"Вторая информационная"

Двадцать лет назад, 12 ноября 1997 года, началось российское "дело писателей". Так в прессе назвали серию материалов, спровоцированную журналистом Александром Минкиным и приведшую к правительственным отставкам. Это была вторая информационная война в новой России, и она положила начало гибели независимой от власти и крупного капитала прессы.

"Гонорар может быть большой, но не может быть фантастический. Когда людям предлагают полмиллиона долларов за написание книжки по технической проблеме, даже по такой любопытной, как приватизация в России, гонорар в полмиллиона долларов несусветен. Это скрытая форма взятки", – сказал Александр Минкин в интервьюАлексею Венедиктову на "Эхе Москвы". Интервью вышло в ответ на разговор вице-премьера правительства и министра финансов Анатолия Чубайса с журналистами, цитаты из которого появились в информагентствах, а в виде интервью – в "Коммерсанте" [Мельников, Виктор. "Чубайс – не читатель, Чубайс – писатель". "Коммерсант", №185, 28 октября 1997]. "Мы подготовили фундаментальную монографию, которая ответит на важнейшие вопросы развития частной собственности в России, ее создания, – говорил Чубайс, – и для этого собрали коллектив, который, собственно, и занимался созданием частной собственности в нашей стране: Чубайс, [Петр] Мостовой, [Максим] Бойко, [Александр] Казаков, [Альфред] Кох – люди, которые, собственно, и делали приватизацию. Замысел был таков, чтобы сделать это к пятилетию приватизации, к 1 октября, но, к сожалению, не успели вовремя. <…> Месяца через полтора-два мы закончим, и это будет наш ответ на многие вопросы. 95% гонорара за это издание мы вносим для того, чтобы создать специальный Фонд защиты частной собственности в России". (Книга вышла в конце 1999-го.) Минкин в эфире "Эха" сообщил о новых, важных деталях: сумма гонорара каждого – 90 тысяч долларов США, а также рассказал о схеме по выплате, с переуступкой прав потанинской компанией "Сегодня-Пресс" и Позже журналист Наталия Геворкян добилась от коллеги признания, что тот не видел ни одного документа до эфира и даже не пытался получить у Чубайса комментария. "И он, и Гайдар, с моей точки зрения, виноваты в том, что – сознательно или нет, по глупости или по другим причинам – погубили колоссальный энтузиазм 91-го года. Они его просто профукали. А на таком энтузиазме некоторые страны совершали удивительные рывки…", – пояснил Минкин [Геворкян, Наталия. "Минкин завязал". "Коммерсант-Власть", №46, 23 декабря 1997].

13 ноября Московская городская прокуратура заявила о своем интересе к монографии. 14 ноября в отставку был отправлен первый заместитель руководителя администрации президента Александр Казаков, а Чубайс публично признал: "Гонорары высоки. Правда. Упрек этот справедлив". 15 ноября Минкин вновь вышел в эфир, уже на ОРТ, где в интервью Сергею Доренко вновь рассказал о книге.

В этот же день должностей лишились глава Федеральной службы по делам о несостоятельности и банкротстве Петр Мостовой и глава Госкомимущества Максим Бойко. "Советских людей увольняют за занятие литературой! Позор!" – написал Минкин [Минкин, Александр. "Советских людей увольняют за занятие литературой! Позор!". "Новая газета. Понедельник", №46, 16 ноября 1997]. 20 ноября с постов министров были уволены Анатолий Чубайс (министр финансов) и Борис Немцов (министр топлива и энергетики). Как позже публично рассказывал Немцов, президент Ельцин сказал своему любимцу, что устал его защищать. Должности вице-премьеров, впрочем, они потеряли позже: Чубайс – в марте, а Немцов – в августе 98-го.

Первые жертвы

Имя Бориса Немцова в обвинительном контексте появилось в прессе за несколько месяцев до "дела писателей". 4 августа "прослушка" телефонного разговора первого вице-премьера и бизнесмена Сергея Лисовского была опубликована "Новой газетой". Под текстом стояла подпись того же Минкина. Немцов возмущался волокитой, из-за которой не смог получить гонорар за книгу "Провинциал" [Немцов, Борис. "Провинциал". Вагриус, 1997] и заполнить налоговую декларацию. "Я ее сейчас не заполню, допустим, потому что у меня нет денег на самом деле, – говорил он. – Потом выяснится, что я эти деньги скрыл, будет скандал международный". Лисовский, в выходных данных указанный корректором, успокаивал: платеж идет. "Этот вопрос стал чисто политическим, – отвечал Немцов. – <…> Меня интересует дата конкретная и твоя расписка, что в такой-то день будут перечислены такие-то суммы. <…> Я – автор указа (о том, что чиновники должны отчитываться о доходах своими декларациями. – Н.Р.) и не могу ее заполнить. Я сейчас прошу Бориса Николаевича, чтобы он попридержал указ из-за вас". "Задетые лица, конечно, возмутятся, – писал Минкин. – Их аргументы известны заранее: а) разговор подслушан незаконно; б) это вторжение в частную жизнь". Но ему "все равно, легально или нелегально записали беседу. Если в ней содержатся факты, важные для общества, то общество должно быть благодарно тем, кто открывает ему глаза" [Минкин, Александр. "Я люблю, когда тарелки были большими". "Новая газета", №31, 4 августа 1997].

Под материалом стоял постскриптум, с подзаголовком: "Кох и его 100 000 палочек": "Еще один вице-премьер России – Альфред Кох (глава Госкомимущества) – написал книгу "Приватизация в России: экономика и политика". Не знаем, какова она в толщину, но швейцарская фирма "Serviona Trading S.S." заплатила Коху авансом 100 тысяч долларов. Понятно, эта книга никому не нужна. Тем, у кого есть деньги на приватизацию в России, проще купить Коха, чем его книгу".

7 августа пресс-секретарь Коха Виктория Вергельская объявила, что патрон уходит с 9-го в отпуск, а Госкомимущество будет преобразовано в министерство[Агентство "Эхо Москвы", "В пресс-службе главы Госкомимущества не подтверждают информацию некоторых СМИ о готовящейся смене руководства ГКИ". 7 августа 1997]. 13-го он уволился. "Кох покинул кресло, чтобы не оказаться на нарах", – писал Минкин в новой статье [Минкин, Александр. "Кох покинул кресло, чтобы не оказаться на нарах". "Новая газета. Понедельник", №33, 18 августа 1997]. Со ссылкой на завотделом экономики журнала L'Hebdo Пьера Вэйя Минкин сообщал, что швейцарская фирма оказалась не крупным издательством, а "крошечной конторой, в которой числятся когда два, а когда три сотрудника", а кроме того, она не располагала рукописью книги. (Книга Коха The Selling of the Soviet Empire вышла в 1998 году. – Н.Р.)

Сейчас, 20 лет спустя, когда я спрашиваю его, почему он ушел после статьи Минкина, Кох отвечает, что "тогда на ту, первую его публикацию, никто никакого внимания не обратил. То, что эта статья послужила причиной моей отставки, это плод воспаленного воображения одного Минкина, который так самоутверждается, как я понимаю". Объясняя причины отставки, он говорит: "Мне надоело работать в правительстве, просто надоело. Долгий разговор. Чубайс и Черномырдин меня тогда поняли".

В то время, когда Кох лишился правительственного поста, Борису Немцову уже досталось и за пристрастие к женщинам, и за то, что он встретил президента Азербайджана Гейдара Алиева в непротокольных белых брюках. Подводя итоги года в главной политической программе эпохи Евгений Киселев отмечал, например, что "от всей кипучей деятельности любимца президента почему-то ярче всего в памяти остались белые штаны на встрече Алиева в аэропорту и с треском провалившаяся кампания по пересадке правительственных чиновников с "Мерседесов" на отечественные "Волги".

Позже Немцов скажет Юрию Щекочихину, что информационная война была предопределена спором о дальнейших путях развития России [Щекочихин, Юрий. "Борис Немцов: "Настоящая демократия – это гарантия от подлости". "Новая газета. Понедельник", №48, 1 декабря 1997]. В отличие от 1996-го, говорил он, когда был выбор между вульгарным коммунизмом и вульгарным капитализмом, новый спор шел о типе зарождающегося в стране капитализма. Автор номенклатурно-бюрократического типа, говорил Немцов, – Юрий Лужков, его лозунг – "Вся власть, собственность и деньги принадлежат чиновничеству". Второй – олигархический капитализм, по Борису Березовскому: "Правительство – это куклы, президент – это кукла, мы их всех тут сегодня поставили – завтра скинем, нам не нравится Чубайс – мы его уберем". А Немцов, как он говорил, ратовал за "народный капитализм": "Административная власть – избранникам народа, собственность и деньги – как можно большему количеству граждан".

Любопытно, что публичные высказывания Березовского подтверждали слова Немцова. Как формулировал это самый одиозный олигарх, "Чубайс хорошо исполняет задания, которые дает ему хозяин". "В свое время он был нанят на работу теми, кого потом стали называть "семибанкирщиной". Он был наемным служащим с очень хорошей зарплатой". А когда в 1996 году "нам нужно было выиграть президентские выборы", Чубайс просто "адекватно справился с задачей" [Березовский, Борис, под редакцией Юрия Фельштинского. “Автопортрет, или Записки повешенного”. Центрполиграф, 2013].

Спор же о природе капитализма, о котором говорил Немцов, был связан с приватизацией 25 процентов и одной акции "Связьинвеста"…

Аукцион без аукциона

Аукцион столкнул между собой интересы двух финансово-промышленных групп – "Медиа-Моста" и ОНЭКСИМ-банка. Хозяин "Моста" Владимир Гусинский провел большую подготовительную работу, добившись от военных и спецслужб разрешения на использование военных частот в гражданских целях. Кроме того, он привлек к аукциону Михаила Фридмана из "Альфа-Групп", испанскую телефонную компанию Telefonica SA, инвестиционный банк Credit Suisse First Boston и несколько частных инвесторов. Владимир Потанин, который до марта 97-го служил вице-премьером, в конкурсе поначалу участвовать отказался, но, перестав занимать государственный пост, тоже образовал консорциум. Помимо ОНЭКСИМ-банка в него вошли "Ренессанс-Капитал" с Борисом Йорданом, Deutsche Bank, Morgan Stanley и фонд Джорджа Сороса Quantum. 25 июля консорциум Потанина заплатил на $165 млн больше и выиграл конкурс.

В честность его проведения проигравшие не поверили. 23 июля Владимир Гусинский, Владимир Потанин и не участвовавший в сделке Борис Березовский прилетали к отдыхавшему в Сен-Тропе Анатолию Чубайсу. Журналист Дэвид Хоффман подробно воспроизвел эти диалоги в книге "Олигархи". "По словам Чубайса, магнаты предложили сделку, – пишет он. – Они разделят богатства, подлежавшие приватизации, между собой. В соответствии с их планом Гусинский, поскольку он уже все подготовил, приобретет на аукционе "Связьинвест". Следующая крупная компания, которая будет выставлена на аукцион, РАО ЕЭС, достанется Потанину. По словам Чубайса, у них были проработаны все детали: акции, объемы, условия. "Мы пришли к соглашению, – сказали они, обращаясь к Чубайсу. – А ты согласен?" – "Нет! – сказал Чубайс. – Я не согласен. Ребята, будет аукцион!" [Хоффман, Дэвид. “Олигархи. Богатство и власть в новой России”. КоЛибри. 2007]. Тогда, как Чубайс скажет спустя годы, ему очень хотелось провести честный конкурс, чтобы "хотя бы немного отмыться от претензий по "залоговым аукционам" [Филиппов, Петр. “Россия: трудный путь к частной собственности. Интервью с А.Б. Чубайсом”. Сентябрь 2010].

Но Чубайс в том разговоре с олигархами встал на защиту коллеги. И когда я спрашиваю Коха сейчас, как он отвечает на обвинения, например, – в конфликте интересов и передаче инсайдерской информации выигравшей стороне, Кох это отрицает. "Заявки были в запечатанных конвертах, которые вскрывались непосредственно в момент подведения итогов под видеокамеры и в присутствии комиссии, – говорит он. – Никакого конфликта интересов не было, поскольку Потанин не покупал акции "Связьинвеста", а покупал их Сорос, у которого я в подчинении никогда не был. Потанин имел у Сороса незначительную долю. Может быть, 5%, а может – и того меньше. Я не знаю сколько. <…> Я не входил в комиссию по подведению итогов аукциона". Он называет "дело писателей" "местью Гусинского за то, что "Связьинвест" не был продан ему". Гусинский же оказался недоступен для комментариев.

Спрашиваю и Александра Минкина, признает ли он, что "дело писателей" – результат как, с одной стороны, заказа Бориса Березовского и Владимира Гусинского, так и – аукциона по "Связьинвесту"? Спрашиваю также, не изменилось ли у него, спустя 20 лет, отношение к той кампании, и как – если да? Интересуюсь, как кампания отразилась на дальнейшей истории России. Но Минкин не находит времени ответить на мои вопросы. Он оставляет без ответа еще один вопрос – о происхождении доставшейся ему распечатки телефонного разговора между вице-премьером правительства Немцовым и бизнесменом Лисовским. Оппонент Минкина Кох вполне определен в выводах. И мне кажется, загорается, когда задается вопросом – а где, собственно, Минкин взял эту расшифровку? "Он или наврет, или скажет, что это ему Гусинский дал, – говорит Кох. – А вот Гусинский ее взял в ФСБ. Вот вам и ответ, кому это было нужно и чьи интересы в реальности представляли Минкин и Гусинский. Что бы они про себя не думали".

Звоню и Сергею Доренко, который тоже очень важен для понимания той истории. В конце концов, он даже публично говорил, что никто бы не обратил внимания на статьи Минкина или его эфиры на "Эхе", если бы не влияние телевидения (на котором он, Доренко, и работал). Доренко, услышав мою просьбу прокомментировать юбилей "дела писателей", не дает мне никакой возможности задать ни одного вопроса. Он предлагает: "К Минкину! Минкин! Минкин подробно писал, с Гусинским дружил, а я делал короткий репортаж. Минкин, Минкин, Минкин!" И – кладет трубку.

Но все же, спустя 20 лет, было бы несправедливым не признать роль Доренко. Именно он после аукциона по "Связьинвесту" ударил первым залпом по "правительству младореформаторов", которое ассоциировалось с такими людьми, как Кох. "Весь российский бизнес говорит, что Кох пишет условия аукционов для своих друзей так, чтобы выгоду ни в коем случае не получили те, кто не сумел договориться с Кохом", – говорил Доренко в эфире ОРТ сразу после аукциона [Доренко, Сергей. ОРТ, “Аналитическая программа "Время”. 26 июля 1997, 21:00]. Доренко называл Потанина "кидалой", которому "все сходит с рук, даже то, что он во время работы в правительстве не решил ни одного вопроса, кроме перевода двух третей бюджета в ОНЭКСИМ". И именно Доренко рассказывал о том, как Потаниным был "отприватизирован один из заводов" – "Череповецкий Азот".

Для жизни зарождающегося института СМИ влияние кампании было очень значительным. Еще во время выборов 1996 года показавшие всю пропагандистскую мощь и готовность играть на одной из сторон, СМИ окончательно убедили олигархов в необходимости владения таким ресурсом, как медиа. Именно в 97-м году, в частности, произошла большая трансформация рынка и на нем появился новый крупный игрок – Владимир Потанин, победивший "ЛУКойл" в борьбе за "Известия", запустивший новую газету "Русский телеграф" и создавший с нуля большой медиахолдинг – "ПрофМедиа".

Первая статья Керзонова вышла 13 сентября 1997 года. "Анатолий Чубайс стремится к полному контролю над Россией, – гласил заголовок. – Для реализации своих намерений он укрепляет не демократические, а олигархические тенденции в развитии страны". Евгений Киселев обратил в своей программе внимание на "сенсацию". "Впервые Чубайса критикуют с первой полосы вполне либеральной респектабельной газеты, – говорил он в своей итоговой программе, – а самое главное – со вполне отчетливых или, как сказали бы во времена не столь отдаленные, с классово близких, а именно – праволиберальных позиций. Не просто критикуют – обвиняют в измене фундаментальным принципам демократии и либеральной рыночной экономики, в строительстве новой олигархии вместо демократии, суперолигархии с опорой только на одного олигарха – на ОНЭКСИМ-банк" [Киселев, Евгений. НТВ, "Итоги", 14 сентября 1997, 21:00]. Колумнист из другого лагеря, Максим Соколов в "Русском телеграфе" Владимира Потанина замечал на это, что "перекличка "НГ" и НТВ – стандартный прием инспирированной статьи, широко использовавшийся КГБ СССР в 70-е гг." [Соколов, Максим. "Активные мероприятия в защиту гражданского общества". "Русский телеграф", №2, 17 сентября 1997]. Только раньше такие газеты выдавались за "свободный голос мировой общественности", а теперь – за "респектабельную газету праволиберального направления", язвил он.

Как бы то ни было, но именно после статьи Керзонова, 15 сентября, пишет американский историк Тимоти Колтон, глава администрации Валентин Юмашев, будущий муж дочери Бориса Ельцина, убедил президента в необходимости встретиться с шестью бизнесменами [Колтон, Тимоти. "Ельцин". КоЛибри, 2013, 35; Трегубова, Елена. “Байки кремлевского диггера”, Ad Marginem, 2003]. Березовского на встрече не было, по одной из версий – чтобы не создавать впечатления о связке власти и бизнеса – олигарх занимал тогда пост замсекретаря Совета безопасности. Ельцин потребовал от олигархов прекратить лить грязь на правительство и друг на друга. (Как мы знаем сейчас, это не помогло. – Н.Р.)

Вторая статья Керзонова – "Ода на временную победу Чубайса" вышла на следующий после отставки Березовского день [Керзонов, Ульян. "Ода на временную победу Чубайса. Будет ли Ельцин платить по векселям торжествующего победителя?". "Независимая газета”, №210, 6 ноября 1997]. "Цель оправдывает средства", нравственно лишь то, что служит интересам дела, – такова общая мораль большевиков и их нынешних наследников-антиподов, – писал автор. – К счастью, сами средства изменились. У классических большевиков средством было только насилие, у молодых реформаторов – подкуп (как-никак строят рыночные отношения!)". Он стыдил Чубайса, который отозвался о гонораре Коха как о "несчастных 100 000 долларов": "В нашей стране, где средняя зарплата – 100 долларов в месяц, эти публичные слова одного из руководителей государства есть плевок в лицо основной массе населения".

А 5 декабря "Независимая" триумфально похоронила своего автора. Титус Советологов 12-й (псевдоним Третьякова) в рубрике "Мизантропия" воспроизвел полученный им факс: "Титус, я скончался. Отпевание и похороны состоятся в воскресенье в Париже в Доме Инвалидов. Буду лежать по правую руку от Наполеона. Виза, билет и карманные для тебя лежат в верхнем ящике моего стола. Приезжай, мне будет приятно услышать твои слова над моим гробом. Скажи про меня коротко, но емко. Примерно так: "Друзья! Ушел из жизни Ульян Керзонов, человек, который так много сделал для развития демократии в России. <…> Родившись от мимолетного брака повара и кухарки – работников столовой "Связьинвеста" – он сызмальства полюбил печь пирожки да резать презентационные бутерброды. <…> Он отравил жизнь сладострастникам от демократии. Но не до конца. Прирожденный повар-гуманист, Ульян Керзонов не доложил (по профессиональной привычке) яду в бокалы губителям отечества <…>" [Титус Советологов 12-й. “Памяти друга. Ушел из жизни Ульян Керзонов”. “Независимая газета”, №230, 5 декабря 1997].

Литературный талант Керзонова не остался незамеченным Чубайсом, в легендарном интервью для "Независимой", которое взяли его, Чубайса, критики – Татьяна Кошкарева и Рустам Нарзикулов [Кошкарева, Татьяна; Нарзикулов, Рустам. "Продажная газета, продажные журналисты, продажный главный редактор!". "Независимая газета", 7 марта 1998]. Чубайс обращал внимание на работу "отдельного независимого исследователя" Керзонова, признаваясь, что иногда думает "о людях типа Третьякова": "Березовский, он же не вечен. Сегодня он есть в этом качестве, завтра ситуация изменится. С Березовским как бы все ясно. Но вы-то, вы-то куда?! Ну совсем же плохо вам будет. Ну совсем же вам будет стыдно. Стыдно в глаза коллегам будет смотреть, стыдно интервью брать". Он, давший интервью на условии, что сможет выразить свое отношение к газете, отмечал: "Многие мои друзья считают, что без омерзения взять в руки "Независимую газету" нельзя. <…> Продажная газета, продажные журналисты, продажный главный редактор!" И приводил количественные исследования оценок газетой деятельности Чубайса – в зависимости от отношений с ее владельцем: "Май 1997 года, хорошие пока отношения Чубайса и Березовского. В общем объеме публикаций о Чубайсе 70% информации – нейтральные, 20% – негативные оценки. <…> Февраль 1998 года. 13,8% – просто информации, 63% – даже не негатива, а обвинений".

Распад профессии

Кампания 97-го года оказала гигантское влияние на разделение журналистского мира в зависимости от принадлежности их СМИ к тому или иному владельцу и создала ощущение продажности всего и вся. Как писала политолог Лилия Шевцова, "талантливые, известные журналисты были вынуждены изощряться в атаках на противников своих хозяев. Трудно было избежать препротивного ощущения, что действительно свободной прессы и телевидения в России почти не осталось" [Шевцова, Лилия. "Режим Бориса Ельцина". Моск. Центр Карнеги. – М.: РОССПЭН, 1999]. А журналист Елена Трегубова называла "войну" "первым испытанием на прочность для "Московской Хартии журналистов": "Мои коллеги, до этого мирно собиравшиеся выпить и потрепаться с нашими гостями-политиками, в одночасье разделились на два фронта: по принципу принадлежности к двум враждующим олигархическим кланам" [Трегубова, Елена. “Байки кремлевского диггера”. Ad Marginem, 2003].

Кампания 97-го года заложила мину прежде всего под главные медиаактивы олигархов, под "Медиа-Мост" Гусинского и ОРТ Березовского. Во время конфликта вокруг НТВ перешедшие на другую сторону медиаменеджеры в проблемах медиамагната винили его самого, припоминая ему "первую информационную". Как выразил это Олег Добродеев, "мы были при власти, но Гусинскому в какой-то момент показалось, что он – сама власть, и тут-то начались проблемы, которые всегда решались одним и тем же способом – при помощи информационной заточки" [Добродеев, Олег. "Открытое письмо Евгению Киселеву". "Известия", 9 апреля 2001]. "Первая кровь брызнула в августе 1997 года, – писал он в открытом письме Евгению Киселеву в 2001 году, – когда Гусинский потребовал от нас информационно разобраться с теми, кто не дал ему вкусить казавшегося безумно сладким пирога ‘Связьинвеста'". О своей роли в той войне Добродеев, в 97-м – вице-президент НТВ, ставший в конце года генеральным директором канала, умолчал. Но в интервью Дэвиду Хоффману он также нарисовал различия между выборами 96-го и "первой информационной". "У меня были сомнения, очень большие сомнения, – говорил он Хоффману. – Одно дело использовать журналистов и телевидение для борьбы против Зюганова и коммунистов, что было “ясно, объяснимо и абсолютно понятно каждому”. Но спор вокруг “Связьинвеста” носил коммерческий характер. Следует ли журналистам рисковать своей репутацией в войне между алчными предпринимателями? “Это была позорная ситуация для средств массовой информации в целом”, – вспоминал он" [Хоффман, Дэвид. “Олигархи. Богатство и власть в новой России”. КоЛибри, 2007].

Как бы то ни было, но кампания стала оправданием для последующего закручивания гаек в СМИ. Как это выразил Виктор Шендерович, "шло уничтожение свободы слова, но всякий раз, когда мы открывали рот, чтобы об этом крикнуть, нам в этот открытый рот засовывали слово ”Связьинвест".

В первом же послании Федеральному собранию, в 2000 году, новый президент Владимир Путин отметил, что "экономическая неэффективность значительной части СМИ делает их зависимыми от коммерческих и политических интересов хозяев и спонсоров этих СМИ" и что все это "позволяет использовать СМИ для сведения счетов с конкурентами, а иногда – даже превращать их в средства массовой дезинформации, средства борьбы с государством". За две недели до послания Совет безопасности России принял Доктрину информационной безопасности, которая была пропитана идеей усиления правительственного контроля за СМИ. И все последующее время Путин планомерно уменьшал свободу средств информации.

Кампания 1997-го, впрочем, подорвала не только олигархов, их медиаактивы и профессию журналиста. Владимир Кулистиков, руководивший в 1997-м новостями на НТВ и в конфликте 2001 года занявший сторону государства, в беседе с исследовательницей СМИ Тиной Бюрретт так оценил то время: "НТВ работало против правительства реформаторов, Анатолия Чубайса и Бориса Немцова. Со времен Егора Гайдара это было наиболее либеральное правительство в России, но Гусинский и журналисты НТВ, которые называли себя либералами и демократами, работали против него. Мы вели кампанию против правительства до тех пор, пока оно не было разрушено и заменено другим, намного менее либеральным" [Burrett, Tina. "Television and Presidential Power in Putin’s Russia". Routledge, 2010].