Ирина Довгань: "Теперь, помогая украинской армии, я могу ни от кого не прятаться"

Уроженка Донецкой области, которую два года назад сепаратисты привязали к столбу в центре Донецка и подвергли жестоким пыткам, выступила в Брюсселе на предварительном слушании дела о преступлениях российских военных
Шокирующая фотография жительницы Ясиноватой Донецкой области Ирины Довгань, которую летом 2014 года сепаратисты привязали к столбу на площади Донецка и подвергли жестоким пыткам и унижению, появилась во многих украинских и зарубежных изданиях. Первой этот снимок опубликовала газета «Нью-Йорк Таймс». В руках у Ирины Довгань была табличка «Она убивает наших детей. Агент карателей», на голове — обруч с украинскими флажками. На снимке Ирину, закрывшую глаза от боли и страха, пинала ногами пророссийски настроенная дончанка.

*После того как этот снимок появился в газете «Нью-Йорк Таймс», боевики отпустили Ирину Довгань (фото газеты «Нью-Йорк Таймс»)

Сепаратисты захватили Ирину в плен из-за ее активной волонтерской деятельности — находясь в оккупированной Ясиноватой, женщина не побоялась помогать украинской армии. О том, что ей пришлось пережить в плену, Ирина рассказывала уже не раз. Как только она оказалась на мирной территории, ей позвонили десятки журналистов, в том числе и иностранных. Недавно женщине опять пришлось вспоминать подробности своих злоключений — на этот раз в Брюсселе, на предварительном слушании дела о преступлениях российских военных. Вместе с Ириной в Бельгию ездили подвергшийся жестоким пыткам боевиков пастор Александр Хомченко и львовский студент Юрий Яценко, год отсидевший в российской тюрьме. После возвращения Ирины Довгань из Брюсселя «ФАКТЫ» расспросили ее о поездке и о том, как за последние два года изменилась ее жизнь.
«На площади били только женщины»
— В своем десятиминутном выступлении в Брюсселе я дала свидетельские показания, — говорит Ирина Довгань. — Честно и откровенно рассказала о том, что со мной произошло. Даже вспомнила детали, которые раньше не сообщала. Некоторые из присутствующих потом подходили, выражали соболезнования. Было видно, что людей задело то, что они услышали. А это очень важно. Как бы мне ни было больно все это вспоминать, необходимо, чтобы мир узнал, что на самом деле происходит в нашей стране. Именно поэтому я никогда не отказываю в интервью иностранным журналистам.
В Европе хорошо работает российская пропаганда. Например, в Брюсселе в гостинице транслируют два российских телеканала: Russia Today и «Россия 24». И ни одного украинского. Люди смотрят телевизор и делают выводы. А я хочу, чтобы они слышали правду. Понимаю, что мои слова — это капля в море. Но эта капля тоже играет свою роль.
До того как в стране началась война, семья Ирины Довгань была достаточно обеспеченной. Ирина работала косметологом, открыла собственный кабинет. Ее муж был главным инженером в строительной фирме. У супругов был хороший дом и автомобиль. Семья Ирины всегда придерживалась проукраинской позиции, поддерживала события на Майдане.
Когда в Ясиноватой начались военные действия, муж Ирины был в Мариуполе, ухаживал за больным отцом. Он уговаривал жену все бросить и ехать к нему, но Ирина не решалась оставить дом, который они строили двадцать лет. Оставаясь в Ясиноватой, как могла, помогала украинской армии. Передавала солдатам вещи и еду, потом сама начала ездить на передовую. Собрав для нужд армии более шестнадцати тысяч гривен, купила так называемые дубки — летнюю военную форму коричневой расцветки, и отвезла ее солдатам. Когда военные начали примерять эту форму, Ирина для отчетности сфотографировала их на планшет. Понимая, что хранить такие фотографии дома слишком опасно, решила передать этот планшет мужу в Мариуполь. Но знакомого, который вез посылку, на блокпосту остановили сепаратисты. Боевики нашли планшет и, выяснив, где живет Ирина, заявились к ней в дом. Женщину в домашнем костюме и тапочках под дулами автоматов затолкали в машину и отвезли в Донецк.
— Меня привезли в здание, которое, судя по всему, раньше принадлежало милиции или прокуратуре, — рассказывала «ФАКТАМ» Ирина сразу после освобождения из плена. — Отвели в комнату, где было человек двадцать осетин. Один из них нашел в моем планшете свою же фотографию. Я случайно увидела его на улице, сфотографировала и отправила снимок сестре, чтобы показать, что наш город под контролем осетин. «Ты кому меня хотела сдать?» — начал он кричать и бить. К нему присоединились остальные. Потом меня бросили в камеру на первом этаже и избивали еще часа два. Осетин, который увидел себя на фотографии, бил больше всех. Он подзывал меня к решетке камеры, открывал решетку, требовал, чтобы я стояла ровно, разгонялся и бил ногой в грудь. Я летела к стене и еще минут десять не могла нормально дышать. Всех это очень забавляло… Я кричала, ползала по полу и просила: «Если хотите, застрелите меня. Стреляйте, только не мучайте!»
На следующий день боевики принесли табличку «Агент карателей», которую я потом держала. Они привезли меня на площадь. Там всегда много машин и людей. Обмотали меня флагом, который нашли в комнате дочери. Ободок с флажками тоже из моего дома. Я стояла более трех часов. Мужчины не били. Ругались сильно, но не били. Почему-то били только женщины. Одна старуха даже лупила меня своей палкой, на которую опиралась при ходьбе. Другая раздавила на моем лице помидоры. Остальные просто плевали, выкрикивали оскорбления. Из дорогих машин выходили молодые парни и, смеясь, фотографировались на моем фоне. А женщины с ненавистью пинали ногами… Я кричала на всю улицу, плакала. Но «зрителей» это еще больше раззадоривало. Боевики били прикладами по ногам и стреляли прямо возле уха. От оглушительного звука в голове все как будто вибрировало… Потом приказали: «Теперь кричи: «Зиг хайль!» Я медленно сползала вниз (уже не могла стоять) и надеялась, что потеряю сознание.
«Из нашего дома «дээнэровцы» вывезли все что можно»
Тогда в толпе «зрителей» Ирина заметила двоих мужчин, которые показались ей адекватными — они не выкрикивали оскорблений и внешне отличались от остальных. Это были иностранные журналисты. Благодаря их снимкам Ирину потом и освободили. После того как шокирующие фотографии издевательств над женщиной появились в Интернете, Ирину отвезли в другое здание, к одному из лидеров сепаратистов Александру Ходаковскому. Тот заявил, что якобы понятия не имел об этих издевательствах. В присутствии иностранных журналистов вернул женщине ключи от машины и даже распорядился приставить к ней охрану. Охранники отвезли Ирину в Мариуполь, где она встретилась с мужем и 16-летней дочкой.
— Свекор, за которым ухаживал муж, скончался, так и не поправившись после инсульта, — говорит Ирина. — Мы с мужем уехали в Славянск, где некоторое время снимали квартиру. Дочку в Киеве приютили добрые люди. Большое им спасибо — они просто узнали о нашей истории и захотели помочь.
— В Ясиноватую вы больше не приезжали?
— Только один раз, сразу после освобождения. Поехала туда вместе с иностранными журналистами, чтобы забрать свою любимую овчарку, которая прожила с нами много лет. К счастью, с собакой все было в порядке, но дом уже тогда был разграблен. Пять дней, которые я провела в плену, там жили «дээнэровцы». Они вывезли из нашего дома все что можно. Я надеялась забрать хотя бы вилки и ложки, но даже этого не нашла. Украли даже нашу кровать с электроприводом. Помню, как под дождем ходила по двору и собирала дочкину обувь, которую выбросили «дээнэровцы». Забрав собаку и котов, уехала и с тех пор ни разу там не была.
— Сейчас в вашем доме кто-то живет?
— Да. Там поселился какой-то то ли казах, то ли бурят из структуры Ходаковского. Живет с женой и детьми. Местные жители, с которыми я поддерживаю связь, рассказывали, что недавно она родила третьего ребенка… Но в Ясиноватой остались нормальные люди, и их немало. Не все могут куда-то уехать.
— Вы, тем не менее, уехали, бросив все.
— У нас все-таки остались две машины и квартира умершего свекра. После Мариуполя мы некоторое время пожили на съемной квартире в Славянске, затем переехали в Киев — к людям, приютившим дочку. Потом начали снимать в Киеве квартиру. Это удовольствие не из дешевых. Кроме того, я всю жизнь прожила в частном доме, и в квартире на девятом этаже в прямом смысле сходила с ума. В конце концов мы решились на отчаянный шаг: продав машину мужа, купили залоговый дом в Васильковском районе Киева. Сейчас выплачиваем кредит.
— Удалось найти работу?
— Муж перевез сюда свою фирму и сутками работает, чтобы удержать ее на плаву. Здесь, в Киеве, совсем другие условия, очень большая конкуренция. Но он старается. Я тоже работаю — косметологом, нашла клиентов. Спасает то, что специалисты в этой сфере нужны всегда. Ко мне, кстати, часто приходят донецкие клиентки, которые, как и я, переехали в Киев. Они приводят своих знакомых, те — своих. До недавнего времени я работала на двух работах. Потом случилась беда — дочка попала в аварию. Для нас это стало еще одним испытанием. Чтобы находиться рядом с ней, пришлось одну из работ оставить. Слава Богу, сейчас дочка пошла на поправку.
Не знаю, сколько еще нас ждет таких испытаний. Стараюсь об этом не думать, чтобы не расстраиваться. Но мы с мужем живые люди, и иногда у нас тоже сдают нервы. Нелегко в 55 лет начинать все сначала. Дом недостроен, поэтому каждый день, возвращаясь с работы, мы до двух часов ночи занимаемся ремонтом. Но это наша жизнь, и мы не жалуемся. Даже переселенческие не оформляли.
— Почему?
— Когда мы уезжали с Донбасса, у нас было две машины. Говорят, в таких случаях выплаты не положены. А куда-то идти и что-то доказывать не хочу. Просить — тем более. Думаю, что для семьи, которая так или иначе смогла купить дом в кредит, это неправильно. Есть те, кому деньги нужнее. Поэтому когда мне звонят неравнодушные люди и предлагают помощь, я отказываюсь. Не хочу спекулировать на своей истории. Единственное, взяла немного посуды и старой одежды в пункте помощи на улице Фроловской. Там все честно: пришел, отстоял очередь, зарегистрировался, взял шесть надколотых тарелок. Но на первое время и они сгодятся.
Кстати, мы уже посадили сад. Для меня это было важно, ведь в нашем доме в Ясиноватой сад был замечательный. Сейчас от него уже ничего не осталось: говорят, все заросло бурьяном, растения погибли. Хочу хотя бы частично воссоздать то, что мы потеряли. И вроде бы получается. Все деревья, которые я здесь посадила, прижились.
В этом году дочка Ирины планирует поступать на ветеринара в сельскохозяйственную академию в Белой Церкви. На обучение тоже понадобятся деньги. Несмотря на это, Ирина Довгань продолжает помогать армии. Сама на передовую не ездит, но через знакомых волонтеров передает солдатам вещи и продукты. А еще помогает переселенцам. В доме Ирины уже есть комната для гостей, в которой часто живут люди, выехавшие из зоны АТО.
— В этом смысле для меня ничего не изменилось, — говорит Ирина. — Война ведь не закончилась. Значит, нужно помогать. И здесь, в Киеве, я уже могу ни от кого это не скрывать. Больше не нужно прятать планшеты и мобильные телефоны. Здесь даже дышится свободнее.
— С человеком, которого задержали на блокпосту с вашим планшетом, общаетесь?
— Нет. Сначала я думала, что вся эта история с планшетом — случайность. Но местные жители рассказали, что сейчас он перешел на сторону «ДНР» и гордо рассказывает, как сдал им «укроповку». Это очень неприятно. Мы с мужем знали его много лет и думали, что ему можно доверять. Но там, на оккупированной территории, сейчас такие порядки — тебя на каждом шагу могут подставить, написать донос. И об этом тоже нужно говорить. Побывав в Брюсселе, я убедилась, что там многого не знают. То, что я рассказывала, многих шокировало. И я пожалела, что нас, пострадавших от действий боевиков, в Европарламент приехало только трое. Нужно было привезти больше свидетелей — чтобы все они рассказали правду. Не зря говорят, что вода камень точит. Я уверена, что рано или поздно нас обязательно услышат.