«На суде Ерофеев, скорее всего, заявит, что он представитель народной милиции «ЛНР». Александров может выбрать ту же тактику» Почему сорвался обмен пленных россиян на Савченко. Интервью с киевским адвокатом сержанта Александрова

В понедельник Константин Кравчук, киевский адвокат сержанта Александрова, подаст жалобу в Европейский суд на отсутствие медицинской помощи для своего подзащитного. По словам Кравчука, после нескольких сложных операций на ноге сержант Александров был сразу отправлен в СИЗО, таким образом власти отказали ему в законном праве на реабилитацию в медицинском учреждении. Оба россиянина обвиняются прокуратурой в военных преступлениях против Украины. Судебный процесс должен стартовать в ближайшие дни.

В интервью «Новой газете» адвокат Кравчук рассказал, какие неожиданности могут случиться на процессе, о сорвавшемся обмене на Савченко и куда делся уже осужденный за терроризм россиянин майор Старков.

— Вы как-либо координируетесь с защитой капитана Ерофеева?

— Сложно координироваться, когда разные позиции защиты. Но, конечно, у нас есть общий взгляд на процессуальные нарушения.

— В чем заключается ваша позиция?

— До последнего времени она заключалась в том, чтобы сохранять молчание. Сейчас Саша (Александров — Ред.) взял себе второго адвоката, и, полагаю, позиция может измениться (в прошлом месяце семья сержанта Александрова наняла ему также частного адвоката Юрия Грабовского. Кравчук остается в деле в качестве бесплатного государственного защитника, но будет представлять интересы сержанта только в Евросуде. — П. К). Пока же молчать — в этом была наша позиция и тактика.

— Почему именно молчать?

— Молчать и ждать, давая возможность следствию завести себя в тупик. В какой-то момент сложилась бы патовая ситуация.
— Как будет строиться защита теперь?

— Вы же знаете, что Ерофеев отрицает сейчас все показания, данные ранее, заявляет, что давал их под давлением. На суде Ерофеев, скорее всего, заявит, что он представитель народной милиции «ЛНР». И есть подозрение, что Александров с новым адвокатом теперь встанет на ту же линию. Это будет означать, что по украинским законам к ним применима норма статьи о терроризме. И в таком случае дадут пожизненное.

— Они к этому готовы?

— В том-то и дело, что нет. Они уверены, что скоро должен быть обмен, и что бы они ни сказали, их обменяют. Поэтому, наверное,

в случае с Ерофеевым уже избрана такая тактика — от всего отказываться, называться, как их в свое время охарактеризовал российский консул Алексей Грубый, полицаем «ЛНР». Они думают, что убьют двух зайцев. Подтвердят ожидания и Москвы, и сами ничего не скажут. Так и до обмена дотянут.
— А сами вы не верите в обмен, что ли?

— Я очень хочу, чтобы был обмен всех на всех. Но никакой конкретикой на данный момент не располагаю.

— Была информация, что Александров сотрудничал со следствием.

— Это фейк вообще, какое сотрудничество? Ничего он не сотрудничал. Надо просто понимать, как все делается. Следствие в рамках дела просит его, например, сообщить, где он находился в такое-то время. Александров говорит: находился там-то — и следствие проверяет. Следствие спрашивает, что вы делали в такой-то момент. Сержант отвечает. И так далее. Но это не сотрудничество! Он может не сообщать ни о каких фактических обстоятельствах, потому что у него есть закрепленное законом право молчать и не свидетельствовать против себя.

— В таком случае как быть с признаниями, которые записывали на видео представители СБУ? (на видео Ерофеев и Александров заявляют сотрудникам СБУ, что являются военнослужащими армии РФ. — П. К.)

— Ну Павел, давайте серьезно. Эти записи делались для того, чтобы убедить общественность в том, что они такие-сякие, чтобы настроить общественное мнение, а на самом деле… Вот я не могу вам говорить всего, тем более у защиты все еще пока позиция молчания.

— Но вы уже начали говорить, Константин.

— Сложно говорить, когда надо молчать… Вот есть человек с тяжелым огнестрельным ранением, он находится почти в коматозном состоянии и может говорить все, что угодно, ведь так?

— Вы про Александрова?

— Да хоть вообще! Разве можно верить человеку в таком состоянии? Он может сказать, что он Верховный главнокомандующий России. И что? Даже органы досудебного следствия не воспринимают это всерьез. Никто никогда не будет ссылаться на показания, полученные при задержании. Тем более это были никакие не показания, данные на камеру. Ведь что такое показания? Это процессуальное действие, которое проходит в присутствии следователя, адвоката и прочее! А там ничего такого не было — так только, интервью! Вот в данный момент мы и молчим, ничего не говорим. Пусть доказывают.

«При чем тут политика? Рядовое преступление совершенно»

— Представители СБУ несколько раз высказывались о защите Ерофеева-Александрова как об «агентах Кремля».

— Они так говорили об Оксане Соколовской, адвокате Ерофеева. Просто она заняла с Ерофеевым определенную позицию защиты и придерживается ее. Это нормальная адвокатская практика. Просто у нас сейчас такое часто встречается, когда твоя точка зрения иная — тебя объявляют «агентом Кремля».

— При этом она отказывается встречаться со мной.

— Соколовская думает, наверное, что вы — агент СБУ или ЦРУ. Ну сейчас такое время… Я тоже так сначала думал, но потом, конечно, передумал.

— Рад искренне за вас. Не донимают, кстати, тем, что вы защищаете гражданина России? Ведь часто на Украине говорят, что они не заслуживают вообще никакой защиты, сочувствия и так далее.

— Ну как так можно говорить, если мы хотим в Европейское сообщество?

— Я тоже об этом думаю.

— Мы в Украине всегда говорим одно, а делаем другое. Говорим о Европе, а делаем, как обычно, к сожалению. А вы в России и думаете, и делаете — все одно и то же.

— Можно ли назвать дело Ерофеева и Александрова политическим?

— Абсолютно не согласен. При чем тут политика? Рядовое преступление совершенно. И адвокаты должны работать как по рядовому преступлению. Подзащитный говорит своему адвокату: у меня такая точка зрения, — и защитник думает, решает, будет ли он поддерживать эту позицию или нет.
— Хорошо. В чем заключалось рядовое преступление, в котором их обвиняют?

— Убит человек. Вот и все. А теперь следствию надо доказать, что его убил кто-то из двух задержанных. Ну пусть доказывают. А мне надо доказать, что Александров этого не делал. Я считаю, что он невиновен.

— А все остальные обвинения? Их обоих обвиняют по шести уголовным статьям.

— Это все от лукавого. Размазывают внимание общественности, мутят воду, чтобы себе потом легче было.

— Значит, ваша позиция — невиновен по всем статьям?

— Нет, по каким-то статьям мы готовы были согласиться. Никто же не скрывает, даже консул Грубый говорил, что да, были в Луганске российские граждане и они чем-то там занимались… Но вообще, давайте откровенно! Думаете, к вам нет вопросов? Давайте я лучше вас спрошу, как вам, например, удавалось попадать в камеру к Александрову столько раз? Я этого не понимаю. Потому что никому не удавалось то, что вы делали.

— Думаете, рыл подкоп? Нет. Писал запросы, договаривался со следствием.

— Просто журналисты мне тоже писали письма, звонили, умоляли, чтобы я помог во встрече с ним. Но ни у меня, ни у кого ничего не получалось.

— Может быть, не очень пытались?

— И не надо было. Надо было относиться как к рядовому случаю. И хранить молчание. Еще бы чуть-чуть, и возможно при такой тактике случилось бы чудо. Но вы, журналисты, и Оксана Соколовская раздули все. И чуда не случилось! Точно так же и с той стороны раздували по Савченко. А ведь возможно, удалось бы как-то решить все эти дела без суда. Были неплохие шансы на обмен.

«Вы удивитесь, когда узнаете, где сейчас находится осужденный на 14 лет майор Старков»

— Так мы виноваты в том, что у вас ничего не получилось?

— Ладно-ладно. По правде, сначала я действительно думал о вас плохо. Но после того, как вы сделали тот обмен видеосообщениями между Сашей и его родителями, до которого тоже никто не додумался, я все понял. Но я хотел сказать насчет ценности молчания. Вы вот помните тот случай с «российским майором на КамАЗе»? Его фамилия Старков.

— Его осудили на 14 лет и отправили в Харьковскую колонию.

— Да, верно, но вы подавали запрос в эту Харьковскую колонию? Нет? Так подайте, узнайте, содержится ли он там.

— Не содержится?

— Вот и узнайте, где он сейчас. Думаю, вы удивитесь, когда узнаете. А все потому, что обе стороны приняли решение хранить молчание и не афишировать.

— Хотите сказать, что был обмен и он теперь в России? Подтверждения у вас есть?

— Ничего у меня нет. Я вам просто говорю, а вы проверьте. Вы же вроде были у его родственников? Что они сказали?

— Родственники его признали, сказали, что служил на Дальнем Востоке, затем отправился в Донбасс.

— Но сейчас у него, думаю, все уже хорошо.

— Расскажите подробнее про жалобу в Европейский суд. В чем суть?

— Жалоба на отсутствие надлежащей медицинской помощи моему подзащитному.

— Но Александрову делали операции, разве не так?

— Давайте рассуждать по-человечески. При задержании вам простреливают ногу, затем проводят операцию, но вина ваша не доказана, вы все еще подозреваемый. Да, возможно, при задержании была необходимость применить к вам силу. Но затем вас должны лечить, оказывать вам помощь, а также провести курс реабилитации. Даже Савченко во время болезни и в постболезненный период находилась в больнице. А Александров был в тюрьме.

«Переговоры по обмену продолжались вплоть до начала суда по Савченко»

— Но ведь он два месяца лежал в госпитале.

— В момент операций, их было несколько, — да, лежал! Но затем его сразу отправили в СИЗО. Хотя обязаны были оставить на реабилитационный период в медучреждении. Это вообще была грустная новость, причем отправили его в СИЗО после той дезинформации на одном из российских интернет-сайтов, которую якобы сообщил я. Вы помните: якобы я сообщил, что Ерофеева и Александрова обменяли и они находятся на пути в Россию.

— Вы говорили такое?

— Рассказываю. Мне написала девушка из этого издания («Газета.ру» — П. К.) и попросила оказать помощь в общении с Сашей: вот вам вопросы, которые мы хотели бы ему задать, мол, помогите. Я пошел к Саше и говорю: давай выступим в прессе, поговоришь о самочувствии, о семье. Он согласился, написали заявление о встрече. И в этот же вечер вышла эта заметка с приписанными мне словами. Вот такое совпадение.

— То есть вы ни о каком обмене не сообщали?

— Не сообщал. Я без понятия, зачем был этот трюк, версий пятьдесят. Возможно, хотели дискредитировать меня, возможно, хотели сорвать действительно какую-то инициативу по обмену. Тем более разговоры тогда были нешуточные.
— Но прекратились?

— Да. Хотя затем снова начались и продолжались вплоть до начала суда по Савченко, когда опять все стихло.

— То есть обмен был реален?

— Конечно. Об этом открыто говорили высокие чины у нас.

— А в России?

— Ну и Россия, конечно же, посылала какие-то сигналы. Через опять же «ЛНР». Ведь Ерофеева и Александрова в какой-то момент включили даже в обменный список «ЛНР». Готовилась почва. То есть процесс переговорный активно шел, но после начала суда [по делу Савченко] — все. Наши тоже сначала, видимо, рассчитывали на обмен без того, чтобы был суд, поэтому всячески тормозили процесс, шли на всевозможные процессуальные хитрости, все это видели.

«Нам предлагали сделку со следствием и 7,5 года»

— Почему родители Александрова постоянно просят заменить вас на другого адвоката?

— Они уверены, что я работаю на СБУ. Не верят, что бесплатный адвокат может по-настоящему защищать интересы их сына в суде. Наверное, у них перед глазами практика российских бесплатных адвокатов. Я не знаю. Хотя несколько раз я устраивал их общение по телефону, уговаривал следователя разрешить это, сам разговаривал с матерью, обещал помощь, если она решит приехать сюда. Она, конечно, звучала очень недоверчиво, очень подозрительно.

— Мать, Зинаида Николаевна, говорила мне, будто вы хотите выманить ее в Киев и отдать в руки СБУ.

— Зачем?

— Чтобы с ее помощью следствие могло добиться от Александрова признаний.

— То есть ее бы пытали, закрыли в подвал и показывали все это Саше? Поразительно, что у людей в голове до сих пор конец 30-х.

— То есть, по-вашему, ее визит никак бы не повлиял на настроение сержанта?

— Ну а как? К Савченко ведь тоже приезжала ее мать. И что, ФСБ как-то этим воспользовалась? Даже никакой шумихи в прессе не было.

— Вы часто проводите параллели между вашим делом и процессом Савченко. Савченко, выходит, тоже рядовое уголовное дело?

— Конечно, и там, и здесь — рядовые уголовные процессы.

— Да что это значит-то?
— Так получилось, что и там, и здесь погибли люди. Что вы еще хотите? Мы как адвокаты должны воспринимать эти дела исключительно в юридическом ключе. Вот я читал обвинительное заключение по Савченко. Там в первую очередь следователи напирают на место ее нахождения, откуда она якобы могла подавать какие-то сигналы-наводки. Но разве установлена причинно-следственная связь между ее нахождением в такой-то точке и гибелью тех репортеров? Нет, абсолютно! Другое дело, что Савченко позволила себе на суде сказать, что она убивала людей. И все эти ваши российские СМИ эти слова подхватили и, наверное, 90% россиян думают, даже если Надя не убивала репортеров в данном конкретном случае, то ведь все равно убивала по-любому кого-то другого. А раз так, то должна сидеть в тюрьме. Адвокаты не должны были допустить такого публичного высказывания. И этот Фейгин, .…., у меня даже слов нет.

— Вы сейчас сами говорите о недоказуемости вменяемого Савченко состава. С какой тогда целью, кроме политической, ее преследуют?

— Конечно, очень жалко девочку, которая попала в такой водоворот. Поэтому, конечно, хочется верить в обмен. Конечно, желательно всех на всех, без фамилий. Всех жалко. И Ерофеев с Александровым — они тоже вынесли свой урок из всей этой ситуации. Так что подождем — думаю, в скором будущем обменяют их на каком-нибудь мосту, и все закончится.

— Почему не произошел такой обмен раньше?

— Не могу говорить всего. Но скажу, что нам предлагали сделку со следствием, предлагали в таком случае семь с половиной лет. Возможно, это был бы идеальный вариант. Но пришлось отказаться от этой сделки. И это было не мое решение.