Сделано на зоне. Чем омские зэки балуют начальство: резные шахматы, рыцарские латы и даже прогулочные яхты

Между тем, чем больше узнаешь о внутриколониальной жизни «шестерки», тем все интереснее звучит первоначальная версия тюремщиков, что это был конфликт между «лицами отрицательной направленности» и «лицами положительной направленности». Оказалось, что «положительно направленные» заключенные — это те, кто ремонтирует личные машины сотрудников колонии, строит им яхты и голубятни.

Новые свидетельства бывших заключенных ИК-6 Омска. Все имена и фамилии изменены в целях безопасности.

«Главный гад зоны»

Кирилл Иванов: «Актив на ИК-6 оборзел запредельно, они издеваются, а администрация их поддерживает. Активистов очень много на зоне. В последнее время там даже платили, чтобы стать дневальными. Сейчас молодняк повезли в колонии за наркотики. И сотрудники им внушают: дневальный каждый день звонит домой, на улице не будешь часами стоять, днем можно поспать и т.д.

Главный активист на зоне — это Стас Лунин. Он главный гад зоны. Гад — это тот, кто издевается над себе подобными. Ему 33 года. Лунин скоро может уйти по УДО. (Станислав Лунин — один из лидеров омской «героиновой» ОПГ с жестко выстроенной системой распространения наркотиков — от получения крупных партий героина и до легализации полученных денег. В 2014 году Лунин был приговорен к 12 годам строго режима.— Е. М.)

На переднем плане Станислав Лунин, за ним — член той же наркобанды Виталий Любоженко. Фото omskregion.info

У Лунина самые лучшие условия на зоне. Он живет на втором этаже, где столовая и пекарня. У него отдельное помещение, несколько комнат, есть еще потайные комнаты. Там диваны, музыкальные центры, телевизоры, игровые приставки ПлейСтейшен. Ну, такой гостиничный номер на три звезды. Так хорошо на зоне он живет с 2016 года.

Когда Лунин приехал, его в адаптацию дневальным поставили (существование отрядов адаптации не предусмотрено УИК РФ, это самоуправство колоний. В отрядах адаптации сотрудники и активисты колонии обычно подвергают заключенных издевательствам и пыткам, требуя выполнять любые их прихоти и распоряжения. — Е.М.). Туда обычно дневальными ставят подкаченных, здоровых и борзых. Вот он такой здоровый и борзый. Потом он был завхозом в адаптации. Там и до него-то люди были не из лучших, но он совсем затянул гайки. Они и бьют, и заставляют приседать, лишь бы только администрации понравиться, чтобы прийти и рассказать: «Мы над ними поиздевались и так, и так». И, чтобы администрация им сказала: «Молодцы, парни, отлично работаете. Чего хотите, говорите».

В адаптации я пробыл три месяца. Ты целый день стоишь на улице, в барак не пускают, независимо, какая температура на улице. Ну, может завхоз сказать: «Ну, ладно, сегодня холодно, пусть они посидят в тепле». У кого есть деньги, те сами предлагают завхозам: «Давайте как-нибудь порешаем вопрос, пустите нас в барак».

У Лунина в колонии отстроена система: может за какую-ту ерунду отправить в барак на прокачку. А может и избить. Его боятся заключенные. У него и свита есть. Ваня Егоров — это его правая рука. Он молодой, 1994 года. Он с ним живет там, в номерах. Потом Балашов — завхоз бани. Вместе с Луниным еще один «платежник» из Челябинска, который ему платит за хорошую жизнь.

У Лунина есть свои объекты — столовая, пекарня, баня, колбасный цех на промке. Он постепенно своих людей туда ставит завхозами. И постепенно подминает под себя объекты. Все это с одобрения Алексеева (начальника колонии) сделано.

справка
 

Начальник ИК-6 Омска Николай Алексеев

Начальник ИК-6 Омска — Николай Алексеев. Возглавляет колонию с 2012 года. В 2004–2006 гг. был начальником ЛИУ-2 (лечебно-исправительного учреждения) Омска. С 2008 в течение трех лет руководил УФСИН по Республике Калмыкия. А потом его вдруг резко понизили в должности — в декабре 2011 года Алексеева отправляют на Сахалин на скромную должность начальника ЛИУ-3. Через год возвращают в родной Омск руководить «шестеркой». О Калмыкии и Сахалине Алексеев в своей официальной биографии почему-то не упоминает.

Алексеев — учредитель «Российского союза ветеранов Афганистана» в г. Кемерово и Кемеровской области, а также садоводческого некоммерческого товарищества «Ремонтник» в Ленинградской области.

Согласно официальной декларации о доходах, в год начальник ИК-6 зарабатывает чуть больше 1 400 000 рублей, а его жена — менее 150 тысяч в год. Тем не менее у них есть участок земли в полтора гектара, две квартиры и машины. У Алексеева — Toyota Land Cruiser Prado, а у его супруги — BMW X5, которую она недавно сменила на Toyota Rav 4.

Начальник ИК-6 считает своим наставником бывшего начальника УФСИН по Омской области Николая Папичева, которого омские правозащитники называют основателем пыточной системы в омских колониях. Несколько лет назад, вскоре после выхода на пенсию, Папичев был убит.

У Лунина под властью еще и отряд № 3, в котором проживают зэки, работающие в столовой, пекарне, бане и колбасном цехе. Это, так сказать, подчиненные Лунина. Несмотря на то, что это рабочий отряд, существует он по правилам самой жестокой адаптации. Вообще он считается пресс-бараком, где заправляют приспешники Лунина, гады поменьше. Когда Лунин отправляет своего работника в барак на репрессии, там его встречают прессовщики, а именно Дмитрий Петров (завхоз барака) и непосредственно исполнители зверств Нурланов Алибек и Селезнев Евгений. Человеку вручается ведро, тряпка и он отправляется драить весь барак. Перед этим Нурланов и Селезнев заводят его в секцию и заставляют приседать (примерно раз 800–1000) и отжиматься, чередуя это с избиениями в качестве стимула. Как после таких экзекуций проходит мытье полов на корточках под всеми кроватями лучше не знать. Причем мытье происходит постоянно и счет идет у некоторых на месяцы, пока Лунин не амнистирует.

В противном случае замучается «собирать кочки».

Причины, по которым Лунин отправляет на репрессии, смехотворны. Например, одного зэка он отправил на истязания за то, что тот просто прогуливался по локальному участку хоздвора, другого за то, что стоял в очереди в уличный туалет. Еще двое ребят отправились в барак после его слов: «Что, жизнь веселая!?» За то, что находясь в курилке, когда он проходил мимо, общались между собой и смеялись.

Также Лунин избивает зэков у себя в кабинете. Однажды он избил осужденного настолько сильно, что тот какое-то время пролежал в санчасти. Зовут избитого Нурик-казах. На Лунина он не работал. Нурик обратился по данному инциденту к оперативникам. Но Лунина никак не наказали.

Начальник Ик-6 Омска Николай Алексеев

Сотрудники колонии тоже принимают участие в издевательствах. У них свои причуды. Допустим, нельзя одному передвигаться по плацу. Если кто-нибудь один идет по плацу, и сотрудник его не знает, то он его утянет в дежурку и там его веслом отходит. Весло — это такая деревянная палка, расширенная на конце. Ноги врозь, руки на стену. И лупят по ягодицам. Мне когда прилетало, то на третьем ударе ноги отказали».

Петр Жаров: «Сотрудники администрации говорят: «Вы все должны делать с «разрешите», даже повернуться тоже с «разрешите». Я задаю вопрос: «А почему?» Они: «Тебе что-то не нравится?» Я говорю: «Да». Ну и все, за это я получил два раза по 15 суток.

В колонии, как только ты заходишь в дежурную часть, говорят: «Корпус 90 градусов». Если отказываешься, тебя избивают. Отказываешься брать тряпку и сотрудникам администрации пол помыть, тебя избивают. За жалобы тоже избивают. В основном это делают сотрудники отдела безопасности и два-три дневальных из карантина.

Ну а Лунин может наравне с сотрудниками ходить по колонии. И некоторым младшим сотрудникам — сержантам и простым инспекторам — команды отдавать. Например, чтобы пройти в КДС (комнату длительных свиданий) из жилзоны, которая отделена забором. В КДС обычно находится сотрудник. Лунин ему туда звонит, говорит: «Быстренько мне дверь открой». Лунин реально второй человек после начальника».

«Бондовая» монетизация

Петр Жаров: «В столовой можно за сигареты взять нормальной еды, то есть то, что положено тебе по закону — яйца, мясо и тому подобное. Допустим, килограмм жареной картошки можно взять за пачку либо две пачки «Бонда». Мясо — по отдельной сумме — 3–5 пачек «Бонда» за килограмм. Там все в основном в сигаретах «Бонд» продается. Потому что в магазине при колонии продаются именно эти сигареты. Все сигареты, которыми расплачиваешься, собирают и обратно везут в магазин продавать.

Если зэк хочет нормально кушать, то это стоит 2–3 тысячи в месяц. Либо за это сигаретами платить, либо наличкой — дается номер какой-нибудь левой сбербанковской карты. И деньги туда переводятся со свободы. Тогда будет чуть-чуть лучше питание. А если хочешь нормальное мясо есть, это примерно по 10–12 тысяч в месяц надо платить. Представьте, сколько это денег! То, что в столовой готовят на всех, кушать невозможно. Еда там отвратительная. В основном вареное сало, кожура куриная с волосками, да крупа непонятная.

Чтобы помимо передачи 20 килограммов, как положено, передать больше, допустим, пять мешков картошки или крупы, идешь к начальнику ОБ (отдела безопасности) договариваться либо с оперативным начальником, с кем у тебя более-менее налажены отношения. Когда ты договариваешься, тебе и комнатку выделяют для хранения продуктов. К тебе тогда особое отношение. Ты себе завез «Газелями» продукты, и сотрудники потом могут прийти и спросить: «Чего у тебя есть? Дай чего-нибудь пожрать».

Михаил Рыбалко

Дмитрий Бирюков: «Поскольку я работал на администрацию, то когда мне нужны были продукты, я подходил к своему куратору — начальнику отдела безопасности Рыбалко Михаилу Алексеевичу (с апреля 2018 года подполковник Михаил Рыбалко начальник ИК-10 Тверской области. — Е. М.) и говорил: «Мне надо то-то и то-то из продуктов питания, я хочу кушать». Он говорил: «Мы тоже хотим кушать». То есть им надо то-то и то-то. Получается, себе продукты завожу и какую-то часть отдаю администрации. Хотя в зоне зэки в столовой готовят отдельную еду на сотрудников. И, конечно, сотрудники за это ничего не платят.

Завозил я в основном крупы: гречку, рис, горох. Мясо не завозил, его можно приобрести в колонии. Это не было проблемой. Ведь на колонию выделяют на каждого заключенного определенное количество продуктов питания, в том числе и мясо. Но когда в столовой мясо отваривают в котле, то на кость списывают больше, чем она реально весит. То есть 3–4 килограмма мяса легко списать на кости. Никто это никогда не перевешивал.

Деньги, которые зэки платят за мясо, переводят на карточку Сбербанка, либо на номер телефона. Я звонил домой и родственники переводили деньги. Килограмм мяса выходил в среднем 200–240 рублей. Обычно я брал по 5–10 килограммов мяса, но не сразу, а где-то по полкилограмма. Готовил я себе сам прямо в отряде».

Петр Жаров: «ИК-6 — это коммерческая зона. Завхоз делает предложение: плати столько-то в месяц, и тебя никто не трогает из сотрудников администрации. Если ты отказываешься, то тебе устраивают не очень приятную жизнь. Чистой воды вымогательство».

Кирилл Иванов: «Сколько надо платить в месяц, чтобы хорошая жизнь была? Цена договорная, от 5 до 30 тысяч рублей. Кто на карточку, кто сигаретами платит. Во всех отрядах у завхозов есть лица, которые живут в отряде и не работают. Это так называемые «платежники». Вот заходит в зону «хозяин» (так заключенные называют начальника колонии. — Е. М.), ну Алексеев, все выбегают на улицу строятся и орут: «Здравствуйте!» А плательщики могут не выбегать на улицу, они сидят в бараках. Такая у платежников программа, такие приятности им делаются».

Кирилл Иванов: «У Лунина с Алексеевым постоянно переговоры, они могут просидеть у Лунина в кабинете пару часов. Или начальник идет по обходу колонии, Лунин обязательно идет с ним, все двери ему открывает. Начальник идет, говорит: «Тут надо ремонт сделать. Что-то мне стены в столовой не нравятся, и кирпичи облезлые какие-то». А Лунин только и говорит: «Понял, понял». И в книжечку все записывает. После этого завхозы запасы достают и начинают ремонт. Если нету запасов, зовут платежников, дневальных и говорят: «Пацаны, надо скинуться». Открывается Сберкарта или сим-карта. Ремонт в этих зданиях делается за счет осужденных.

Дмитрий Бирюков: «В колонии раз или два раза в год идет ремонт всей колонии, то есть покраска, побелка, ремонт отрядов и т.д. И обычно сотрудники говорят: надо краску на отряд, линолеум, плитку, краны, то есть строительные материалы. Вот я это все и покупал».

Петр Жаров: «Хотя на ремонт колоний выделяются средства из федерального и областного бюджетов. Если кто-то начнет говорить, что незаконно собирают деньги, завхоз быстренько это пресекает, идет в администрацию и говорит, и этому недовольному устраивают просто невыносимую жизнь: объяснительные, изолятор, избиения и т.п.».

Кирилл Иванов: «Потом Алексеев может сказать на обходе Лунину: «Что-то мне кухня на даче уже надоела». — Лунин: «Все, понял». И на следующий же день для «хозяина» в цехе деревообработки начинает делаться новый кухонный гарнитур. На личную кухню Алексееву мебель делается в первую очередь.

Алексеев уже обставил и свой дом, и свою дачу, и дачи всех родственников. Что только ему ни делали! (Судя по рекламному буклету УФСИН по Омской области, в ИК-6 помимо кухонных гарнитуров и уличной мебели, производят и эксклюзивную резную мебель из массива дерева — кресла, банкетки, бюро, лестницы, столы, консоли, комоды и т.д. — Е. М.) Например, недавно Алексееву голубятню двухэтажную делали. Высокая такая! Мы, когда ее собрали, так с нее можно было на волю посмотреть. Потом столики всякие делали, диваны, кресла, стулья… Постоянно что-то делается на «хозяина», и все надо сделать самое лучшее, запредельное. Зэки так трясутся вокруг этого: чтобы это было суперкруто, обязательно какую-нибудь фишку придумывают, чтоб все резное было, кожаное, все налакировано, чтоб блестело, аж слепило всех вокруг…

Еще Алексееву делали трамплинчик к бассейну. Судя по размеру трамплинчика, у обычных людей вся дача такого размера, какой у него бассейн на даче (напомним, размер земельного участка Алексеева — полтора гектара. — Е. М.).

Не только Алексееву делают мебель и всякое прочее, но и замначальника по БИОР (по безопасности и оперативной работе) Василию Долгову тоже делают. Замполиту Сергею Нечаеву делали огромные ворота на дачу, с вензелями.

Сергей Нечаев на встрече с родственниками заключенных. Кадр YouTube, источник: gulag.info

(Сергей Нечаев — тот самый полковник из ИК-6, который через пару дней после бунта отказался давать родственникам заключенных информацию о местонахождении их родных, сославшись на «следственную тайну». Ну, а кованые изделия, в том числе решетки, ограждения, ворота, мебель с элементами ковки также рекламируются в буклете омского УФСИН. — Е. М.).

Сабли, рыцари и нарды

Сабли, сделанные силами омских заключенных

Дмитрий Бирюков: «Я состоял в секции СДиП (секции дисциплины и порядка, формировавшиеся из числа осужденных, и ставшие настоящими репрессивными органами в руках администраций колоний, запрещены по всей стране с 2010 года приказом Минюста РФ. Тем не менее во многих колониях России эти незаконные формирования продолжают действовать. — Е. М.). То есть я был среди осужденных, которые работают на администрацию. Мой непосредственный куратор — начальник отдела безопасности Рыбалко Михаил Алексеевич. Администрация таким, как я, покрывала мелкие правонарушения без  всяких взысканий. Я мог не спать, а пойти посмотреть телевизор, когда у меня свободное время вечером. Мог не ночевать в отряде и оставаться на рабочем месте даже без предупреждения, по своему усмотрению.

Мы знали, что СДиП запрещены законом. Поэтому, когда приезжало управление, нас разгоняли по отрядам. А так члены этой секции обычно находятся рядом с сотрудником администрации, допустим, на пропускном пункте. Когда осужденный выходит с жилзоны на промзону, там идет визуальный досмотр, то есть осужденные раздеваются до нижнего белья, проходят через металлоискатель. С собой заключенный на промзону может пронести чай, сигареты, спички и туалетную бумагу. А если он несет что-нибудь еще, например, еду, а сотрудник его пропускает, то заключенный из СДиП подмечает это и потом все докладывает начальнику.

Система такая: контроль за сотрудниками ведут осужденные, а сотрудники — за осужденными. Выявить таких осужденных очень легко. Когда приезжают с управления, такие зэки ходят свободно, не обращают внимания на администрацию. Я свободно передвигался и по промзоне, и по жилзоне. Единственное, что я не мог — это выйти из зоны.

Какую работу я выполнял для куратора? Моей обязанностью было смотреть за сотрудниками администрации, то есть выполнять функции младшего инспектора. Я сидел на пропускном пункте, пропускал осужденных из жилзоны в промзону. Я там был без сотрудника, то есть на свое усмотрение решал, кого можно, а кого нельзя пропускать.

Еще я должен был следить, что заносят в колонию и что выносят из колонии. На промзоне производится очень много разных изделий, которые идут на продажу: нарды, ножи сувенирные, огромные металлические рыцари, детали для производства двигателей. В основном сотрудники администрации выносят сувениры, то есть нарды, шахматы, изготовленные вручную. А они очень дорогие, в магазинах стоят по 100 тысяч. Например, заключенный Саша делал шашки из металла. Это единичные экземпляры. В основном на подарки он делал.

Шахматы, сделанные заключенными

По заказу тюремщиков им делают очень качественные ножи, сабли, мечи, которых в магазине не купишь. Такие изделия участвуют в выставках. Они занимали вторые-третьи места по Омской области.

Саблю не спрячешь, поэтому все идет с разрешения начальника. Кто самовольно выносит, тех наказывают. Поэтому мы и смотрели за сотрудниками, кто чего выносит. Просто составляли список — фамилия и что вынес. Список я непосредственно отдавал своему куратору.

Иногда начальник приходил и говорил — надо сделать столько-то нард, шахмат, сабель для управления ФСИН по Омской области, то есть на подарки. Они нигде не проходили, выносились без всяких накладных.

Управление иногда приезжало с проверкой в колонию, делали какие-то замечания несущественные, а в это время осужденные из промзоны бегут прямо с коробками нард и с саблями через мой пост, где я находился. Я их останавливал, говорю:

Потом замечания от управления быстро устранялись, либо они вообще не записывались в журнал».

Ничего не вижу, ничего не слышу

Петр Жаров: «Местные проверки приезжали и якобы они ничего не видели. И местная ОНК, и Мингалимов приезжали (Раиф Мингалимов — председатель ОНК Омской области первых трех созывов, ныне — председатель наблюдательного Совета при УФСИН Омской области. — Е. М.). И этот Мингалимов с такой ухмылочкой мне говорил: «Ну как, все ли тебя сейчас устраивает? Водичка есть, смотри, заметь, даже горячая». Ну, вот такой он, типа правозащитник.

Меня как-то вызвали к начальнику, я захожу, а там сидит какой-то мужик. Я знаю, что при общении с администрацией никто лишний не должен присутствовать. Он говорит: «Я прокурор». И у меня Алексеев, ну начальник, спрашивает: «Ты работать пойдешь?»

Вот так я познакомился с Алексеевым и прокурором по надзору Мязиным (вскоре Андрей Мязин приказом Генпрокурора Юрия Чайки был назначен прокурором Омского района. — Е. М.). После этого я получил две пятнашки (то есть два раза по пятнадцать суток. — Е. М.) изолятора».

Кирилл Иванов: Пишет ли кто-нибудь жалобы в этой колонии? Да ну прям, нет. Единственные, кто там может написать жалобы, это пенсионеры. Там есть отряд дедов — инвалиды и пенсионеры. Дедам пофиг, они строчат. Но только когда «размороз» колонии, ну то есть послабления. А сейчас они в такой режим поставлены, что особо и не пишут. Сейчас колония «заморожена»: зэков прессуют, адаптация, наворачивают режим, ни телефонов нет, ничего».

Петр Жаров: «Там даже медицинской помощи реальной нет. Если у тебя температура 38–39, то постельный режим не дают. Медработник говорит: «Иди, с начальником отдела безопасности договаривайся, если он тебе разрешит присесть или прилечь, тогда только я дам тебе постельный режим». То же самое с лекарствами, всем заправляет начальник отдела безопасности — какие лекарства тебе разрешить, а какие не разрешить».

Кирилл Иванов: «Там на зоне сейчас игра идет за власть: между операми и безопасниками, между «хозяином» и БИОРом. Они завоевывают себе объекты в распоряжение, они завоевывают отряды себе во власть. Сегодня, допустим, у этого отряда куратор оперативный отдел, а завтра там все переменилось, и ОБшники захватили этот отряд. Как можно захватить отряд? Допустим, стоял завхоз в бараке от оперов. Сотрудники отдела безопасности копают постоянно под этот отряд, чтобы найти какие-нибудь нарушения и смещают завхоза. Там все завхозы чьи-то «друзья», ну в кавычках, просто работают на них. И они сливают информацию либо в отдел безопасности, либо в оперотдел».

Доспехи рыцарские, сделанные трудом заключенных омских колоний

Рабсила из промзоны

Петр Жаров: В промзоне есть швейка (швейный участок). Когда приходит проверка, оттуда всех выгоняют, кто не стоит на ставке. Ставок там десять. Они раскидываются по 500, 600, 700 рублей на зэка и перечисляются на счет в магазине. То есть реально там работают человек 200, а когда проверка приходит, то оставляют десять человек. Там шьют берцы, прокурорским работникам ботинки, одежду сотрудникам администрации.

Там есть завхоз швейки, к нему подходит сотрудник администрации и говорит: «Надо сделать на управление три костюма. Вот размеры, вот материал». И взамен какие-то поблажки дает — или поспать можешь, или зайдешь в столовую и нормально поесть, либо сигареты. В основном в зоне в ходу сигареты, потому что за сигареты можно сделать все. Я себе там также пошил костюм зэковский. Костюмы же быстро изнашиваются. Если материал со швейки, то это стоит два-три-четыре блока «Бонда». Если свой материал приносишь, то примерно блок, а можно и за половину блока договориться».

Кирилл Иванов: На промке есть два гаража, большой и малый, большой — это типа СТО (станция техобслуживания), а малый — «хозяйский», это лично Алексеева.

Петр Жаров: «В гараже работают зэки. В «хозяйском» гараже делаются и тюнинги, и все самое крутое. Там не просто жестянка, покраска, там даже выливают из стеклопластика спортивные крылья… Простая машина загоняется, а на вид спортивная выгоняется. Или перевертыш загоняется, а спортивная выгоняется. Там даже кресла полностью все перешивали кожей. Зэкам за ремонт машин платят в пределах трех-четырех тысяч рублей в месяц».

Дмитрий Бирюков: «Хозяйский» гараж — это закрытая территория, туда простых осужденных не подпускают. Там находится бригадир гаража, который непосредственно ходит к начальнику, и начальник ему дает указания. То есть туда даже администрацию не подпускают. Зовут его Владислав. Он непосредственно общается с начальником колонии.

При мне пригоняли туда машины с воли на ремонт, но только с разрешения начальника. Чьи это машины были, я не могу сказать. Но это явно были не сотрудников, потому что сотрудники всегда жаловались: «Вот я не могу пригнать машину в «хозяйский» гараж, чтобы хорошо отремонтировали, только в общий. А там хуже машины ремонтируются. Зэки не так стараются».

Кирилл Иванов: «Еще у «хозяина» корабль есть. Не лодочка, а настоящая яхта. Прогулочный катер напоминает. Она белая, метров 25. Летом этого года на промке лежала. На починку или на покраску ее привозили. Как ее туда доставили, вообще непонятно. Она огромная нереально».

Большая яхта, построенная омскими заключенными

Петр Жаров: «На зоне строятся яхты для сотрудников. Сотрудник привозит материалы, а работа полностью зэков. Кто-то привозит свою яхту ремонтировать. Я две яхты видел на промзоне».

Дмитрий Бирюков: «На зоне есть катер, который, когда сезон открывается, вывозят на Иртыш. Опускают и по Иртышу ходят на нем, плавают, отдыхают. Я видел этот катер, он находится прямо на промзоне, на складе готовой продукции. Там и стоит всю зиму. По весне всю старую краску сдирают и начинают опять красить, перебирают двигатель. Этим занимаются осужденные, которые разбираются в таких вещах.

Катер этот белый, большой, метров восемь, если не больше, в длину. Он был сделан в колонии. Им пользуется администрация, начальник колонии любит на нем отдыхать…»

P.S.

Нам удалось найти «кораблики», на которых любят отдыхать омские тюремщики. Пришвартованы они на причале водно-моторного клуба «Каучук».

По словам хозяев соседних судов, в теплый сезон вечеринки на этих кораблях проходят в ежедневном режиме.

Эти катера сделали омские заключенные

В одном из недавних интервью начальник ИК-6 Николай Алексеев говорил, какие тюремщики сейчас нужны стране: «В наши дни в рядах уголовно-исполнительной системы нужны сотрудники, понимающие свой гражданский долг, с прочными нравственными, культурными и профессиональными устоями».

Может, гражданину начальнику с себя начать?