На рассмотрении Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) находятся несколько заявлений жительниц Северного Кавказа, которые жалуются на бездействие властей — все они после развода оказались лишены права общаться с собственными детьми. По мнению российских чиновников, северокавказские суды просто принимают во внимание местные традиции, однако на деле суды зачастую принимают сторону матери, но родственники отцов игнорируют судебные постановления.
Развод и похищение
Со своим мужем уроженка Чечни Элита Магомадова развелась в 2010 году, спустя год после рождения ребенка. Их сыну Исхаку (здесь и далее имена несовершеннолетних изменены в соответствии с требованиями федерального закона «О персональных данных») требовалось постоянное лечение — врачи диагностировали у него врожденную патологию головного мозга. Ребенок с младенчества нуждался с постоянном наблюдении невропатолога, ему был показан комплекс специальных занятий с неврологами и другими врачами. Отец Исхака болезнью ребенка был уязвлен — ведь в некотором смысле пострадала его гордость, говорит Элита. «Это был его единственный сын, и когда ему в роддоме сообщили, что ребенок с врожденной аномалией мозга, он сказал: "Нужен же мне был в 50 лет ребенок-урод!"», — вспоминает Магомадова. В течение года родители Исхака возили мальчика из Грозного на обследования в Москву. Затем, рассорившись с мужем, Элита решила окончательно покинуть Чечню и договорилась с мужем, что Исхак останется жить с ней.
В течение почти трех лет отец мальчика пытался наладить отношения с женой и регулярно к ней приезжал. Иногда они вместе ходили гулять, один раз он возил Элиту и Исхака отдохнуть в Турцию, но там они с женой сильно поссорились. Размолвки продолжались и после возвращения семьи в Москву. Однажды бывший супруг избил Элиту прямо во дворе ее дома, за то, что она приехала на 15 минут позже, чем обещала. Врачи зафиксировали у нее сотрясение головного мозга, однако мужчина не был привлечен к ответственности — сначала его приговорили к штрафу, затем Мосгорсуд решение нижестоящей инстанции отменил.
К четырем годам Исхак ничем не отличался от других детей своего возраста. О болезни напоминали только мелкие нарушения моторики, над которыми работали врачи, пока 22 октября 2013 года отец не забрал ребенка в Грозный. В тот день Элите позвонила напуганная воспитательница детского сада и рассказала, что двое вооруженных мужчин приехали в учреждение и потребовали отдать им мальчика.
«Я тут же бросилась звонить бывшему мужу, его телефон не отвечал. Понятно, что сына он увез назло мне. Я подала заявление в полицию, но мне сказали, что раз отец забрал ребенка, это не считается похищением. В тот же вечер Исхак уже был в Грозном», — говорит Магомадова. На телефонные звонки и сообщения ее супруг и его родственники Элите не отвечали. Через пару дней она вылетела в Грозный сама.
Забрать Исхака семье Магомадовых не удалось — Элита безрезультатно посылала к бывшему мужу своих братьев, поскольку на подобного рода переговоры по традиции принято отправлять взрослых мужчин. 10 ноября ее мать и сестра отправились домой к отцу Исхака, чтобы поздравить мальчика с днем рождения. Ребенок, увидев их, выбежал на улицу, однако общение с тетей и бабушкой резко пресек отец: он вышел во двор, схватил Исхака за руку и затащил его в дом. Он начал кричать на женщин, им ничего не оставалось, кроме как уйти. С тех пор мальчика никто из родственников Элиты не видел.
Смерть отца и бессилие приставов
В течение года Элита судилась с бывшим мужем за право опекунства над сыном. Но в своем решении суд отказал ей и постановил, что мальчик должен воспитываться в доме отца. «Никакие суды, никакие органы опеки мне не помогали даже повидаться с ребенком», — говорит Элита. Отчаявшись, женщина обратилась в ЕСПЧ.
«5 декабря 2014 года я отправила документы в Европейский суд. На следующий день оказалось, что мой бывший муж погиб. Он погиб в тот день, когда я отправила документы», — рассказывает Элита. Мужчина попал в ДТП и скончался в автомобиле вместе со своим водителем. «В них врезалась машина, которая ехала на красный свет», — поясняет Магомадова.
От того, чтобы немедленно ехать за сыном, Элиту отговорил ее брат — необходимо подождать и дать семье погибшего погоревать, говорил он. «Ты уже год не видела ребенка, так потерпи еще чуть-чуть», — увещевали ее родственники.
«Вскоре со мной на связь вышел брат моего бывшего мужа. Он назначил мне встречу, я приехала. Он начал меня расспрашивать, сколько денег и какая недвижимость осталась от моего бывшего мужа. Я была в курсе — многие сделки по покупке мы заключали вместе. Но большую часть недвижимости муж оформил на своих сестер, а они скрыли это от старшего брата, которому, по идее, должно было все достаться», — объясняет Элита. Она согласилась показать собственность погибшего мужа в обмен на то, что его семья даст ей повидаться с сыном. «Мы ездили по адресам, и я показывала — вот участок, вот участок. У мужа было много собственности в Грозном, несколько квартир. От него клиника осталась хорошая еще. Квартиры и загородный дом в Москве. В общем, я рассказала ему все, но мальчика так и не увидела», — говорит Элита. Сославшись на запрет бабушки мальчика Хавры Алимсултановой, брат ее бывшего мужа отказался устроить ей встречу с сыном.
Магомадова пыталась жаловаться в полицию и вновь обратилась к российским судам. Перед началом судебного производства приставы посетили Алимсултанову, пообщались с ней и сфотографировали мальчика. Суд об опеке над Исхаком затянулся на восемь месяцев, заседания неоднократно переносились. На каждое из них Элите, работающей косметологом, приходилось летать из Москвы, отпрашиваясь с работы.
В ходе суда выяснилось, что ребенок не состоит на учете у врача и не был зарегистрирован ни в одном детском учреждении. Бабушка мальчика в судебных заседаниях не участвовала. По итогам разбирательства, суд постановил, что Исхак должен жить со своей матерью. Впрочем, установить где он сейчас находится, оказалось невозможно. «Его бабушка постоянно возит с места на место, ребенка не могут найти ни судебные приставы, ни органы опеки. А моя бывшая свекровь просто переезжает от одного родственнику к другому. Они, разумеется никому об этом не сообщают», — жалуется Элита.
В Федеральной службе судебных приставов (ФССП) по Чеченской республике пояснили, что сотрудники ведомства хорошо знакомы с ситуацией Магомадовой, однако найти мальчика им не удается.
«Наш пристав выезжал по адресу, но никто не знает ничего о нахождении ребенка. Нами были направлены запросы в различные ведомства, но результат пока отрицательный», — с сожалением отметила представитель пресс-службы ФССП в разговоре с «Медиазоной».
В поисках мальчика не помогли и обращения его матери к омбудсмену Элле Памфиловой, хотя сотрудникам Шалинского РОВД, по их словам, три недели назад удалось увидеть Исхака. Они сообщили, что ребенок находится с бабушкой, и у него все в порядке. «Я напомню, что ребенок находится в розыске, бабушка находится в розыске. Но что делают полицейские? Они просто фотографируют мальчика. Я вообще не уверена, что на изображениях, которые они направили Памфиловой, мой сын, на этих фотографиях не разобрать», — говорит Элита. Она уверена, что ребенка могут прятать от судебных приставов, запирать в подвале дома или в одной из комнат. «Следственный комитет, конечно, обещает начать расследование, но я не знаю, что в итоге получится», — сомневается мать пропавшего мальчика.
Традиции и воспитание
Элита Магомадова — далеко не единственная уроженка Северного Кавказа, обратившаяся в ЕСПЧ с просьбой вернуть ей опеку над собственным ребенком. Через юристов «Правовой инициативы по России» в ЕСПЧ были направлены не менее семи жалоб жительниц Северного Кавказа, и все они оказались фактически лишены родительских прав. При этом, по словам адвоката Ольги Гнездиловой, больше всего жалоб поступает из Чечни и Ингушетии.
Отвечая на претензии Магомадовой, российские власти признают, что суды Чеченской республики придают «особое значение происхождению ребенка, его мусульманскому вероисповеданию и традициям чеченского народа».
«В данном случае при определении места жительства ребенка вместе с отцом с 2014-го по 2015 годы суды Чеченской республики приняли во внимание национальные особенности воспитания детей в чеченских семьях, например, тот факт, что при распаде чеченской семьи ребенок, по общему правилу, воспитывается в семье отца», — пояснили российские чиновники, комментируя заявление Элиты в ЕСПЧ. По их словам, суд также принял во внимание и материально-бытовые условия проживания родителей мальчика.
На Северном Кавказе дети нередко остаются в семье отца, даже после его смерти, как, например, в случаях Магомадовой и другой жительницы Чечни — Зелихи Магомедовой. Ее муж, сотрудник МВД, погиб в июне 2006 года при исполнении служебных обязанностей. Женщина осталась одна с пятью дочерями, через три месяца после смерти мужа у нее родился сын. Компенсацию в размере 2,5 млн рублей, положенную многодетной вдове полицейского, вместо Зелихи получил отец Махсурда, вынудивший женщину написать на него доверенность.
В семье погибшего супруга Зелиха прожила до 2010 года, пока в феврале ее не избил брат мужа Эльсолт Болотханов. В тот же день Магомедову отвезли в дом ее матери. В 2010 году Наурский районный суд постановил передать Магомедовой ее детей, однако, как отмечают адвокаты женщины, служба судебных приставов так и не возвратила их матери. Впоследствии российские суды отменили вступившее в силу судебное решение, вынесенное в пользу Зелихи, и полностью лишили ее родительских прав, в том числе — из-за того, что заявительница не общалась со своими детьми.
Представители ФССП по Чеченской республике не отрицают, что вернуть детей матерям по решению суда бывает непросто, причем иногда из-за нежелания самих детей.
«Да, действительно, у нас есть такая проблема, когда не удается найти детей. Мы проводили даже круглый стол по этому поводу, обсуждали проблему с сотрудниками разных правоохранительных ведомств. Но, знаете, есть и такие случаи, когда дети сами отказываются идти жить к матери — может, их отец настроил против матери или еще что. Закон же не позволяет нам детей из семьи выдергивать против своей воли», — пояснили «Медиазоне» в пресс-службе ведомства.
Дочь Нуржан Кутуевой Руман после развода родителей в 2008 году в присутствии судебных приставов-исполнителей и своего отца выразила нежелание видеть свою мать, которой было разрешено забирать к себе дочь два раза в месяц. Спустя несколько недель Руман сбежала из дома отца и рассказала Нуржан, что он настраивал ее против матери и запрещал с ней видеться. Вскоре за девочкой приехали родственники отца и забрали ее.
В 2013 году Кутаева обратилась в суд с просьбой определить порядок общения с дочерью. Несмотря на то, что суд удовлетворил требования заявительницы, никаких действий приставами предпринято не было. Свое бездействие они объясняют нежеланием самой девочки возвращаться к матери. И хотя Кутаева напрямую обращалась к главе Гудермесского районного отдела управления службы судебных приставов, на позицию его подчиненных это не повлияло. Нуржан Кутаева и ее дочь не видели друг друга уже более трех лет.