданин США Мурат Атаман, брата которого Дильшата во второй раз посадили в концлагерь в Синьцзяне. Дильшат уже отсидел ранее в лагере пять лет — за то, что недостаточно быстро удалил «неправильный» комментарий на своем образовательном сайте, а теперь с июня находится в лагере в Урумчи.
Итогом слушаний должно стать принятие Акта о Правах Человека Уйгуров, который бы позволил применить санкции в рамках Глобального Закона Магнитского против китайских чиновников за репрессии в отношении мусульман Синьцзяна. Вторая мера, введения которой будет добиваться Конгресс, — санкции против тотального слежения за гражданами, в частности, запрещающие американским компаниям продавать китайцам технологии.
Как пояснил мне чиновник Госдепартамента США, ответственный за принятие этих решений, технологические санкции — это то, что в будущем ждет и Россию, которая уже активно вводит технологии тотального слежения за гражданами.
Системы тотального слежения в Китае производит китайская национальная импортно-экспортная корпорация электроники CEIEC. Она успешно экспортирует свой товар в страны Латинской Америки — там главными ее клиентами являются Венесуэла, Бразилия и Эквадор. Примечательно, что единственный европейский офис CEIEC находится в Москве.
P.S. Один из сенаторов спросил Михригуль Турсун, чувствует ли она себя в безопасности здесь, в США. Михригуль сказала, что несколько раз замечала за собой слежку людьми китайской наружности, и попросила принять меры по защите китайских диссидентов от правительства Си Цзиньпина.