ЕСПЧ – о деле Стомахина

ЕСПЧ установил, что при рассмотрении первого дела публициста Бориса Стомахина Россия нарушила ст. 10 Европейской конвенции по правам человека. Мы излагаем аргументы суда.

9 мая 2018 года Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) вынес решение по жалобе издателя бюллетеня "Радикальная политика" Бориса Стомахина. Публицист обжаловал приговор Бутырского районного суда, который в 2006 году признал его виновным по ч. 2 ст. 280 и ч 1 ст. 282 УК (публичные призывы к экстремистской деятельности в СМИ, возбуждение ненависти) и назначил наказание в виде пяти лет лишения свободы с трехлетним запретом на журналистскую деятельность. ЕСПЧ присудил Стомахину компенсацию в размере 12,5 тысяч евро.

Это второе решение ЕСПЧ, касающееся применения антиэкстремистских статей УК российскими властями (первым стало решение по делу Станислава Дмитриевского).

Стомахин жаловался на нарушение Россией ст. 6 (право на справедливое судебное разбирательство), 10 (свобода выражения мнения) и 11 (свобода собраний и объединений) Европейской конвенции по правам человека.

Стомахин утверждал, что ст. 6 Конвенции российская сторона нарушила, так как суд отверг альтернативное экспертное заключение, некорректно истолковал показания свидетелей обвинения, сослался в приговоре на анонимную жалобу и показания заинтересованного лица, не принял во внимание показания свидетелей защиты, а также не подкрепил свои выводы достаточно вескими доказательствами. Однако ЕСПЧ полностью отклонил жалобу в части нарушения ст. 6 Конвенции, отметив, что не разбирает фактические и правовые ошибки национальных судов, если они не посягают на защищаемые Конвенцией права и свободы, а также что допустимость доказательств определяется национальным законодательством, а не ст. 6 Конвенции.

Поскольку участие Стомахина в деятельности незарегистрированной организации и участие в несогласованных митингах упоминалось в приговоре российского суда в качестве бэкграунда и как пример распространения спорной информации, ЕСПЧ решил рассматривать жалобу прежде всего в части, относящейся к ст. 10 Конвенции, оставив без внимания упоминание ст. 11.

ЕСПЧ решил, что приговор Стомахину можно считать вынесенным в установленном законом порядке и преследовавшим законную цель. Публицист был осужден за высказывания, которые, как сочли российские суды, были направлены против русских, православных, военнослужащих российской армии и сотрудников правоохранительных органов, что можно считать "защитой ... прав других лиц", а также "в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений" (п. 2 ст. 10 Конвенции). ЕСПЧ отдельно подчеркнул, что, как и в деле Дмитриевского, речь в случае высказываний Стомахина шла о "тяжелой ситуации в Чечне, которая ... требовала исключительных мер со стороны государства по подавлению незаконного вооруженного мятежа", и связанные с этой темой вопросы имели "крайне чувствительную природу и требовали особой бдительности со стороны властей".

Основное внимание ЕСПЧ уделил вопросу, можно ли считать вмешательство государства в право Стомахина на выражение мнения "необходимым в демократическом обществе". Отметив, что свобода выражения распространяется в том числе на информацию шокирующего характера и что пределы допустимой критики, адресованной государству, шире по сравнению с адресованной частному лицу и даже политическому деятелю, Страсбургский суд подчеркнул, что для ее ограничения должна быть убедительно доказана неотложная общественная потребность.

Учитывая, что Стомахин был осужден за высказывания с призывами к насилию и оправдание терроризма, ЕСПЧ добавил, что в таких случаях государство обладает особенно широким "пределом усмотрения" необходимости вмешательства в свободу выражения. Кроме того, судьи подчеркнули, что в случаях, подобных чеченскому конфликту, от государства требуется особое внимание к публикации мнений, оправдывающих применение насилия против государства, дабы СМИ не стали инструментами распространения языка вражды и поощрения насилия – однако между правом индивида на свободу выражения и правом демократического общества на защиту от террористических организаций должен быть найден справедливый баланс.

В связи с этим суд решил рассмотреть по существу поставленные Стомахину в вину высказывания и разбил их на три группы. В первую, самую большую, группу вошло 21 высказывание. ЕСПЧ установил, что в них действия чеченских сепаратистов романтизируются и идеализируются, а их противники представлены абсолютным злом; чеченские полевые командиры и организаторы терактов выставлены героями, а российские военные и сотрудники правоохранительных органов дегуманизируются.

Более того, в части высказываний содержится открытое отрицание демократических принципов и призывы к насильственному восстанию и вооруженному сопротивлению, а также одобрение терактов как формы борьбы и восхваление терактов, унесших жизни десятков мирных граждан. ЕСПЧ отдельно отмечает, что эти публикации были сделаны всего лишь через несколько месяцев и даже недель после терактов и таким образом особенно цинично посягали на уважение к жертвам; такой контекст давал властям основания для усиленного регулирования подобных высказываний.

ЕСПЧ подчеркнул, что в данном случае не имеет большого значения, что Стомахин, по его словам, был автором лишь некоторых из публикаций: он был владельцем и главным редактором "Радикальной политики", и очевидно, что он разделял изложенные в публикациях взгляды. Аргумент Стомахина о том, что он лишь выражал гражданскую позицию, суд отверг: вмененные ему высказывания вышли далеко за допустимые пределы критики и могут быть приравнены к превознесению терроризма и насилия, ведущего к гибели людей.

Отдельно ЕСПЧ остановился на высказываниях в связи с делом Юрия Буданова, в которых все российские военные и сотрудники правоохранительных структур описаны как маньяки, убийцы и т. д. Ссылаясь на практику рассмотрения дел о нарушениях прав человека в Чечне, Страсбургский суд отметил, что подобные обвинения в принципе могут быть обоснованными. Пределы допустимой критики должностных лиц и тем более целых государственных структур, таких как армия, особенно широки, и некоторая несдержанность в таких случаях может быть допустима, считает суд. Однако в данном случае ЕСПЧ пришел к выводу, что авторы высказываний вышли за рамки, стигматизируя и дегуманизируя военных.

Таким образом, с учетом специфики контекста в связи с контртеррористической операцией в Чечне, ЕСПЧ принял, что эти высказывания могли возбуждать вражду к федеральным войскам и правоохранительным органам и подвергать их риску физического насилия, и таким образом решение российского суда было основано на относимых к делу и достаточных соображениях. Кроме того, ЕСПЧ отметил, что хотя встречающееся в ряде высказываний именование Масхадова президентом и главнокомандующим и воспроизведение его указов само по себе не возбуждает вражду, оно было сделано в контексте глорификации чеченского вооруженного сопротивления и его насильственных методов, поэтому упоминание этих высказываний в приговорах российских судов соответствует принципам практики Страсбургского суда.

Во вторую группу ЕСПЧ поместил шесть высказываний, в которых действия российских властей называются геноцидом чеченского народа, освещается "убийство экс-президента ЧРИ Зелимхана Яндарбиева" и содержится призыв собирать сведения о "преступлениях" российских властей в Чечне, чтобы впоследствии виновных можно было привлечь к ответственности. Кроме того, в высказываниях содержались призывы немедленно провести психиатрическое освидетельствование всех военнослужащих, а также бойкотировать президентские выборы в России. ЕСПЧ счел, что подобные высказывания не могут быть восприняты как призывы к насилию или его оправдание, а лишь критикуют, пускай и в особо резкой форме, действия российского правительства.

По мнению Страсбургского суда, призывы к бойкоту выборов были сделаны в период избирательной кампании, когда свободное выражений мнения особенно важно, а призыв провести психиатрическое освидетельствование не является противоправным и возбуждающим ненависть, как то решил российский суд. Таким образом, неотложной потребности в ограничении свободы Стомахина выражать мнение в этом случае не было.

В третью группу вошли два высказывания о русских, которые были охарактеризованы автором как рабовладельцы, и православных как "охреневших". ЕСПЧ полагает, что атаки и изображение в негативном свете целых этнических и религиозных групп, например, связывание их в целом с серьезными преступлениями, противоречит ценностям толерантности, общественного мира и недискриминации. Поэтому выводы российского суда в ЕСПЧ сочли достаточными для оправдания вмешательства в права Стомахина, хотя в приговоре и не указано, какие конкретно высказывания были дискриминационными по отношению к православным.

Отдельно ЕСПЧ рассмотрел вопрос пропорциональности наказания. По мнению суда, лишение свободы с запретом на журналистскую деятельность, в особенности на такой длительный период, исключительно за высказывания является крайне жесткой мерой, которая требует очень убедительных оснований. Сделанные российскими судами указания на особенности личности Стомахина и общественную опасность его деяния ЕСПЧ считает недостаточными, учитывая что до этого тот вообще не имел судимостей. Страсбургский суд подчеркивает, что на момент публикации текстов Стомахин не был широко известной и влиятельной фигурой, он лишь распространял малотиражное издание, что существенно снижает потенциальное воздействие высказываний на права других граждан, национальную безопасность и общественный порядок. Таким образом, назначенное российским судом наказание ЕСПЧ счел непропорциональным.

Трое судей ЕСПЧ высказали собственные мнения по делу. Если "частично особое мнение" судьи Пастора Вилановы касалось порядка распределения компенсации, то "совпадающие мнения" судей Йедерблом и Келлер посвящены сути дела. Йедерблом и Келлер отметили, что не считают высказывания о православных и о русских атакой на этнические и социальные группы в целом: хотя сами по себе они воспринимаются как оскорбительные, из контекста публикаций ясно, что речь идет не обо всех православных или всех русских, поэтому такие высказывания не могут быть криминализованы.

По мнению судьи Келлер, ЕСПЧ неверно обосновал свое решение. Во-первых, судья полагает, что раз российские суды оценивали высказывания в целом, то и ЕСПЧ не должен был рассматривать их по отдельности, тем самым оценивая заново, тем более что он не является апелляционной инстанцией. Во-вторых, Келлер считает, что рассмотрение множества высказываний по отдельности чревато произволом в оценках, и приводит в пример три высказывания, названные оправдывающими терроризм, которые в отрыве от контекста таковыми могут и не являться. В-третьих, в мнении Келлер отмечено, что оценка воздействия высказываний должна производиться не в рамках анализа пропорциональности наказания, а в рамках рассмотрения необходимости вмешательства в право на выражение мнения. В-пятых, в решении ЕСПЧ оставлен открытым вопрос о соответствии запрета на журналистскую работу ст. 10 Конвенции. По мнению Келлер, включенное в ч. 2 ст. 280 УК дополнительное наказание в виде запрета на занятие должностей либо определенную деятельность не отвечает требованиям ст. 10 Конвенции о минимальной предсказуемости закона, т. к., используя эту формулу, суд может запретить совершенно любую деятельность.

Неясно, о каких конкретно должностях идет речь, а также что влияет на ужесточение и смягчение наказания. Это, отмечает Келлер, дает государству карт-бланш на санкции любой строгости. Судья считает, что настолько широкая свобода усмотрения, которой наделено государство в данном случае, не должна давать оснований для запрета на журналистскую деятельность, тем более что само по себе понятие "запрет на журналистику" может толковаться широко.