Вообще-то, в нынешней ситуации не так много нового. Дело в том, что я враждую с КГБ с шестнадцатилетнего возраста, уже где-то 57 лет. И за эти 57 лет чего только они ни придумывали. И всегда старались распространить какой-нибудь компрометирующий материал, придумать какую-нибудь гадость, чтобы опозорить и т.д. Бывали смешные случаи. Я вспоминаю, в 1979 году американцы, министр юстиции США обратился советам с предложением совместно обеспечивать безопасность Олимпийских игр. В Москве и в Лос-Анжелосе. На что Андропов ответил (я видел это, у меня есть этот документ): "Нет, это не получится, потому как у нас разное понимание того, что такое террористы и терроризм. Вы, например, считаете наших друзей по освободительным движениям террористами, а с другой стороны, вы, ваш президент принимает у себя таких известных террористов, как Кузнецов и Буковский". Вот так, черным по белому, написано Андроповым. То есть, заслали на всякий случай дезу...
Позже, уже при Горбачеве, это, наверное, уже был 1985 или 1986 год, вдруг в гэбэшном журнале "Новое время", который специально издавался для распространения дезинформации на девяти языках мира, появилась статья, обвиняющая меня напрямую в убийстве американской журналистки. Вот так вот, убил. Неважно, что я ее никогда не знал и в глаза не видал. Неважно, что у нее была авиакатастрофа на восточном берегу Америки, а я в это время был в Калифорнии, на западном берегу Америки. Никаким боком я не мог там быть. Более того, полиция не сочла это убийством: это был несчастный случай, они его так и расценили. Но тем не менее, распространили на весь мир.
И так все время. То они меня объявляют сумасшедшим. То, наоборот, бандитом, хулиганом. Бог мой, за эти 57 лет чего только я ни на слышался. Самое мирное там из всего было "платный агент мирового империализма". Это я помню. Но мы к этому уже привыкли. Мы все были агентами мирового империализма. А так, ну все время они что-то придумывали.
Поэтому нынешняя ситуация она не совсем новая в этом смысле. Такие вещи можно было ожидать. Единственное, я в те годы, когда они такое делали, власти Запада не относились к этому серьезно, они понимали, что это работа спецслужб, это дезинформация, и совершенно не обращали внимания на вбросы такой дезы. Не вызывали меня никогда, не расспрашивали. Абсолютно. А здесь почему-то, по какой причине, не знаю, английские, британские правоохранительные органы почему-то с большим энтузиазмом во все это вцепились и стали это проводить. Не понимаю, почему это, не могу это объяснить.
Тем временем до меня дошли слухи из Москвы о том, что в высоких кругах КГБ говорят о якобы изготовлении мной порнографии. Это услышал один заезжий знакомый, который в этих кругах был, и приехал, мне передал. Это была уже осень, нет, весна 2014 года. То есть, еще за год до того, как все это было опубликовано, обнародовано.
Потом еще такая проскочила вещь. Это уже осенью 2014 года. Глава "Киберперступлений" (cybercrime) в Европоле (есть такая структура в ЕС, она как бы призвана курировать полицейскую активность стран Европейского Союза и распределять полученную от них информацию другим и т.д.; она была таким реле вдобавок) заявил, что у них сложились прекрасные отношения с российскими спецслужбами, что они нам дают много ценной информации, что у них очень хорошие компьютерщики, хакеры очень хорошие, и благодаря нашим российским коллегам мы получаем много очень ценной информации. Мы тоже делимся с ними своей информацией. И так далее... Это вызвало негативную реакцию депутатов парламента, особенно Европейского парламента, потому что получается, что Европол — структура европейская, а получается опять, что она передает неизвестно какую информацию России, которая, в общем-то, не очень дружественная страна. Это вызвало нарекания, но никаких изменений не было.
И потом, следующим ходом, я узнал, когда ко мне пришла полиция, забрала мой компьютер и сказала, что по их данным у меня есть "запрещенные образы" (prohibited images), так у них это называется. Что очень странная фраза, я не ожидал ее в Англии услышать. Когда в Советском Союзе нам могли говорить "запрещенные книги" (forbidden books), ОК, это еще понятно, это режим несвободный. А здесь, это тогда уже не свободное общество, а полицейское государство. Не знаю... В общем, забрали у меня компьютер. Я особенно тоже значения не придавал. Ну, думаю, вернут, посмотрят и вернут. Ан нет. Весной 2015 года, это было в апреле, вдруг Crown Prosecution Srvice — это Королевская прокуратура — опубликовала пресс-релиз, в котором говорилось, что мне предъявлено обвинение по таким-то делам. Причем, не только о том, что они у меня там были, но что я их якобы изготовлял! Что есть прямая клевета, поскольку они ничего там про изготовление найти не могли. Допустим, они что-то нашли в компьютере. Допустим. Но никаких данных о том, что я это изготовлял [не могло быть] — скорее, это попало из Интернета. Я ничего там не изготовлял. И разослала этот пресс-релиз невероятно широко. Просто неожиданно. Они вообще-то такой работой не занимаются обычно, они могут опубликовать в своих ведомостях, в ведомственных публикациях факт, что кому-то предъявлено обвинение. Это все. А тут они послали во все газеты, во все каналы телевидения, радио. Люди начали сознательную, целеустремленную кампанию клеветы.
Я в тот момент был уже очень тяжело болен. Я ничего быстро сделать не мог, кроме очень короткого заявления о том, что я буду опровергать, бороться с этой клеветой. О том, что это все клевета. И уехал в Германию, в клинику, где мне сделали срочную операцию на сердце. Операцию очень тяжелую, серьезную. Потом в коме я еще был какое-то время. И, в общем, только через четыре месяца я попал домой, в августе 2015 года. И как только я попал домой, я сразу же позвал юристов и попросил их подготовить иск о клевете против Королевской прокуратуры на этот самый пресс-релиз. Что и было сделано. Иск был подан в Высокий английский суд, поскольку по закону только он такие дела рассматривает. Я думал, что это все быстро кончится. Разберутся, скажут, ну да, ничего нет, клевета. И кампания их клеветы кончится. Но нет, не тут-то было! Высокий суд стал все время откладывать свое решение о том, на какой день назначить слушания. Один раз собрались, отложили. Второй раз, третий... И тянули специально к такому моменту, чтобы мой иск не рассматривался до криминального суда. Потому что мне было важно доказать перед криминальным судом, что это клевета. И те, кто мог быть под влиянием этой клеветы, — среди присяжных и так далее, — не имел бы этого предрассудка, предвзятости. Вот почему мне это было надо.
Наконец 13 апреля, на последнем таком заседании Высокий суд назначил дату рассмотрения дела о клевете на 25 июля. В то время, как криминальное дело должно слушаться 16 мая. То есть, вполне сознательно затянули туда, где мне это дело уже не нужно, поскольку оно ничего не добавляет.
Вот такая вещь. Поскольку никаких других способов заставить их пересмотреть это решение, не было. На наши протесты они, судьи, ответили отказом, то я вот и пошел на единственный способ, знакомый мне со старых времен, а здесь не очень знакомый, здесь к этому не очень привыкли, здесь это бывает редко — объявил голодовку с требованием перенести эту дату суда по клевете до рассмотрения основного дела. Вот с тем и сижу. Сегодня у меня пятый день голодовки. До суда, до 16, осталось уже 22 дня. Я намерен держать голодовку до упора. Ну, не сдадутся они, значит, я попаду в больницу или умру. Я не знаю, что произойдет, трудно сказать. В принципе, я привык к голодовкам, я знаю это. В лагерях я много раз держал голодовку, раз двадцать, не меньше. Одна была у нас даже месячная в пермском лагере. И я знаю, что тридцать дней человек выживает на голодовке, ничего. Но тут я, конечно, не знаю, что с моей болезнью, поскольку я такую тяжелую болезнь перенес. Как организм отреагирует на голодовку, я не знаю. И врачи не знают, и никто не знает. Вот такая неопределенность.