Мы продолжаем цикл воспоминаний петербуржцев о 90-х годах прошедшего века. Это воспоминания людей, имевших самое прямое отношение к судьбоносным событиям, которые привели Россию к той пропасти, на краю которой она находится сейчас.
Сегодня мы в гостях у Ольги Старовойтовой, члена Международного союза журналистов, президента общественного фонда "Музей Галины Старовойтовой", известной петербуржской правозащитницы, сестры Галины Старовойтовой.
– Ольга Васильевна, как вы встретили перестройку?
– Я все время вспоминаю результаты опроса известного социолога Андрея Алексеева на тему "Ожидаете ли вы перемен?", который он проводил в начале семидесятых годов. Очень мало кто ожидал перемен.
1984 год. "Гонки на лафетах" от Дома Союзов до Кремлевской стены. Смерть этих пожилых руководителей. Это был год Оруэлла. Эта цифра стала важной. И в том году ничтожный процент населения в России ожидал перемен. Думали: "Ну, придет новый генсек…" И вдруг приходит какой-то человек, новый, необычный. Ему было немного за пятьдесят, по сравнению с теми, кто правил, он был молодым человеком. Он говорил с южным акцентом, но говорил другие слова. А ведь стилистка очень важна, в том числе и в наше время, когда мы следим за новостями, слушаем или читаем политологов, политиков (смотрите, как изменилась стилистика в последние дни: сейчас, например, мы уже не слышим, что нас окружают фашисты-бендеровцы).
Появился Михаил Сергеевич. Я очень хорошо помню его знаменитую поездку в тогдашний Ленинград. Площадь у Московского вокзала. Он говорит с народом. Охрана незаметна. И какая-то женщина ему говорит: "Власти надо быть ближе к народу!" А он отвечает: "Да куда же ближе? Вот я!" Я очень хорошо это помню, и сейчас, когда это вспоминают, я радуюсь, потому что это надо помнить. Началась перестройка. Конечно, лозунги брежневской поры, такие как "Экономика должна быть экономной!", – это просто анекдот. А лозунги горбачевской поры – "Ускорение!" тоже непонятны. Что ускорять? Куда ускорять? И, конечно, антиалкогольная кампания… Но эти ошибки объяснимы. Они, видимо, сами не знали, что сделать. Но было совершенно очевидно, что нужны перемены. И я помню, я слушала его, когда он выступал, и пыталась понять, что он говорил, читая его речи в газете (что на меня было совершенно не похоже). Надо отметить, что читать их было очень тяжело. Много, много слов. Но это были другие слова, другой стиль. Я не могу сказать, что я много читала его речей, но читала. И люди моего круга обсуждали их. Не так остро, не так ярко, но обсуждали. И люди чувствовали, что наступают перемены: что-то меняется!
Теперь, через 30 лет после 1985 года, глядя из сегодняшнего дня, я понимаю, что даже ожидание перемен – это важно. Тогда люди об этом заговорили. Разве говорили мы о политике при Черненко, например? В моем кругу этого не было. Мы жили отдельно от этого. Была приватность жизни, частная жизнь, своя работа, своя семья. Свои влюбленности. Родители. Болезни. Лето. Так мы жили. Мы жили поездками, не в Париж, конечно, а вокруг нашего любимого города, на какое-нибудь озеро Красавица, да еще на велосипедах, с палатками. Как у любого человека, который хвалит прежние годы, и у меня есть этот элемент. Мы были просто молоды!
Мне повезло – у меня была хорошая семья, у нас всегда был интересный круг общения. И я знала очень много интересных людей, того же Андрея Алексеева. В детстве я попала в комсомольский лагерь, который можно было бы назвать по аналогии с "Демплатформой КПСС", "Демплатформой ВЛКСМ". Назывался он "Коммуна". Более известна Фрунзенская "Коммуна", а я была в Кировской "Коммуне". И там были интересные, активные люди, которые хотели что-то сделать. Проходили вечерние, затягивающиеся до ночи, дискуссии у костра на темы, например, "Благородство. Что это такое?", "Гордость – гордыня или предрассудок?".
Одним из главных людей в этой "Коммуне" был Миша Борщевский. Это был Галин первый муж, с которым она прожила больше двадцати лет. У них сын, Платон, он живет сейчас в Англии, я к нему езжу. Там у него внук, Артем, 26 лет. Потом родилась девочка, уже после смерти Гали, и ее назвали Галя, а потом девочка Саша. Они меня все считают бабушкой, и я этому рада, хотя у меня есть и прямая внучка, Лиза, уже взрослая.
Я не была ни историком, ни социологом. Моя специальность – стенография. Но я всегда была в кругу очень интересных людей. Их много в Петербурге. Мне хватает интересных людей. Когда в Петербурге были Дни Бродского, я написала для своих, Миши и Платона, обзор о том, где я была и с кем встречалась. Потом обнаружилось, что это – хороший исторический документ, свидетельствующий о том, каких интересных людей я видела сейчас, 25 мая 2015 года.
– Вспоминая те годы, какие события вы бы назвали значимыми?
– 1985 год. Интерес, ожидание перемен. Это очень важно. Сейчас, мне кажется, по сравнению с тем временем, в наличии какое-то ощущение безнадежности. Люди опять стараются жить приватной жизнью, потому что ничего, вроде бы, сделать нельзя. Чувство безнадежности. Чувство тупика. Чувство неспособности, невозможности каждого человека повлиять на события. Кто бы ожидал таких перемен в 1984 году?
Многие забыли, наверное (хоть это и странно звучит из моих уст, так как я никогда не была ни в какой партии, тем более в коммунистической), но я считаю очень важным событием ХIХ партконференцию, которая, кроме прочего, кроме многих новых слов и другой стилистики, приняла решение об альтернативных выборах. Молодым людям или европейцам очень сложно объяснить, какие у нас в СССР были выборы. Тогда в бюллетенях было написано: "Брежнев Леонид Ильич" или "Иванов Иван Иванович" – неважно, но там не было другой кандидатуры. И ты просто его бросаешь в ящик, как никто. Да мы и были никто в гражданском смысле. И вдруг принимается решение об альтернативных выборах. И что пошло? 1989 год. Выборы. Откуда-то вдруг этот якобы забитый, невежественный, алкогольный народ выдвигает столько ярких личностей! И не только из Москвы, из Петербурга – из разных регионов. И потом этот первый съезд! Конечно, мы его смотрели. Многие смотрели. Об этом говорили. Это было интересно. Это был воздух свободы.
Выходит выступать олимпийский чемпион Юрий Власов (а там, мне потом Галя рассказывала, был фильтр, хотя и не сравнимый, конечно с советским). Его спросили, о чем он будет говорить. Он сказал, что о проблемах спорта. Он выходит к трибуне и говорит прекрасную речь о КГБ. Потом, конечно, ждали Андрея Сахарова, причем все, в том числе и те, кто его ненавидел.
Разумеется, с первого дня стали известны Галина Старовойтова и недавно ушедший от нас Юрий Афанасьев. Его выражение "агрессивно-послушное большинство" актуально и сейчас. И не просто послушное, а именно агрессивное, что мы сегодня и видим, и понимаем. Откуда взялись эти люди? Из штата Арканзас? "Гады" из ЦРУ заслали? С Марса прилетели? Это – люди нашей страны.
Я никогда не соглашусь с теми, кто утверждает, что у нас народ весь выродился, что никого нет. Из 146 миллионов что, не найдется пары миллионов умных людей? Нет. Не бывает вырождения до такой степени. Где-то люди боятся, где-то невежественны, где-то подпали под влияние пропаганды, но когда объявляют такие цифры поддержки Путина, то это – не свидетельство массовой веры в него. Профессиональные социологи объясняют – это означает, грубо говоря, пофигизм. "Училка пристала, я скажу ей, что она хочет, она мне четверку поставит, а я забуду все через пару минут". Кстати, в семь раз увеличилось число отказов отвечать на вопросы социологов. Такого раньше не было. Это не шутка. Это достаточно радикальный показатель. Это можно сравнить с явкой на выборах. Если при явке в 12% человек набрал 35% голосов, то с помощью простых арифметических действий можно понять, сколько человек его поддержали.
– Мы все были свидетелями взлета и падения Анатолия Собчака. Везде, с самого начала, с момента его прихода в Ленсовет, его сопровождали люди из КГБ. Как вам видится этот процесс кагэбизации России? Почему Анатолий Собчак не смог воспрепятствовать этому процессу?
– Когда появились выборы исполнительной власти, благодаря своей популярности и благодаря изменениям в стране он выиграл выборы мэра Петербурга с достаточно большим преимуществом. Вокруг него были очень разные люди. Активные, конечно, но активность бывает и дурная. Люди разных возрастов, с совершенно разными жизненными историями. Они хотели перемен. Более того, они понимали, что от них что-то зависит. Это – гражданская позиция, позиция гражданина. Здесь важна самоидентификация. Я себя, например, определяю как "гражданин", поэтому хожу на выборы, хотя иногда это вызывает смех у каких-то моих знакомых. "Ты что, не понимаешь?" Очень хорошо понимаю. Но я не должна помогать негодяям использовать мой голос в своих целях.
Как описывает сам Собчак, к нему пришел человек, Владимир Владимирович, который ему помогал в предвыборной кампании, то есть уже находился в этой самой разношерстной компании его помощников. Существуют разные версии того, как это описывает Анатолий Собчак и как – Людмила Нарусова, но сводятся эти версии к одному: Владимир Владимирович заявил, что он будет курировать Анатолия Собчака от КГБ. Собчак, вроде бы, встал и воскликнул: "Что?! Меня курировать?!" В ответ Владимир Владимирович сказал: "Ну, вы подумайте: все равно вас кто-то будет курировать. Лучше я".
Я понимаю, что роль спецслужб в любой стране имеет значение, иногда – большое значение. Но все-таки КГБ тогда, конечно, был сильно разрушен. Он не был у власти. Галина Васильевна пыталась (и не она одна) продвинуть закон о люстрации. Он касался, прежде всего, КГБ. А когда на нее "наезжали": мол, 20 миллионов коммунистов будут лишенцами, включая и ее отца, это были глупости, потому что она имела в виду только руководителей крупных структур КПСС, и в законопроекте была очень важная оговорка: если человек не скрывает, что он был сотрудником КГБ или секретарем какого-нибудь райкома, к примеру, но люди за него голосуют, то воля народа выше. То есть у нее был мягчайший вариант люстрации, а не такой, как в Чехии или в Прибалтике. Но и такой вариант даже не включили в повестку дня в Госдуме. Если бы он был принят, возможно, многое было бы по-другому.
Это важнейший закон, который и тогда не был включен в повестку дня, а сейчас вообще – о чем можно говорить? Сейчас у нас официально у власти КГБ. Я помню тот короткий период, когда КГБ разваливался и его руководителем временно назначили Вадима Бакатина именно для того, чтобы он провел реформы. Сколько он продержался? По-моему, меньше года. Не удалось ему это сделать… Это печально, но это надо понимать. И надо понимать, что перемены когда-то будут.
– Как вы думаете, может ли измениться режим в России, если уйдет в отставку Владимир Путин?
– Нет. Дело не в одном парне. Дело в целой группе людей во главе с Путиным, которые руководят этой страной. Без него решения не принимают до тех пор, пока он в силах. Если "Акела промахивается", то понятно, как ведет себя стая. А надежда есть. Вспомним еще раз 1984 год. Перемены произошли стремительно. Но развал империи – штука не простая. Я не считаю, как Путин, что это величайшая трагедия ХХ века. Трагедий было много: и войны, и Холокост, и армянский геноцид, и многое другое. Можно вспоминать бесконечно. Это не самая большая трагедия ХХ века, но развал любой империи – это трудный период. И мы в него попали. Возможно, произошел еще только полураспад.
Что же касается будущего… Россия может развалиться, но это не обязательно будет трагедией. Смотря, как это будет происходить. Конечно, тяжело. Когда рухнул СССР, мы здесь говорили о том, что туда империи и дорога. А русские в Узбекистане, в других республиках? Много было трагедий. Это всегда тяжелый процесс. Так что, я думаю, Россия в нынешнем виде будет существовать недолго. Нет экономических ресурсов. То, на чем мы держались очень долго – две трубы, газовая и нефтяная, – теряет ценность, потому что очень быстро развиваются альтернативные источники энергии. Что мы производим такого, что пользуется спросом в мире? Экономику они совсем развалили. Они как-то расслабились, сидя на доходах от энергоносителей. А что Россия может предложить миру?
Страна может развалиться не только из-за экономического кризиса, но и из-за того, что она стремительно идет к все большей изоляции от мира. Смотрите, уже сейчас начинаются проблемы с лекарствами. Я сегодня была у врача, и лекарства, которое он мне прописал, уже нет в России, придется доставать через Финляндию. А если человеку это лекарство жизненно необходимо? Страна валится, катится... Я лишь надеюсь, что это будет без крови. Может быть, это будет дворцовой переворот. Российский народный бунт, "бессмысленный и беспощадный", подавят, я не сомневаюсь.
– Ольга Васильевна, вы не рассматривали версию о причастности Владимира Путина к убийству вашей сестры, Галины Старовойтовой
– Он тогда еще был незаметен. Это было в ноябре 1998 года. А в 1999 году началась так называемая "смена элит", которая, естественно, готовилась раньше. Может быть, то, что сейчас называют "ГКЧП-2", к Путину отношения не имело. Я имею в виду группу людей, целый слой. Может, они еще выбирали, кого поставить? Мне говорят, что Путин приказал убить Галю, но это выглядит даже смешно. Зачем? Он ведь тогда не принимал таких радикальных решений. Я не думаю, что это он. Другое дело – те, кто готовил эту серьезную смену элит. Когда Галю убили, когда мы немножко пришли в себя, стали что-то соображать, думать, весь город подходил ко мне и говорил, что это Яковлев. Я отвечала: доказательства? И сейчас так говорю. Говорят: Жириновский. Я отвечаю: доказательства? Теперь, когда я уже 17 лет всем этим занимаюсь, я очень хорошо понимаю, что иногда очевидные вещи юридически означают ноль. Мало ли кто чего говорит…
И вот, когда стали рассуждать об этом, было мнение, что в это время Путин был директором ФСБ и не мог не быть в курсе. А откуда я знаю? Может быть. Но то, что это была его идея, у меня не укладывается в голове. Я – не трусиха, я бы сказала, если бы так думала. И потом, я думаю, что люди такого склада, особенно занимающие высокие посты, не видят никакой угрозы в этих "горлопанах". Пусть кричат! У нас даже Новодворская была – ну и что? Они-то знали, что они на самом деле сильнее. Психологически они, конечно, осознавали, что есть такие говорливые тетки, как Старовойтова, Новодворская и другие.
Однако сегодня 7 октября, 9 лет со дня убийства Ани Политковской… Однако их отстреливают, этих говорливых теток… У меня нет доказательств. Мое мнение – что это убийство совершили именно те люди, которые готовили новую элиту, то есть люди, связанные с ФСБ.