А ведь Александр Григорьич неблагодарным человеком оказался. Совсем неблагодарным. Его челядь — те, кто согласился участвовать в спектакле под названием «пятые выборы Лукашенко», рассчитывала минимум на двузначные числа в благодарность за преданность: каждый надеялся получить от него процентов 15-20, о чем говорили открыто. Но Александр Лукашенко обманул даже их, подставивших ему надежное спарринг-плечо, — швырнул по 2-4 процента каждому: нате, шантрапа, умойтесь. А они и умылись — ни на что другое не учились.
Они — это трое согласившихся помочь признанию Александра Лукашенко в Европе. Первый — предводитель белорусского казачества Николай Улахович (в Белоруссии сроду не было никакого казачества, но Улахович с удовольствием носит всяческие позументы — с тем же успехом можно назваться предводителем белорусских ацтеков, место вакантно). Вторая — активистка кампании «Говори правду» Татьяна Короткевич. Из этой кампании несколько месяцев назад сбежал, хлопнув дверью, ее лидер и кандидат на выборах 2010 года Владимир Некляев. Потом он говорил журналистам, что не смог больше работать с агентами спецслужб и терпеть «засилье гэбья». (К Некляеву по этому поводу, конечно, тоже есть вопросы, и главный из них — какого черта в таком случае он с ними пять лет ходил, взявшись за руки, но сейчас речь не о нем.) Татьяна Короткевич честно заработала свои четыре процента, заявив в интервью «Медузе», что не против еще двух президентских сроков для Лукашенко. И, наконец, третий — Сергей Васильевич Гайдукевич, лидер белорусской либерально-демократической партии, долгие годы пытавшийся быть белорусским клоном Владимира Жириновского, но начисто лишенный его красноречия. Собственно, либерально-демократическая партия Белоруссии — это что-то вроде белорусского казачества. Ее не существует в природе, зато она зарегистрирована в Минюсте. А сам Сергей Гайдукевич всякий раз участвует в выборах — он не занимается мелочами вроде сбора подписей, его регистрируют просто так — специально чтобы поздравить Александра Лукашенко с победой в качестве легитимного соперника. Только один раз он не решился участвовать в выборах: пять лет назад, когда все кандидаты готовились к уличным протестам, Гайдукевич побоялся оказаться в компании «отморозков и уголовников», как назвал позже их, брошенных в тюрьмы, Александр Лукашенко.
А белорусская оппозиция в ситуации готовящегося признания режима Лукашенко Западом (об этом европейские чиновники говорили еще полгода назад) призвала к бойкоту выборов — ненасильственному гандистскому сопротивлению. И именно бойкота власть боялась, как огня: если рисовать нужные цифры она давно научилась, сажать наблюдателей в дальний угол участка (и чтоб тихо сидели!) — тоже, то лишить неважно кого — наблюдателя, любопытного прохожего или активиста оппозиции — возможности подсчитать по головам явившихся на участки она не в состоянии. Так что главным врагом белорусского режима в этом году был объявлен бойкот.
С бойкотом боролись по-разному. В административный кодекс ввели ответственность за призывы к бойкоту. Создали местную «фабрику троллей», обязанную работать в социальных сетях и на форумах против бойкота. Заманивали на досрочное голосование раздачей бесплатного угощения. Объявляли внеочередные родительские собрания в дни досрочного голосования в школах, где работали избирательные участки, чтобы услужливо поднести дисциплинированным родителям урны: вот, заодно и проголосуйте.
В субботу все абоненты сотовой связи получили смс от отправителя “Izbirkom”: «Избиратель! Прими участие в выборах! Твой голос важен!» Многие абоненты отвечали: «Иди в жопу», — и сожалели, когда сотовый оператор констатировал, что «сообщение не доставлено».
В конце концов они все-таки не выдержали, сорвались: объявили, что досрочно проголосовали 36 процентов избирателей. Таких цифр не сочиняли ни в 2010, ни в 2006, ни в 2001 годах: знали, что явка будет обеспечена в день голосования, тогда люди действительно шли на участки, а уж потом — кто на площадь участвовать в акции протеста, кто на диван пить пиво. А в этом году впервые появилась действительная опасность неявки.
Независимый наблюдатель на минском избирательном участке №23 Павел Юхневич рассказал «Новой»: «У нас на участке зарегистрированы 1235 избирателей. По данным комиссии, досрочно проголосовали 616 — это ровно половина. 50 процентов участвовавших в досрочном голосовании — это уже слишком циничная ложь. А еще потрясла наглость работников избирательной комиссии.
Допустим, наблюдатели зафиксировали число: 50 избирателей, пришедших на участок. Председатель комиссии говорит: вы хреново считаете, на самом деле пришли уже 120 избирателей. И доказать обратное не-воз-мож-но! Только если включить камеру и снимать в режиме онлайн. Но вести съемку наблюдателям запрещено.
И вот мы видим, что избирателей было 50, а нам говорят — ничего подобного, 120. Интересно, никто не ведет статистику самоубийств наблюдателей от унижения?»
Никто не ведет, конечно. Потому что избиратели по окончании работы утираются и возвращаются к своим обычным делам. И их слова об отсутствии явки уже никто не слышит. СМИ озвучивают официальную цифру: 86,7 процентов избирателей пришли на участки. И почти такую же цифру — 83,5 процента — голосов, отданных за Лукашенко (даже в самом протестном 2010 году он присудил себе лишь 79 процентов). Уже не смешно, конечно, а просто скучно.
11 октября избирателей на участки заманивали дешевым бухлом и закуской, а еще песнями и плясками. На том же минском участке №23 перед избирателями задорно трясли монистами цыгане с медведем (медведь, правда, был поддельный, как кандидаты в президенты, — просто мужик в шкуре). На других участках играли на гармошках и медных духовых инструментах. На третьих — плясали бабушки в платочках и ростовые куклы в виде Губки Боба. На участке №1 — том самом, на который приезжает голосовать Александр Лукашенко, — в буфете продавали заливного поросенка, пирожные по цене 3 рубля штука (1300 белорусских рублей, таких цен нет и на кусок хлеба в столовой) и даже раков. Раки, правда, лежали декоративно-печальными и не продавались до того момента, пока участок не посетил Лукашенко. После этого раков наконец пустили в продажу. В социальных сетях рассказывали, как на одном из участков избиратель с чувством выполненного долга купил дешевую бутылку водки и спросил, нет ли заодно и сигарет. Ему ответили: «Вы что, мы же в школе!»
Кстати, еще до выпуска раков в свободную продажу Александр Лукашенко развлекал журналистов на участке рассказами о своем бедственном положении. Своего жилья, по его словам, у него вовсе нет. Живет в древнем доме-развалюхе, который строили еще для первого секретаря ЦК КПБ Петра Машерова в семидесятые. И Машеров, мерзавец, вообще огородом не занимался, картошку возле дома не сажал. Сейчас вот приходится все исправлять, картошку растить. А дом — да так себе дом.
Живу, говорил Александр Лукашенко, обращаясь не то к журналистам, не то к наблюдателям, не то к избирателям, — как вы все, разве что комнаты побольше.
Зачем Лукашенко вообще понадобились спарринг-партнеры и явка, если можно было тихо-мирно в кабинете все решить и объявить? Да очень просто: Европейский Союз, уставший от двадцатилетней диктатуры под боком и готовый ее признать легитимной, уже пообещал рассмотреть снятие санкций на четыре месяца санкций с Лукашенко и его чиновников, — прямо в понедельник, 12 октября, на следующий же день после выборов. (Правда, хоть какие-то флажки ЕС расставляет: через четыре месяца будет новое рассмотрение вопроса о санкциях.) Таким образом, единственной проблемой для белорусского режима могла стать неявка. Тогда всякий европейский наблюдатель сказал бы и написал в отчете: выборы не состоялись, явки не было. И нечего, стало быть, обсуждать на Совете Евросоюза. Понятно, что обеим сторонам было необходимо, чтобы выборы численно состоялись. Фальсификации больше никого не волнуют — была бы явка.
Но на самом деле состоялся бойкот. И лучшее тому подтверждение — пустые улицы, пустые площади, пустые участки. Белорусы, пережившие 2010 год, поняли, что власть не остановится ни перед чем, что штыки всегда наготове и что человеческая жизнь ничего не стоит, не говоря уже о простейших гражданских свободах, о которых можно только мечтать. Диктатуры не уходят в день выборов и вообще не уходят посредством выборов. Теперь мы точно это знаем. Но день, когда эта диктатура полетит в тартарары, придет раньше, чем через пять лет. Мы все в это верим. Нет, не так: мы это знаем.