В среду, 12 июля, прошло закрытое заседание квалицикационной комиссии Адвокатской палаты Москвы по взаимным жалобам адвокатов Ильи Новикова и Марка Фейгина. Конфликт между российским адвокатами, защищавшими интересы Надежды Савченко, продолжается уже несколько месяцев. Все началось с того, что Фейгин с другим адвокатом Николаем Полозовым обвинили бывшего участника «Что? Где? Когда?» Новикова в непрофессионализме и работе на Кремль, после чего Новиков обратился с жалобой в Адвокатскую палату Москвы. Илья Новиков в интервью Открытой России рассказал о том, что стало причиной ссоры с коллегами, и почему он вынужден был подать жалобу в Адвокатскую палату.
— В каком формате проходило заседание квалификационной комиссии?
— Многие путают это с судом, но это другая процедура. Суду по гражданскому делу теоретически должно быть все равно, кто выиграет, истец или ответчик, важны только доказательства, кто их лучше представит. Это называется состязательность. Квалификационная комиссия адвокатской палаты с одной стороны действует в пределах поданной жалобы, а с другой стороны, процедура в ней менее состязательная, чем в суде. Здесь речь идет не только об участниках конкретного спора, но и о защите адвокатуры в целом, которая заинтересована в том, чтобы с нами не работали коллеги, которые допускают наиболее чудовищные вещи.
Вниманию комиссии представляется некоторая ситуация, и она ее может разбирать, вникая в разные аспекты, не только в те, на которые обращают внимание стороны разбирательства. В комиссию входят, разумеется, адвокаты, председательствовал, как и положено, президент палаты Игорь Поляков. Но кроме адвокатов в нее делегируются представители от суда региона, в данном случае Мосгорсуда, от Мосгордумы и от правительства Москвы. Фейгин в заседании лично не участвовал, его представляли Николай Полозов, который вместе с ним подал встречную жалобу на меня, и адвокат Алиса Образцова, работающая вместе с Фейгиным по делу Романа Сущенко.
— Почему ваша жалоба затрагивает только Фейгина?
— Абсолютно недопустимые вещи про меня и моих клиентов говорили и Фейгин, и Полозов. Но Полозов делает важное дело, он защищает людей в Крыму. Там сейчас очень тяжелая ситуация, и если бы я подал жалобу и на Николая тоже, это был бы удар и по его доверителям. Условно говоря, я подал жалобу, по ней Полозова лишили адвокатского статуса. Кто после этого будет защищать того же самого Чийгоза (зампредседателя меджлиса крымских татар Ахмета Чийгоза, обвиненного в организации массовых беспорядков 26 февраля 2014 года — прим. Открытой России)? Поэтому, хотя искушение такое было, я еще в ноябре, когда у нас начался конфликт, решил, что этого я делать не буду. При всех моих претензиях к Николаю, жалко людей. Я никогда не говорил, что он плохой адвокат. Он на своем месте, ну, пусть работает дальше. Хотя то, что он, несмотря на это, выступил против меня одним фронтом с Марком, возможно, говорит, что я в этом ошибся.
— Что решила комиссия?
— Я связан запретом на разглашение того, что происходило за закрытыми дверями. Но, как вы можете сами судить по тому, что рассмотрение обеих жалоб будет продолжено в Совете палаты 8 августа, в обоих случаях комиссия усмотрела признаки нарушений адвокатского этического кодекса. Мотивированные заключения нам вручат позже, пока я и сам в точности не знаю, в какой части члены комиссии согласились с моими аргументами.
— Какие меры могут быть предприняты?
— Комиссия не рассматривает меру взыскания, это, по сути, аналог жюри присяжных. То есть они говорят виновен — невиновен, а наказание определят другая инстанция. Этой другой инстанцией в этом случае является Совет палаты, куда уже входят только адвокаты, без представителей органов власти. Заседание совета назначено на 8 августа. Совет не вправе пересматривать выводы комиссии в части фактов. Если комиссия заключила, что какой-то адвокат сделал определенные действия, образующие нарушение, совет вправе их оценить иначе, но не вправе приходить к выводу, что таких действий не было. У совета, если совсем обобщать, есть три опции. Первая опция совета — это на основании решения комиссии назначить взыскание, которое не является прекращением статуса адвоката. Таких взысканий у нас два: замечание и предупреждение. Вторая возможность — прекратить виновному статус адвоката. И третья возможность — по тем или иным основаниям производство прекратить. Например, в случае процедурного основания, при котором было бы нарушено какое-то из требований процедуры, или потому что нарушение было малозначительным.
— Вы довольны тем, как прошло заседание комиссии?
— Естественно, я очень серьезно отношусь к тому, что комиссия усмотрела дисциплинарный проступок в моих высказываниях. Хотя полемика у нас была острая и обоюдная. Я не считаю, что это что-то легковесное, это моя профессия. Независимо от того, что по этому поводу скажет Совет, в любом случае, для адвоката это повод пересмотреть свои действия. Комментировать решение комиссии в отношении Фейгина на этой стадии производства я не вправе.
— В чем ваша главная претензия к Марку Фейгину?
— Мы с Марком поругались довольно давно, в феврале прошлого года, месяца за четыре до того, как Савченко была обменена. Какое-то время это все не выходило на поверхность, но, начиная с октября прошлого года, мы стали публично выяснять отношения. Я убежден, что не я это все начал, хотя кто-то может с этим не согласиться. Интенсивная склока у нас началась с того момента, когда Марк прокомментировал приезд Савченко в Россию в том контексте, что это все подстроил Новиков по указанию Кремля. После этого было сказано много всего. Для меня самым болезненным было то, что люди, с которыми я долго работал, то есть которым по умолчанию верят больше, чем человеку с улицы, говорят, что я брал деньги у Кремля и сам являлся кремлевским агентом. Это не может мне не вредить. И, разумеется, это неправда. Хотя для дисциплинарного производства это не так важно, как для суда по иску о защите репутации. Есть вещи, которые адвокат об адвокате не может говорить, даже если это правда. А уж тем более — если клевета. В окончательной редакции моей жалобы было 27 пунктов, отдельных высказываний Фейгина в разных местах, которым я просил дать оценку. От «предостерегаю украинцев не иметь дела с Новиковым» до чисто нецензурных вроде «грязный телепидор».
— В чем ваша главная претензия к Марку Фейгину?
— Мы с Марком поругались довольно давно, в феврале прошлого года, месяца за четыре до того, как Савченко была обменена. Какое-то время это все не выходило на поверхность, но, начиная с октября прошлого года, мы стали публично выяснять отношения. Я убежден, что не я это все начал, хотя кто-то может с этим не согласиться. Интенсивная склока у нас началась с того момента, когда Марк прокомментировал приезд Савченко в Россию в том контексте, что это все подстроил Новиков по указанию Кремля. После этого было сказано много всего. Для меня самым болезненным было то, что люди, с которыми я долго работал, то есть которым по умолчанию верят больше, чем человеку с улицы, говорят, что я брал деньги у Кремля и сам являлся кремлевским агентом. Это не может мне не вредить. И, разумеется, это неправда. Хотя для дисциплинарного производства это не так важно, как для суда по иску о защите репутации. Есть вещи, которые адвокат об адвокате не может говорить, даже если это правда. А уж тем более — если клевета. В окончательной редакции моей жалобы было 27 пунктов, отдельных высказываний Фейгина в разных местах, которым я просил дать оценку. От «предостерегаю украинцев не иметь дела с Новиковым» до чисто нецензурных вроде «грязный телепидор».
— Какие доказательства вы приводили?
— Я не могу говорить о тех аргументах, которые я излагал непосредственно на заседании. Это как раз закрытая часть. Просто обращу внимание на вещи, которые общедоступны, и каждый может наблюдать их сам. Основной вопрос, когда речь идет о публикациях в соцсетях, естественно — кто это писал? Это надо суметь доказать, что твиттер, который ведется от имени Васи Пупкина, действительно ведется Васей. Так вот, во-первых, в фейсбуке Марка Фейгина указан его телефон, к которому привязан аккаунт. В фейсбуке есть такая функция, о которой знают не все, но это полезно знать. Если вы вводите в окно поиска мобильный номер человека, и если этот человек не поставил в своем аккаунте специальные настройки, то вам выдается его аккаунт, который к этому номеру привязан. Можете сами попробовать. Во-вторых, в трех аккаунтах Марка: в фейсбуке, твиттере и телеграме, были ссылки друг на друга. В-третьих, все они были переименованы вскоре после подачи моей жалобы 7 апреля. Было @mark_feygin — стало @FeyginMark. Тут впору вспомнить старинный судебный принцип, что попытка бегства подозреваемого равнозначна признанию. Ну и к тому же переименование фейсбука и твиттера мало что дает, потому что на уникальные номера отдельных постов это не влияет.
— Почему вы подали жалобу именно сейчас?
— Для меня спусковым крючком стал эпизод с делом Варвары Карауловой, которую военный суд осудил на 4,5 года за якобы намерение вступить в ИГИЛ (запрещенная в России организация). Я ее защищал вместе с другими адвокатами. Это было уже после самой острой фазы нашего конфликта, но именно эта история убедила меня, что нельзя спускать все Марку с рук. Он не имел отношения к делу Варвары и не должен был никак его комментировать. Адвокатам это запрещено. Разве что в смысле «возмущен несправедливым осуждением такого-то». Вместо этого Фейгин сперва дал развернутый комментарий, что Варвару Караулову осудили, в общем, правильно, она виновна, хотя можно было и помягче. Потом в феврале прошел слух, что, когда она отказалась от моих услуг, Фейгин написал, что «этого недоумка Новикова выставили из дела, теперь у нее есть шанс на условку». И так комментировал каждый поворот сюжета, и до апелляции, и после. Мне было очевидно, что дело тут не в самой Карауловой, а в нашей с Фейгиным личной ссоре, и что Марк считает допустимым бить по моим клиентам, чтобы через них задеть меня. И что он будет делать так и впредь, если я не дам острастку. Я не стал подавать жалобу до того, как у нас прошли слушания в Верховном суде по делу Варвары в конце марта. Это могло создать негативный фон. Поэтому я подал жалобу в апреле.
— Не думали, что вашу жалобу могут воспринять как пиар?
— Какой там пиар, я ведь сам напросился на серьезные неприятности с этой жалобой. Я понимал, на что я иду, потому что не было бы первой жалобы, не было бы и встречной. Воспринято это будет всеми по-разному. Но есть вещи, из которых ты выбираешь: реагировать или не реагировать. Если ты считаешь, что правильно поступить вот так, то это очень малодушно молчать только потому, что кто-то неправильно поймет.
— А что касается обвинений в связях с Кремлем?
— Это главная причина, почему я не мог оставить все как есть. Нельзя молчать в ответ на такие обвинения. Ты либо говоришь, что тебе есть сказать, либо фактически признаешь их. Никаких связей ни с Сурковым, ни с другими людьми из Кремля или ФСБ у меня нет.
— В эфире украинского телеканала вы прошли тест на детекторе лжи. В вопросе про Суркова ведущие назвали другое имя. Это могли воспринять как подделку.
— Я, во-первых, этого не помню, чтобы там неправильно было названо имя. Какое имя там было названо?
— Вадим.
— Совсем такого не помню. Но полиграф нельзя таким способом обмануть. Он же реагирует не на формальную ложность высказывания, как в задачках на логику. Он реагирует на внутреннее отношение человека. Это не так устроено, что ответил и сразу загорается лампочка, там записывается биометрия по куче признаков, и она приобретает смысл только после обсчета на компьютере. Я понимаю людей, которые считают, что полиграф — это в целом шарлатанство. Но если кто-то думает, что вообще-то не шарлатанство, и что замена Вадима на Владислава что-то меняет, то это точно не так.
— В предполагаемом твиттере Фейгина были опубликованы призывы к украинцам не сотрудничать с вами. Между вами идет какая-то борьба за украинских клиентов?
— Борьбы за клиентов у нас нет по одной причине. Начиная с дела Савченко, которое я свел в минус, потратил на него своих 10 тысяч долларов, другие украинские дела я веду бесплатно, pro bono. Если я буду успешно конкурировать с Фейгиным за украинские дела, я просто разорюсь. Речь идет о принципиальных вещах, насколько такое вообще можно говорить адвокату о коллеге. Вы не адвокат, вы можете про меня говорить, что считаете меня плохим адвокатом и призывать не идти ко мне. Вам за это ничего не будет. А адвокату про адвоката такое говорить категорически нельзя. Фейгин этого, очевидно, не понимает.
— Вы говорили, что собирали документы для оформления украинского гражданства. Почему остановились?
— Я их собрал, но не стал подавать пока что, потому что есть еще дома дела. Я не хочу сидеть на двух табуретках, получил паспорт там, не сдал здесь. Это неправильно. Если я получу украинское гражданство, то должен буду отказаться от российского. Пока не хочу это делать по ряду причин. Например, у нас в январе должен появиться суд присяжных в районных судах России. И мне было бы обидно уехать, не поработав в этом формате. Присяжные — это моя тема, которой я занимался еще со второго курса. И мне хочется посмотреть, что из этого получится. Поэтому пока живу и работаю здесь.
— Думаете над тем, чтобы обратиться в суд по вашей жалобе?
— Я не знаю, будет ли у нас суд в итоге, гражданский или в порядке обжалования решения совета, потому адвокат вправе обжаловать примененные в отношении него санкции. У нас недавно изменился этот порядок, теперь адвокат может жаловаться только по процедурным основаниям на решение палаты. Эти нормы пока еще не обкатаны, и в любом случае об этом пока рано говорить. Но у наших судов пока бедная практика по соцсетям, даже одно дело, такое как это, может к ней что-то добавить.
Слушание в квалификационной комиссии по обеим жалобам прошло за закрытыми дверями. Хотя Новиков настаивал на его открытости. Для этого требовалось согласие Фейгина, который судя по всему не согласился и не присутствовал на слушаниях. Совет палаты, который вынесет окончательное решение, рассмотрит оба дела 8 августа.
Марк Фейгин и Николай Полозов получили известность в 2012, когда защищали интересы в суде участниц группы Pussy Riot.