РИА Новости. Илья Питалев
Незаконное давление на адвокатов, недопуск защитников в государственные здания, бюрократические "рогатки" и препоны, противостояние сильной и слабой сторон в уголовном процессе, необходимость защиты коммерческой тайны как основание для проведения заседания в закрытом режиме и доверие граждан к адвокатуре прокомментировал в интервью РАПСИ вице-президент Адвокатской палаты Москвы, заместитель председателя Комиссии Совета ФПА РФ по защите прав адвокатов, партнер, соруководитель уголовно-правовой практики коллегии адвокатов "Pen&Paper" Вадим Клювгант.
Защитник также рассказал о балансе правотворчества и правоприменения, необходимости принятия инициатив адвокатского сообщества и способах борьбы с "карманными" адвокатами.
— Восемь лет назад, вы говорили, что на адвокатов по резонансным делам постоянно оказывается давление. Эта проблема актуальна?
— Существует большая и больная проблема воспрепятствования адвокатской деятельности и разных видов незаконного вмешательства в неё. Для адвокатов, активно и бескомпромиссно защищающих своих доверителей, эта проблема стоит на первом месте. Способы самые разнообразные, не всегда процессуальные, иногда грубо-силовые, иногда изощрённые и основанные на обмане с целью ограничения доступа адвоката к доверителю. И всё это будет продолжаться до тех пор, пока в законе не будет нормы об ответственности, вплоть до уголовной, за воспрепятствование деятельности адвоката и незаконное вмешательство в нее, и пока эта норма не будет применяться.
В случаях использования должностным лицом своего служебного положения для такого противодействия необходима усиленная ответственность.
С инициативами об установлении такой ответственности неоднократно обращались не только адвокаты, но и Совет при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. Пока — глухое сопротивление, но это не означает, что оно не должно быть преодолено. Общая норма о запрете воспрепятствования адвокатской деятельности есть в ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре", но нет гарантии её исполнения, поскольку не предусмотрена ответственность. За воспрепятствование деятельности, например, религиозных организаций или журналистской деятельности ответственность предусмотрена, в том числе и уголовная, а за незаконное вмешательство в адвокатскую деятельность нет ответственности, хотя адвокатура осуществляет важнейшую публично-правовую функцию: обеспечивает реализацию конституционной гарантии каждому на получение квалифицированной правовой помощи. Так что мы говорим здесь не столько об адвокатах и их защите, сколько об условиях реализации конституционных прав граждан.
Радует, что нас, наконец, поддерживает Минюст, сейчас идёт работа над формулировками давно предложенных законодательных новелл. Хочется надеяться, что эти предложения будут реализованы в короткие сроки.
— Случай с адвокатом Ольгой Динзе в августе 2017 года вызвал обсуждение в адвокатском сообществе проблемы обмена документами и цензурирования переписки защитника и доверителя, находящегося под стражей. Может ли этот пример изменить систему?
— Для человека, содержащегося под стражей, существуют режимные ограничения, в том числе на общение с внешним миром. Но в части его общения с защитником существует проблема. Для её решения должен быть найден оптимальный баланс интересов между превенцией (предупреждением неправомерных действий — прим. ред) и обеспечением права доверителя на защиту, включающее в себя соблюдение адвокатской тайны. Оба этих интереса защищаются законом, и между ними следует найти разумный компромисс. Пока его нет из-за смещения баланса в сторону режимных ограничений. В адвокатском сообществе нет разных мнений по этому вопросу, но есть разные мнения о допустимых способах действий адвокатов в нынешней ситуации. И не все эти мнения верные, а способы полезные.
Адвокат обязан защищать интересы своего доверителя не любыми, а всеми не запрещенными законом способами. Нам не нравится огульный законодательный запрет на передачу любых письменных текстов и материалов во время свиданий напрямую, минуя администрацию СИЗО, но это справедливое неудовольствие не делает запрет несуществующим. Конституционный суд, к сожалению, тоже не дезавуировал его.
В такой ситуации попытки демонстративного неисполнения адвокатами этого запрета, да ещё в условиях видеонаблюдения за свиданиями со стороны администрации СИЗО, лишь провоцируют дополнительные риски принудительного разглашения сведений, составляющих адвокатскую тайну. Между тем и сейчас есть способы легального поведения, которые не нарушают закон, но позволяют достигнуть тех же самых целей.
Поэтому Совет Адвокатской палаты Москвы подчеркнул в своём подробно мотивированном решении по дисциплинарному делу, что цель у адвоката была правильной — сохранение адвокатской тайны, а вот способ её достижения — некорректным. Это решение, кстати, опубликовано для всеобщего сведения, только без персональных данных.
Есть разные идеи, как прийти к необходимому балансу интересов, но готового предложения, как сформулировать и закрепить его законодательно, пока нет. Нужно продолжать поиски.
— Вадим Владимирович, существует инициатива придания удостоверению адвоката статуса документа, удостоверяющего личность. В чем важность этой инициативы для адвокатского сообщества?
— Конечно, адвокатам это нужно не для покупки билетов на самолёт. Речь идет именно о доступе в различные административные здания, включая некоторые суды, поскольку наша бюрократическая действительность, к сожалению, предусматривает допуск в них только по документам, удостоверяющим личность. Возникают дополнительные поводы не допустить адвоката, например, в здание суда, министерства, учреждения ФСИН, хотя он приходит туда не как зевака, а чтобы делать свою работу. Прокуроры и следователи, не говоря уже о судьях, проходят через специальные коридоры. А адвокат не только должен пройти все процедуры, как человек «с улицы», так ещё и паспорт всюду с собой носить — иначе охранники просто не пропустят. Статус удостоверения должен обеспечивать возможность беспрепятственной реализации всех адвокатских полномочий.
Не должно быть «рогаток» и препон бюрократического характера.
— Часто свидетелей допрашивают в закрытом режиме, например, Игорь Сечин именно таким образом давал показания по делу экс-министра Алексея Улюкаева из-за возможного раскрытия коммерческой тайны. Как Вы относитесь к инициативам адвокатских организаций о том, чтобы в законе были закреплены полные и точные формулировки охраняемых законом тайн?
— Я вижу проблему, прежде всего, в манипулировании формулировками и мотивами при защите охраняемых законом тайн. Часто подобные ходатайства поступают от слабой стороны и не удовлетворяются, несмотря на наличие законных оснований, а когда они поступают от сильной стороны, то удовлетворяются, даже если имеют сомнительное обоснование.
Есть конкретные ситуации, когда подобное закрытие судебного заседания необходимо, например, из соображений защиты тайны личной жизни, интересов несовершеннолетних. Всё это в законе предусмотрено, в том числе закрытие процесса из-за возможного разглашения коммерческой тайны. Судебное разбирательство, в котором исследуются документы и обстоятельства, действительно составляющие коммерческую тайну, может частично проводиться в закрытом режиме. Вопрос в фактической обоснованности этих решений.
Ничего плохого в самой возможности закрытия судебных заседаний из-за возможного разглашения коммерческой тайны нет. Инвесторы, акционеры могут быть не заинтересованы в публичности. Это их право. Но когда этим прикрываются, чтобы какие-то неблаговидные вещи сделать или скрыть, например, лжесвидетельство или фальсификация письменных доказательств — это нехорошо, это явное злоупотребление правом.
Есть и неопределенность в некоторых понятиях, например, информация, относящаяся к категории "конфиденциальной" или к "информации ограниченного доступа". Адвокаты с этим часто сталкиваются, когда направляют адвокатские запросы и получают отказы в представлении информации со ссылкой на то, что запрашивается "информация ограниченного доступа". А что это такое, каждый адресат решает сам. Это, конечно, полное безобразие и ещё один способ воспрепятствования адвокатской деятельности. Такой подход необходимо исключить. Должен быть четко предусмотренный законом исчерпывающий перечень информации, подлежащей законодательной охране, и никакого его расширения явочным порядком быть не должно.
— Как можно урегулировать эту проблему: правовой практикой или правотворчеством?
— Я не соглашусь с разделительным союзом «или», и не только применительно к решению этой проблемы. Обе составляющие одинаково важны. Закон не должен противоречить другим нормативным актам, не должен нарушать Конституцию, не должен содержать пробелов и неясных формулировок. Но поскольку закон рассчитан на добросовестное применение и при этом регулирует более-менее универсальные ситуации, в нём очень сложно, порой невозможно, изначально предусмотреть и закрыть все возможные извороты и лазейки для недобросовестного правоприменителя.
К сожалению, из-за влияния наших невеселых реалий сейчас происходит вынужденное казуистическое дополнение, детализация законодательства, именно исходя из того, что правоприменители недобросовестны. Это особенно видно в правовых нормах о заключении под стражу. Но это не выход, потому что вместо одной закрытой лазейки находятся три новых. Закон и полномочия не должны использоваться в недобросовестных целях —это должно быть наказуемо. В частности, они не должны использоваться для дискриминации стороны защиты или для нарушения прав любой слабой стороны. Государство и его должностные лица — априори сильная сторона. У них есть властные полномочия, в том числе, на применение репрессий. У частных лиц, как и у адвокатов, таких полномочий нет — понятно, что это слабая сторона. Сильная сторона не должна создавать себе необоснованные преимущества.
Невозможно написать закон и для идиотов. Идиот всегда будет действовать как идиот, как бы подробно не был составлен законодательный акт, а законы, написанные для них, превращают законодательную работу в профанацию и никаких позитивных целей все равно не достигают.
— Как вы относитесь к законодательной инициативе Минюста по автоматизации распределения адвокатов по назначению?
— Необходимость исключения субъективного фактора — человеческого вмешательства, и прежде всего — влияния сильной стороны, на выбор конкретного защитника очевидна и бесспорна для всех, кто знает ситуацию в этой сфере. Компьютерная программа, продуманная, доступная и безотказно работающая, является полной гарантией, исключающей этот субъективный фактор и в целом — современным и разумным решением. Только одновременно с этим необходимо предусмотреть последствия для тех случаев, когда кто-то действует вопреки этому решению. Например, программа есть, но недобросовестный следователь звонит напрямую адвокату и зовет его в обход всякой программы. Для этого и внесены законодательные изменения, предусматривающие, что назначение защитника должно происходить только в порядке, предусмотренном советом адвокатской палаты, и этот порядок нужно разработать и внедрить. Следовательно, его соблюдение стало обязательным не только для адвоката и органов адвокатского сообщества, но и для следователей и судей.
Нужны и последствия несоблюдения этого порядка, причём такие, которые делают его несоблюдение бессмысленным. Этого в законе пока нет, но обязательно должно быть. Мы можем ожидать саботажа, обхода и прочих действий со стороны недобросовестных правоприменителей и недобросовестных адвокатов, поскольку за всем этим стоят большие интересы. Поэтому доказательства, полученные с участием адвоката, назначенного с нарушением или в обход установленного порядка, должны безусловно признаваться недопустимыми. Тогда будет бессмысленно этот порядок нарушать. Действия "карманных" адвокатов востребованы, на них есть спрос с сильной стороны. По этому спросу нужно нанести сокрушительный удар. Только сделав бессмысленными их использование, можно искоренить это зло. При этом хочу подчеркнуть, что проявление адвокатом подобной недобросовестности и сегодня является серьёзнейшим дисциплинарным нарушением и влечёт ответственность вплоть до прекращения статуса адвоката. Такие решения в Москве не единичны, мы их регулярно публикуем для всеобщего сведения.
— Как вы относитесь к возможному увеличению ставки адвокатам по назначению? Улучшит ли это качество правой помощи и увеличит доверие людей?
— Существует одна большая проблема: государство, к сожалению, не исполняет предусмотренную Конституцией обязанность обеспечивать право каждого на получение квалифицированной юридической помощи в тех случаях, когда человек не в состоянии эту помощь оплачивать. Это не одолжение государства, не его добрая воля, а его обязательство, которое оно, повторю, должным образом не исполняет. Сегодняшние расценки – оскорбительны и находятся ниже всякого мыслимого порога. Они несопоставимы с оплатой труда даже значительно менее квалифицированного, чем труд адвоката. Но даже эти деньги не выплачиваются своевременно.
В регионах до 80% защиты по уголовным делам осуществляется адвокатами по назначению. Как, простите, адвокату в этой ситуации не только квалифицированно работать, но и существовать, если у него нет другого дохода? Ему ведь в кассе зарплату не платят. Как видим, все абсолютно взаимосвязано, и нужно расставить всё по местам. Это не просьба об одолжении, а очередное напоминание об обязанности государства, которую оно должно исполнить. К сожалению, это хроническая проблема, которая не решается в течение многих лет.
— Минюст предлагал не считать нарушением адвокатской тайны направление информации в рамках противодействия легализации преступных доходов и финансированию терроризма в госорганы, но ФПА не согласилась. Что важнее: право доверителя или общественные интересы?
— Давайте посмотрим в корень, а не на интересы отдельных ведомств. У адвокатов есть одна единственная задача — отстаивание прав и законных интересов своих доверителей. Адвокаты не борются с преступностью, не борются с терроризмом. Они борются за права своих доверителей по каждому делу. Поэтому недопустимо вовлечение адвокатов в занятия, которые им профессионально противопоказаны: сыск, стукачество. Делать адвоката участником процедур, возложенных на специально уполномоченные государственные органы, недопустимо. И уж тем более нельзя требовать от адвоката разглашения сведений, составляющих адвокатскую тайну. Это разрушает саму основу профессии: если нет доверия к адвокату — нет адвокатуры.
Есть профессиональный запрет на незаконные и аморальные действия. Кодекс профессиональной этики адвоката устанавливает, что закон и нравственность выше воли доверителей. Это означает, что адвокат ни при каких обстоятельствах не должен вступать в противоправный сговор, нарушать этические правила профессии, в том числе, в интересах доверителя и по его просьбе. Если он это делает, то он подлежит ответственности именно за нарушение этого требования. Предусмотрена и дисциплинарная, и, в определённых случаях, уголовная ответственность адвоката за такие действия.
Тем же, кто в служебном рвении хочет внедрить такие изменения, которые заставят адвоката участвовать в сыске, посоветую примерить эту ситуацию персонально на себя: хотят ли они, чтобы тот адвокат, которому они что-то сокровенное доверят, так себя повел? И это совсем не умозрительно, а более чем актуально, поскольку никто ни от чего не застрахован в жизни, примеры мы видим каждый день. Завтра этим людям потребуется адвокатская помощь, и они, что называется, "на себе" столкнутся с последствиями того, что натворили, будучи чиновниками.
Мы не отказываемся от сотрудничества. Адвокатура отделена от государства, она существует как институт гражданского общества, и это необходимая гарантия её независимости. Но мы взаимодействуем со всеми государственными структурами и ведомствами, не поступаясь при этом фундаментальными ценностями и правилами профессии. Для нас это аксиома.
Беседовал Николай Меркулов