В 10:00 по Гринвичу (13:00 мск) председательствующий судья Высокого суда Лондона сэр Роберт Оуэн начал оглашение выводов, к которым суд пришел в ходе длившихся с прошлого января открытых слушаний по делу об отравлении Александра Литвиненко. Полный текст его доклада также опубликован сегодня. «Медиазона» перевела статью журналиста Guardian Люка Хардинга, который на протяжении года следил за этим процессом.

Отель «Миллениум» — необычное место для убийства. Его окна выходят на площадь Гросвенор, а по соседству находится тщательно охраняемое посольство США, на четвертом этаже которого, по слухам, располагается представительство ЦРУ. В северной части площади возвышается статуя Франклина Д. Рузвельта в широкополой шляпе и со знаменитой тростью. В 2011 году рядом поставили новый памятник, на этот раз — Рональду Рейгану. Надпись на постаменте прославляет его «решительное вмешательство в мировую политику во имя окончания холодной войны». Дружеское посвящение от Михаила Горбачева гласит: «Вместе с президентом Рейганом мы совершили кругосветное путешествие — от конфронтации к сотрудничеству».
В свете событий, которые произошли буквально за соседним углом, эти цитаты кажутся пропитанными ядовитой иронией, и особенно — на фоне явных попыток Владимира Путина повернуть время вспять и снова оказаться в 1982-м, когда бывший босс КГБ Юрий Андропов правил обреченной империей по имени СССР. В подножие статуи вмонтирован песочного цвета камень. Это обломок Берлинской стены, извлеченный из нее с восточной стороны. Рейган, написано на монументе, победил коммунизм. Это был окончательный триумф западных демократических ценностей и свободного общества.

В пятистах метрах от памятника — Гросвенор стрит. Именно здесь в середине октября 2006 года двое российских убийц совершили первое покушение, неудачное. Исполнителей звали Андрей Луговой и Дмитрий Ковтун. Жертвой должен был стать Александр Литвиненко, бывший офицер российской разведывательной службы ФСБ. В 2000 году он бежал из Москвы. В изгнании в Англии он сделался самым яростным и самым раздражающим критиком Путина. Литвиненко был писателем и журналистом, а с 2003 года и до последнего дня своей жизни — британским агентом, нанятым МИ-6 в качестве эксперта по российской организованной преступности.

В последнее время Литвиненко поставлял секретным агентам Ее Величества и их испанским коллегам шокирующую информацию о деятельности русской мафии в Испании. Мафия располагала обширной сетью контактов среди крупнейших российских политиков. Судя по всему, следы вели в администрацию президента — это началось еще в 1990-х, когда Путин, будучи помощником мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака, работал в тесном контакте с бандитами. Через неделю Литвиненко должен был давать показания испанскому прокурору. Именно поэтому Кремль предпринимал столь отчаянные попытки убрать его.

Гости из Москвы привезли с собой, как рассказывал Ковтун своему другу, «очень дорогой яд». О свойствах его он не знал почти ничего. Это был полоний-210, редкий радиоактивный изотоп, незаметный, невидимый, неотслеживаемый. При приеме внутрь — гарантированная смерть. Полоний, выработанный ядерным реактором на Урале и сошедший затем с конвейера завода в Сарове, этого «исследовательского института» и секретной лаборатории ФСБ. Именно там из полония сделали настоящее портативное оружие.

Несмотря на все это, Луговой и Ковтун оказались никчемными киллерами. Золотой век КГБ прошел, и качество наемных убийц в Москве сильно упало. Их первая попытка убить Литвиненко в конференц-зале на Гросвенор стрит провалилась. Они заманили жертву на деловую встречу, где — на это указали впоследствии пятна радиоактивного заражения — подлили полоний в его чашку или стакан. Литвиненко, однако, к напитку не притронулся. 1 ноября 2006 года он упрямо остался в живых.

Как и в большинстве престижных лондонских отелей, в «Миллениуме» есть система охранного видеонаблюдения. Многоэкранная система транслирует сигнал с 48 камер. В тот день 41 из них работала. Система делает кадр каждые две секунды, запись хранится 31 день. Видео, разумеется, отвратительного качества, она напоминает первые эксперименты в истории кинематографа: картинка скачет, изображение расплывается и то и дело становится неразличимым. Но это честный документ. Датировка кадра — дни, часы, минуты — регистрирует время любого события. Эта нарезка — как машина времени, путешествие в реальность прошлого.

Но даже самые современные системы видеонаблюдения несовершенны. Отдельные уголки «Миллениума» оставались вне поля зрения камер — что Луговой, эксперт по слежке, и Ковтун, бывший телохранитель, разумеется, заметили. Одна из камер была закреплена над стойкой регистрации. На записи с нее видна сама стойка, три монитора и служащий в униформе отеля. Слева просматривается часть фойе, два белых кожаных дивана и кресло. Другая камера — ее трудно заметить, если не присматриваться — фиксирует происходящее по пути к лифту.

На первом этаже отеля располагаются два бара, вход в них — через фойе. Еще есть большой ресторан и кафе. И маленький Pine Bar, если повернуть налево сразу после вращающихся входных дверей. Интерьер — кожа и дерево; очень уютно. Три эркерных окна выходят на площадь. С точки зрения системы видеонаблюдения и безопасности, Pine Bar — черная дыра. Гости здесь абсолютно невидимы.

Вечером 31 октября камера №14 зафиксировала: в 20:04 мужчина в черной кожаной куртке и свитере горчичного цвета подходит к стойке регистрации. С ним — две молодые женщины, у них длинные ухоженные светлые волосы, это его дочери. От дивана отделяется другая фигура. Это поразительно высокий, крепкий парень; на нем черная дутая жилетка и нечто, напоминающее шарф Гарри Поттера ручной вязки. Шарф красно-синий, это цвета московского футбольного клуба ЦСКА.

На видео запечатлен момент, когда Луговой регистрировался в отеле. За последние три недели у него это была уже третья по счету незапланированная поездка в Лондон. На этот раз его сопровождала вся семья — жена Светлана, дочь Галина и восьмилетний сын Игорь — и друг Вячеслав Соколенко, тот самый мужчина в шарфе. В отеле Луговой встретился со второй дочерью, Татьяной. Она прилетела из Москвы днем раньше со своим бойфрендом Максимом Беяком. На следующий вечер вся компания планировала посетить матч ЦСКА — «Арсенал». Как и Луговой, Соколенко работал раньше в КГБ. Но он, решили британские следователи, не имел отношения к убийству.

Записи с камер показывают, что Ковтун прибыл в отель на следующее утро в 8:32 — крошечная фигурка с черной сумкой на плече. События следующих нескольких часов широко и печально известны. Литвиненко как обреченная жертва, российское государство в роли мстительного божества, и масс-медиа — что-то вроде взволнованного хора в греческой трагедии. На самом происшедшее во многом было чистой импровизацией и легко могло бы пойти по другому сценарию. Луговой и Ковтун решили завлечь Литвиненко на новую встречу. Однако, судя по имеющимся данным, на тот момент они еще не знали, как его убить.

Литвиненко познакомился с Луговым в России в 1990-е годы. Оба работали на олигарха Бориса Березовского. Позже эксцентричный Березовский станет покровителем Литвиненко. В 2005 году Луговой возобновил контакт с Литвиненко и предложил работать вместе, консультируя западные компании, которые хотели бы инвестировать в Россию. В 11:41 Луговой позвонит Литвиненко на мобильный и предложит встретиться. Почему бы не встретиться в тот же день в «Миллениуме»? Литвиненко ответил: «Да» — и все завертелось.

Впоследствии Скотленд-Ярд в точности восстановит маршрут передвижений Литвиненко 1 ноября: автобус от дома в Масвелл Хилл в северном Лондоне, метро до площади Пикадилли, обед в три часа с итальянским партнером Марио Скарамеллой в суши-баре Itsu — там же на Пикадилли. Луговой тем временем ведет себя все более нетерпеливо, он несколько раз звонит Литвиненко, последний раз — в 15:40. Он говорит намеченной жертве «поторапливаться», ссылаясь на то, что вот-вот уедет смотреть футбол.

Луговой скажет британским детективам, что он вернулся в «Миллениум» в четыре часа. Камеры докажут обратное: в 15:32 он спрашивает у администратора, как пройти в туалет. Другая камера, №4 зафиксирует, как он поднимается по лестнице, ведущей из фойе. Эта запись обращает на себя внимание: Луговой выглядит озабоченным. Он необычно бледен, мрачен, лицо кажется посеревшим. Левая рука — в кармане куртки. Через две минуты он выйдет из туалета. На камере останется не слишком лестный снимок его наметившейся лысины.

В 15:45 Ковтун повторит путь Лугового: спросит, как пройти в туалет, проведет там две минуты и снова появится в фойе. Его силуэт едва заметен. Чем же они там занимались? Мыли руки, приготовив полониевую ловушку? Или готовили преступление в безопасном уединении, закрывшись в одной из кабинок?
Исследование покажет следы альфа-излучения во второй кабинке слева — 2 600 импульсов в секунду на двери, 200 на кнопке бачка. Другие следы полония будут обнаружены на сушилке для рук и под ней — 5 000 импульсов в секунду. Это, как говорят ученые, «отклонение на полную шкалу» — когда показатели настолько высоки, что шкалы прибора недостаточно.

Система наблюдения фиксирует, что на встрече был и третий гость, появившийся в 15:59 на 41-й секунде — спортивный человек в голубой джинсовой куртке с коричневым воротником. В момент появления на краю размытого кадра он говорит по телефону. Это Литвиненко. Он звонит Луговому — сообщить, что приехал. Дальнейшие события разворачиваются вне поля зрения камер. Однако нам известна важная деталь: Литвиненко не заходил в туалет. Он не являлся источником заражения. Это его бывшие русские коллеги — а теперь, получается, его убийцы — привезли в Лондон яд для второго покушения на Литвиненко.

Отель. Радиация. Номер 382

В Советском Союзе существовала давняя традиция устранения врагов. В числе жертв были Лев Троцкий (с ледорубом в голове), украинские националисты (яд, взрывающиеся пироги) и болгарский диссидент Георгий Марков (убит с помощью капсулы с рицином уколом зонтиком на мосту Ватерлоо в Лондоне). И это еще не все. Эти убийства были демонстративными, они совершались в назидание — хотя КГБ и не оставляло следов, как бы тщательно их ни искали. Оправданием служила этика ленинизма: насилие считались необходимыми для защиты большевистской революции, благородного эксперимента.

При Борисе Ельцине экзотические убийства прекратились. Московская секретная лаборатория ядов, основанная при Ленине в 1917 году, была закрыта. Однако в 2000-х, когда в Кремле воцарился Путин, эти операции в советском стиле незаметно возобновились. Тех, кто критиковал нового российского президента, отличала удивительная привычка, скажем так, умирать. Путин переориентировал страну в направлении все более жесткого авторитаризма, большинство очагов оппозиционной активности и вольнодумства загасили. Соратники президента по работе в КГБ, ранее подчинявшиеся коммунистической партии, теперь сами оказались у власти.
Убийства журналистов и правозащитников уже не могли быть объяснены в терминах защиты социализма. Скорее, теперь государство стало синонимом чего-то иного — личных финансовых интересов Путина и его друзей.

Еще в 1990-х, будучи офицером ФСБ, Литвиненко был глубоко шокирован тем, насколько глубоко организованная преступность проникла в российские органы безопасности. С его точки зрения, криминальная идеология заменила идеологию коммунистическую. Он стал первым, кто охарактеризовал путинскую Россию как мафиозное государство, где правительство, организованная преступность и спецслужбы практически неотличимы друг от друга.

Литвиненко обладал великолепной наблюдательностью, отточенной за время службы в ФСБ, где его обязанности были сродни работе детектива. Тренировка этого навыка входила в базовую подготовку. Умение описывать «плохих парней»: рост, телосложение, цвет волос, отличительные черты, одежду. Украшения. Примерный возраст. Курит или нет. И, разумеется, умение подслушивать и запоминать их разговоры: от важных вещей вроде признания вины до мелких, незначительных деталей. Например, кто кому предложил чашку чая.

Когда инспектор Скотленд-Ярда Брент Хаятт допрашивал Литвиненко, русский шпион на покое предоставил ему полный — и весьма впечатляющий — отчет о встрече с Луговым и Ковтуном в Pine Bar. Литвиненко рассказал, что Луговой подошел к нему в фойе с левой стороны и пригласил следовать за ним: «Пошли, мы там сидим». Вслед за Луговым он вошел в бар; тот уже заказал напитки. Луговой сел спиной к стене, Литвиненко — на стул напротив по диагонали. На столе стояли стаканы, но бутылок не было. А еще «чашки и чайник».

Как было прекрасно известно Луговому, Литвиненко не пил спиртного. Более того, он испытывал финансовые затруднения и ни за что не стал бы тратить собственные деньги в баре престижного отеля. Бармен Норберто Андраде подошел к Литвиненко сзади и спросил: «Желаете что-нибудь?». Луговой повторил его вопрос: «Хочешь что-нибудь?». Литвиненко ответил: «Нет».

Литвиненко рассказывал Хаятту: «Он [Луговой] сказал: "ОК, ладно, мы все равно скоро уходим, в чайнике еще осталось немного, если хочешь». Потом официант ушел, или Андрей попросил чистую чашку, и тот ее принес. Когда официант ушел, я взял эту чашку и налил в нее чай, хотя в чайнике оставалось совсем немного, на полчашки. Граммов 50, может быть».

Литвиненко утверждал, что свою чашку он не допил. «Я сделал несколько глотков, но это был зеленый чай без сахара, к тому же холодный. Почему-то он мне не понравился, впрочем, неудивительно — почти остывший чай без сахара… И больше я пить не стал. В сумме я сделал три или четыре глотка».

Хаятт: Чайник уже находился на столе?

Литвиненко: Да.

Хаятт: Сколько чашек было на столе, когда вы вошли?

Литвиненко: Три или четыре.

Хаятт: Пил ли Андрей из того же чайника в вашем присутствии?

Литвиненко: Нет.

Хаятт: OK, что было дальше?

Литвиненко: Потом он сказал, что Вадим (Ковтун) сейчас подойдет… или Вадим, или Володя, не помню. Я его второй раз в жизни видел.

Хаятт: Что произошло потом?

Литвиненко: Затем Володя [Ковтун] тоже сел за стол с моей стороны, напротив Андрея.

Они обсудили встречу, назначенную на следующий день в офисе частной охранной компании Global Risk. В течение предыдущих месяцев Литвиненко пытался дополнить свою зарплату в 2 000 фунтов, которые платила ему МИ-6, другим заработком. Он составлял подробные аналитические записки для компаний, планирующих инвестиции в России. По словам Литвиненко, в баре было много народу. К Ковтуну он почувствовал резкую антипатию. Это была их вторая встреча. Что-то с ним не так, подумал Литвиненко — будто его что-то мучает изнутри.

Литвиненко: Володя [Ковтун] был — казался — очень подавленным, будто с тяжелого похмелья. Он извинился. Сказал, что не спал всю ночь, только что прилетел из Гамбурга, очень устал и больше не в силах держаться на ногах. Но мне кажется, он или алкоголик, или наркоман. Очень неприятный тип.

Хаятт: Этот Володя, как он появился у стола? Андрей с ним связался и пригласил к вам присоединиться, или уже существовала какая-то договоренность, что он придет?

Литвиненко: Нет … Он [Ковтун], мне кажется, знал заранее. Возможно даже, что они сидели вместе до моего прихода, а потом он поднялся в свой номер.

Хаятт: Вернемся к тому моменту, когда вы выпили немного чая. Вы не заказывали напитки официанту. Было упомянуто, что в чайнике оставался чай. Насколько настойчиво Андрей предлагал вам выпить чая? Или он был безразличен? Говорил ли он: «Давай, выпей немного» —или не придавал этому значения?

Литвиненко: Он сказал что-то вроде этого: «Если хочешь, закажи себе что-нибудь, но мы уже скоро уходим. Или, если хочешь чая, в чайнике осталось немного, можешь выпить».

Я бы мог и сам что-нибудь заказать, но он это так преподнес, будто не стоило ничего заказывать. Я не люблю, когда за меня платят, но этот отель настолько дорогой… У меня просто нет денег, чтобы заплатить за напитки в таком баре».

Хаятт: Вы пили чай в присутствии Володи?

Литвиненко: Нет, я пил чай, только когда Андрей сидел напротив меня. В присутствии Володи я ничего не пил… Чай мне не понравился.

Хаятт: А после того, как вы пили чай из этого чайника, Андрей или Володя из него пили?

Литвиненко: Абсолютно точно нет. Позже, когда я уже уходил из отеля, мне все казалось, что что-то не так. Я все время это чувствовал. Я знал, что они хотели меня убить.

Нет никаких доказательств, которые позволили бы утверждать, кто именно — Ковтун, в прошлом работавший официантом ресторана в Гамбурге, или Луговой — подлил полоний в чайник. По свидетельству Литвиненко, это было абсолютно точно групповое преступление. Луговой впоследствии заявит, что не помнит, что именно он заказывал в Pine Bar. И что это именно Литвиненко настаивал на встрече, а ему пришлось уступить, несмотря на колебания.

Полиции удалось получить счет, оплаченный Луговым в баре. Заказ был следующим: три чайника чая, три джина Gordon's, три тоника, один коктейль с шампанским, одна сигара Romeo y Julieta No 1. Чай обошелся в 11,25 фунтов, общий счет составил 70,60. Луговой убивал в непринужденном стиле.

К этому моменту Луговой и Ковтун уже должны были прийти к заключению, что операция по отравлению удалась. Литвиненко выпил зеленый чай. Не слишком много, надо признать. Но выпил. Вопрос в том, достаточно ли. Встреча длилась 20 минут. Луговой все время смотрел на часы. Говорил, что ждет жену. Она появилась в фойе и, словно по условному сигналу, помахала рукой и беззвучно позвала: «Пошли, пошли!». Луговой встал, чтобы с ней поздороваться, оставив Литвиненко и Ковтуна за столом.

Затем была финальная, с трудом укладывающаяся в голове сцена. По словам Литвиненко, Луговой вернулся в бар вместе со своим восьмилетним сыном Игорем, представил его и сказал: «Это дядя Саша, пожми ему руку».

Игорь был послушным мальчиком. Он пожал Литвиненку руку, которая излучала смертельную радиацию. Когда полиция исследовала куртку Литвиненко, на рукаве было обнаружено сильное заражение — он держал чашку правой рукой. Компания покинула бар. Семья Лугового вместе с Соколенко поехала на матч. Ковтун отказался, сославшись на то, что устал и очень хочет спать.

Судебные эксперты тщательно исследуют весь бар, столы, посуду. 100 чайников, чашки, ложки, блюдца, молочники. Чайник, из которого пил Литвиненко, найти оказалось несложно — при показателе в 100 000 беккерелей на кубический сантиметр. Самый высокий уровень заражения был зафиксирован на носике (чайник попал в посудомоечную машину и впоследствии был подан случайным клиентам). На поверхности стола значение составило 20 000 беккерелей на кубический сантиметр. Половины этой дозы достаточно, чтобы убить человека при употреблении вовнутрь.

Полоний распространялся по отелю, как болотный газ, растекался, как туман. Он был обнаружен в посудомоечной машине, на полу, на ящике кассы, на рукоятке ситечка для кофе. Его следы остались на бутылках Matrini и Tia Maria на полке бара, на черпачке для мороженого, на разделочной доске. Разумеется, там, где сидели трое русских — и на табурете у пианино. Кем бы ни был тот, кто послал Лугового и Ковтуна в Лондон, он должен был прекрасно знать об опасности такой операции для окружающих. Но, очевидно, его это совершенно не волновало.

Тем не менее, самое важное доказательство было найдено несколькими этажами выше Pine Bar— в номере 382, где жил Ковтун. Когда эксперты разобрали раковину в ванной, они обнаружили смятые комки какого-то мусора, застрявшие в фильтре сливной трубы. Выяснилось, что в мусоре содержалось 390 000 беккерелей полония. Настолько высокий уровень заражения мог дать только сам полоний.

Подлив яд для Литвиненко в чайник, Ковтун поднялся к себе в номер. В ванной он вылил остатки жидкого оружия в раковину. Никто, кроме него, Лугового и Соколенко не имел доступа в эту комнату. Полиция пришла к выводу, что Ковтун использовал орудие убийства, а затем избавился от него. Это было сознательное уничтожение улик.

Научные данные объективны, однозначны и убийственно красноречивы. В них есть простота несомненного факта. Вернувшись в Москву, Ковтун даст целую серию интервью, в которых будет раз за разом заявлять о своей невиновности. Однако объяснить присутствие полония в своей комнате он так никогда и не сможет.

Имела ли российская операция по устранению Литвиненко кодовое название, и какое — нам пока что неизвестно. В конце концов, ее можно признать успешной. Прошло ровно шесть лет с того дня, как Литвиненко переехал в Великобританию: 1 ноября 2000 года. Он уже умирает, но еще не знает об этом. Вещество, которое его убивало, было выбрано потому, что убийцы полагали: его невозможно отследить. План сработал. C этого момента никто и ничто — даже целый симпозиум самых талантливых врачей в мире — не смог бы его спасти.

Больница. МИ-6. Президент России

Семнадцать дней спустя смертельно больной Литвиненко лежит в больнице, его случай — загадка для всего медперсонала. В конце концов, врачи решают, что у пациента отравление таллием. В этот момент в клинике появляются представители Скотленд-Ярда.

Картина, которая предстала перед английской полицией, обескураживала. Отравленный русский со скудным словарным запасом, путаная история о заговоре и загадочных гостях из Москвы, множество потенциальных мест преступления. Два детектива из специального городского подразделения, инспектор Брент Хаятт и сержант сыскной полиции Крис Хоар, говорили с Литвиненко в палате интенсивной терапии на 16 этаже больницы Университетского колледжа. Он был зарегистрирован под своим английским псевдонимом Эдвин Редвальд Картер. В расследовании Литвиненко фигурирует как «важный свидетель». Всего было проведено 18 бесед, в сумме — восемь часов и 57 минут. Они продолжались три дня, с раннего утра 18 ноября до примерно девяти часов вечера 20-го.

Расшифровки этих интервью восемь с половиной лет хранились в материалах Скотленд-Ярда по делу Литвиненко под грифом секретности. В 2015 они стали доступны; это невероятный документ. По сути, это единственные в своем роде свидетельские показания, взятые у призрака. В них Литвиненко из последних сил пытается раскрыть леденящее кровь убийство — свое собственное убийство.

Литвиненко и сам был опытным детективом. Он знал, как работает следствие, был очень педантичен, всегда аккуратно собирал материалы и подшивал в папки. В беседах с полицией он бесстрастно предъявляет факты, указывающие на тех, кто мог его отравить. Он признает: «Я не могу напрямую обвинить этих людей, потому что у меня нет доказательств».

Литвиненко — идеальный свидетель — он дает прекрасные описания, запоминает детали. Он формирует список подозреваемых. В нем три имени: итальянец Марио Скарамелла, бизнес-партнер Андрей Луговой и неприятный товарищ Лугового, чье имя Литвиненко все время пытается вспомнить, называя его то Володей, то Вадимом.

Хаятт начинает запись в восемь минут пополуночи 18 ноября. Он представляется и представляет своего коллегу, сержанта Хоара. Литвиненко называет свое имя и адрес.

Хоар говорит: «Спасибо вам большое, Эдвин. Эдвин, мы расследуем заявление, что кто-то отравил вас, пытаясь убить». Хоар сообщает, что по мнению врачей, у Эдвина отравление «большой дозой таллия», и это является «причиной его болезни».

Он продолжает: «Могу я попросить вас рассказать, что, по вашему мнению, произошло, и почему?».

Медики сообщили Хоару, что Литвиненко хорошо говорит по-английски, но это оказывается преувеличением. После первого разговора полицейские подключат к делу переводчика.

У Литвиненко еще достаточно сил, чтобы подробно рассказывать о своей работе в ФСБ и все усугублявшемся конфликте с этой организацией. Он говорит о «хороших отношениях» с российской журналисткой Анной Политковской, еще одним врагом Путина, и о том, что она боится за свою жизнь. Весной 2006 года они встречались за бранчем в кафе Nero в Лондоне. Она сказала: «Александр, я очень боюсь». Каждый раз, когда Политковская прощается со своей дочерью и сыном, она смотрит на них «как в последний раз». Он уговаривал ее поскорее уехать из России — родители состарились, надо думать о детях. В октябре 2006 года Политковскую застрелят в подъезде ее дома в Москве.

Смерть Политковской «глубоко шокировала» Литвиненко. «Я потерял много друзей», — говорит он английским детективам и добавляет, что человеческая жизнь в России ничего не стоит. Он также вспоминает о своей речи, произнесенной за месяц до этого в лондонском пресс-клубе Frontline Club, в которой он публично обвинил Путина в организации убийства Политковской.

Периодически запись прерывается: заканчивается пленка, в палату заходят медсестры с лекарствами, Литвиненко, страдающий диареей, вынужден отлучаться в туалет. Несмотря ни на что, он собирается с силами и продолжает. «Разговор с вами очень важен для моего дела», говорит он Хаятту.

В фокусе подозрений оказываются двое русских. Литвиненко вспоминает встречу в «Миллениуме». Признается, что ни разу не был раньше в этом отеле, место пришлось искать по карте. Настаивает, что эта «специальная информация» должна оставаться в секрете, ее нельзя обнародовать — и даже его жене Марине Литвиненко просит ничего не говорить. «Эти люди, интересное дело, конечно, весьма интересное», — бормочет он.
Но время уходит, и Литвиненко собирает все силы, чтобы сосредоточиться и решить загадку. Вот что представлено в расшифровке:

Картер [громко и отчетливо повторяя едва слышные слова Литвиненко]: Только эти трое могли меня отравить.

Хаятт: Эти трое.

Картер: Марио, Вадим [Ковтун] и Андрей.

Временами кажется, что дело ведут не два, а три следователя: Хаятт, Хоар и сам Литвиненко, педантичный экс-детектив. Через четыре или пять часов бесед история постепенно проясняется. К расследованию подключаются новые силы. Информация передана в SO15, контртеррористическое подразделение Скотленд-Ярда, возглавляемое детективом Клайвом Тиммонсом.

Литвиненко сообщает, что самые важные бумаги он хранит дома, на нижней полке посудного шкафа. Среди материалов — ключевая информация о Путине и его окружении, почерпнутая из газет и других источников, а также данные о российских криминальных группировках. Он передает полиции пароль к электронной почте и номер банковского счета. Рассказывает, что чеки за его две сим-карты Orange, купленные по 20 фунтов в магазине на Бонд-стрит, хранятся в черном кожаном кошельке на прикроватном столике. Литвиненко объясняет, что одну из карт он передал Луговому, для общения они использовали секретные номера. Последним он отдает детективам свой дневник.

Стремясь помочь следствию, Литвиненко звонит жене и просит найти дома фотографию Лугового. Хаятт прерывает запись — необходимо забрать фотографию, так как Луговой стал главным подозреваемым. Вот как описывает его Литвиненко: «Андрей представляет собой абсолютно европейский тип, он даже немного на меня похож. Тот же тип… Мой рост 177 см или 178 см, так что он, возможно, 176 см. Он на два года младше меня, светлые волосы». У него небольшая, «почти невидимая» плешь на макушке.

Расшифровка записи:

Хаятт: Эдвин, вы считаете Андрея вашим другом или коллегой по бизнесу? Как бы вы описали ваши отношения с Андреем?

Картер: ...он мне не друг. Просто деловой партнер.

В конце второго дня беседы, 19 ноября, Литвиненко вспоминает, как его подвозил домой друг, чеченец Ахмед Закаев: «Парадокс в том, что я прекрасно себя чувствовал, но внезапно у меня возникло ощущение, что скоро что-то случится. Может, это подсознательное». Детективы выключают запись. Пленка закончилась, на ней подробная и достоверная информации о событиях, которые предшествовали отравлению Литвиненко. За одним исключением: он ни слова не сказал о своей тайной жизни и работе на британскую разведку. Только на следующий день он расскажет о встрече со своим куратором из МИ-6 «Мартином», которая состоялась 31 октября в подвальном кафе книжного магазина Waterstone на Пикадилли. Литвиненко говорит о работе под прикрытием скупо и явно неохотно.

Картер: 31 октября примерно в четыре вечера у меня была назначена встреча с одним человеком, о котором я не очень хочу говорить, потому что у меня есть некоторые обязательства. Вы можете связаться с ним по этому междугороднему номеру, который я вам дал.

Хаятт: Вы встретились с этим человеком, Эдвин?

Картер: Да.

Хаятт: Эдвин, это крайне необходимо, чтобы вы сообщили нам, кто этот человек.

Картер: Позвоните ему, он сам вам расскажет.

Интервью резко обрывается в 17:16. Хаятт набирает номер, дозванивается до «Мартина» и сообщает ему, что Литвиненко тяжело болен и находится в больнице, он — жертва явного отравления, организованного двумя загадочными русскими.

Кажется, что в MИ-6 — организации, известной своим профессионализмом — впервые слышат о состоянии Литвиненко. Он, конечно, не был штатным сотрудником. Однако ему как информатору выплачивалась зарплата, у него был зашифрованный мобильный телефон и паспорт, предоставленный MИ-6. Похоже, что агентство не считало, будто Литвиненко грозила опасность — несмотря на бесчисленные звонки с угрозами из Москвы и бутылку с зажигательной смесью, брошенную в его дом в северном Лондоне в 2004 году.
Реакция MИ-6 неопределенная. Британское правительство до сих пор отказывается обнародовать соответствующие документы. Впрочем, можно представить себе эту панику и стыд. Все агентство в состоянии полного кризиса и ступора. В записях указывается, что после телефонного разговора с Хаяттом «Мартин» примчался в больницу. Он оставался с отравленным агентом до 19:15. После его ухода запись разговора с полицейскими возобновляется, последние реплики касаются угроз в адрес Литвиненко со стороны Кремля и его эмиссаров. В конце детектив спрашивает, что еще Литвиненко хотел бы добавить.

Хоар: Кто еще, как вы думаете, мог бы причинить вам вред такого рода?

Картер: Я ни минуты не сомневаюсь в том, кто этого хотел, я неоднократно получал угрозы со стороны этих людей. Это было сделано… Я не сомневаюсь, что это дело рук российской разведки. Я прекрасно знаю, как работает система. Приказ об убийстве гражданина другой страны на ее территории, особенно если дело касается Великобритании, мог отдать только один человек.

Хаятт: Вы бы хотели назвать его имя, сэр? Эдвин?

Картер: Этот человек — президент Российской Федерации Владимир Путин. И если… Вы, разумеется, понимаете, что пока он остается президентом, вы не сможете обвинить его в том, что он отдал такой приказ, просто потому что он — президент огромной страны, нашпигованной ядерным, химическим и бактериологическим оружием. Но я не сомневаюсь, что как только власть в России сменится, или как только глава российской разведки переметнется на сторону Запада, он подтвердит мои слова. Он скажет, что я был отравлен российскими агентами разведки по приказу Путина.

Олдермастон. Диагноз. Смерть

Состояние Литвиненко стремительно ухудшалось. 20 ноября, в день его последнего разговора с полицией, врачи переводят Литвиненко в отделение интенсивной терапии. Там легче отслеживать его состояние и вмешаться, если возникнет необходимость. Сердечный ритм стал нерегулярным, жизненно важные органы отказывают.

Медики, лечившие Литвиненко, блуждали в тумане. Его случай был крайне сложным, симптомы не совпадали с клинической картиной отравления таллием. У него был поражен костный мозг и кишечник, что вписывалось в версию о таллии. Но не хватало главного симптома —периферийной невропатии, болей или онемения пальцев рук и ног. «Все это выглядело крайне загадочно», — признавался один из врачей.

Близким Литвиненко, однако, приходилось постепенно смиряться с мыслью, что он вряд ли выживет.

Позже Кремль обвинит друга Литвиненко Алекса Гольдфарба и Бориса Березовского в циничном использовании его смерти для дискредитации Путина. На самом деле, Литвиненко высказался совершенно четко: как следует из расшифровок Скотленд-Ярда, он считал Путина лично ответственным за свое отравление. И он хотел, чтобы мир об этом узнал.

Адвокат Литвиненко Джордж Мензис начал составлять заявление от лица потерпевшего. Позже он утверждал, что основные мысли в нем действительно принадлежат самому Литвиненко. «Я старался, как мог, в самых личных выражениях передать то, что, как я искренне верю, было идеями и чувствами Саши», — говорил он. Основные темы заявления — гордость Литвиненко своим британским гражданством, любовь к жене и убеждения, ставшие причиной болезни — отражают мысли его клиента, считает Мензис.

Гольдфарб и Мензис привезли черновик заявления в больницу и показали Марине. Она отреагировала негативно. Она все еще верила, что ее муж сможет побороть болезнь, и что писать последнюю волю означает сдаться и потерять надежду. Они прагматично ответили: «Лучше сейчас, чем позже».

Мензис обратился за советом к Тиму Беллу, президенту лондонской PR-компании Bell Pottinger. Эта компания работала с Березовским с 2002 года, оказывая олигарху в изгнании юридическую помощь, а также сотрудничала с семьей Литвиненко. Белл назвал текст слишком мрачным и добавил, что он похож на «речь на смертном одре». «Я не считал правильным публиковать такое заявление, я надеялся и верил, что Саша выживет», — признался позже Белл.

Гольдфарб в палате интенсивной терапии зачитал листок А4 самому Литвиненко, переводя текст с английского на русский. В какой-то момент Гольдфарб сделал движение руками, изображая ангела, взмахивающего крыльями в полете. Литвиненко был готов подписаться под каждым словом: «Это именно то, что я чувствую». Он поставил дату и подпись. 21 ноября, росчерк, оканчивающийся черным завитком.

В заявлении бывший начальник Литвиненко по ФСБ обвинялся в его убийстве: «Возможно, вам удастся заставить замолчать одного человека, но хор протестующих голосов отзовется по всему миру, господин Путин, и будет звучать в ваших ушах до конца ваших дней».

Телевидение и пресса толпились у ворот больницы в тревожном ожидании.

Шестнадцатью этажами выше Литвиненко спросил Гольдфарба, попал ли он в топ новостей. Конечно, попал, но о нем самом знали не так уж много — только то, что он был известным критиком Путина, а теперь безнадежно болен. Гольдфарб сказал: «Саша, если ты хочешь, чтобы люди действительно поняли, что происходит, нужно сделать фото». Марина была против, она считала, что это вторжение в личную жизнь. Но Литвиненко согласился: «Если ты считаешь, что это необходимо, давай».

Гольдфарб позвонил в Bell Pottinger и поговорил с Дженнифер Морган, ассистентом Белла. Та в свою очередь позвонила знакомому фотографу Наташе Вайтц. Вайтц приехала в клинику, и полицейские проводили ее на 16 этаж. Фотограф провела с Литвиненко считанные минуты. Он сдвинул воротник зеленой больничной рубашки в сторону, чтобы были видны ЭКГ-сенсоры, закрепленные на груди. Вайтц сделала несколько портретных снимков Литвиненко: лысый, изможденный, но не сокрушенный, с васильковыми глазами, смотрящими прямо в объектив камеры. Это изображение стало неотделимым от его истории и обошло весь мир.

На следующий день — в среду, 22 ноября — врачи Литвиненко отказались от своего первоначального диагноза. «Мы не считаем, что этот человек отравлен неорганическим таллием», — значится в их записях.
К полудню в контртерростистическом отделении городской полиции было созвано совещание на высочайшем уровне. В нем участвовали детективы SO15 вместе с Тиммонсом, медики, эксперт из учреждения, занимающегося ядерным оружием, представители службы судебных экспертов и доктор Ник Гент из военного научного комплекса Porton Down. Последний тест мочи показал наличие нового радиоактивного вещества — изотопа полония-210. Но это сочли за ошибку, которую можно объяснить химическим составом пластикового контейнера для хранения образца.

По словам Тиммонса, у специалистов было пять версий о причинах загадочного отравления Литвиненко. Большинство из них было понятно лишь узкому кругу посвященных. Эксперты решили отправить литр мочи потерпевшего в Олдермастон (где находится британская Организация по атомному оружию — МЗ).

Литвиненко в своей палате уже терял сознание. К нему пришел российско-немецкий кинорежиссер Андрей Некрасов, который ранее взял у Литвиненко несколько интервью. Он записал видео, но Марина поставила условие, что оно будет опубликовано только с ее разрешения. Литвиненко лежит на кровати, поверженный дух, вокруг которого сгущается темнота. К ноздрям тянется трубка, щеки запали, глаза едва открыты. Бледный полуденный свет падает на его лицо.

«Он был в сознании, но совсем слаб», — вспоминает Марина. «Я почти весь день с ним сидела, просто чтобы он успокоился и расслабился немного». В восемь часов Марине пришлось уехать. Она встала и сказала мужу: «Саша, к сожалению, мне пора».

Она добавляет: «Он так грустно улыбнулся… И я почувствовала себя очень виноватой, что оставляю его». Я сказала: «Не волнуйся, завтра я вернусь, и все будет хорошо».

Литвиненко прошептал: «Я так тебя люблю».

В полночь из больницы позвонили и сказали, что у Литвиненко была остановка сердца, причем дважды. Врачи сумели реанимировать пациента. Марина вернулась в клинику, ее подвозил Закаев. Ее муж был без сознания и подключен к реанимационному аппарату. 23 ноября она провела весь день у его постели. Литвиненко находился в медикаментозной коме. Вечером она вернулась домой в Масвелл Хилл. Через час телефон снова зазвонил. Ее просили срочно вернуться в больницу.

В третий раз сердце Литвиненко остановилось в 20:15. Дежурный врач Джеймс Даун попытался реанимировать его, но в 21:21 ему пришлось констатировать смерть пациента. Когда Марина и Анатолий (сын Литвиненко — МЗ) приехали в больницу, их отвели не в палату, а в соседнюю комнату. Через 10-15 минут врач сообщил им, что Литвиненко мертв. «Вы хотите увидеть Сашу?» — спросил он Марину. «Конечно», — ответила она.

Впервые за несколько дней Марине разрешили дотронуться до мужа и поцеловать его. Анатолий выбежал из палаты через несколько секунд.

За шесть часов до смерти Литвиненко, примерно в три часа дня Тиммонсу позвонили из Олдермастона. Они подтвердили, что Литвиненко, как выразился позже Тиммонс, был «страшно заражен» радиоактивным полонием.