Правительство решило проиндексировать пенсии на 4%. В день, когда было принято это решение, в коридоре экспертной структуры я случайно наткнулся на коллегу, одного из лучших специалистов в стране по социальной политике. «Мы подсчитали, — сказала она, — что это 320 руб. на одного пенсионера. На месте Голодец я бы сказала: заберите эти деньги себе на бомбардировщик».
И ведь правда, что такое пенсионеры по сравнению с интересами обороны и безопасности. Они все равно «биологически» сходят с дистанции: население предсказуемым образом стареет, значит, и смертность в старших возрастах будет увеличиваться. Одновременно несмотря на это к 2030 году практически все эксперты пророчат нагрузку на одного работника в виде одного пенсионера и, соответственно, скорый крах пенсионной системы. (Поскольку он произойдет только через 15 лет, там хоть трава не расти, а сейчас мы снова заморозим пенсионные накопления.) Если же не «задавать корм» пенсионерам, то, глядишь, и нагрузка на одного работника по содержанию старых и немощных может оказаться чуть меньше.
В общем, в гонке бомбардировщиков и пенсионеров, склонных к полноте мужчин в погонах и пошатывающихся на ветру стариков, сияющих казенной чистотой всяких центров управления чем-нибудь летящим и полуразрушенных, вонючих и не обеспечивающих уход за пациентами больниц побеждают первые.
Таковы государственные приоритеты, таков выбор элит, но таков выбор и народа, за эти элиты благодарно голосующего в обмен на чувство гордости за Крым, Донбасс и Сирию.
Но эта модель политического и вытекающего из него экономического существования нежизнеспособна.
Сметена она будет естественным органическим образом демографией. Старение населения, убыль трудоспособного населения, снижение рождаемости, усиливающееся миграционное давление (речь не о сегодняшнем дне, когда Россия стала непривлекательна даже для неквалифицированной рабочей силы, а о длинном тренде) — это факторы, которые сильнее падающих цен на нефть или санкций с контрсанкциями.
Конечно же, нынешняя экономическая политика и сопутствующая ей ситуация на рынке труда с неполным рабочим днем и низкими зарплатами вместо честно признаваемой безработицы способны демотивировать кого угодно и снизить производительность труда и конкурентоспособность работников до предельно низких величин. И в этом смысле в глобальном мире мы сможем конкурировать с кем-либо исключительно бомбардировщиками и точностью ударов по целям, больше ничем. Но демографические тренды сами по себе сметут нынешнюю систему: она не сможет ответить ни на один долгосрочный вызов.
Потому что ответить на него может только демократия — нормально работающие политические институты, возгоняющие наверх вовсе не тех людей, которые должны лежать на дне социального мусоропровода и при этом сидят в парламентах, а ответственных и образованных; элиты, готовые не откладывать перезревшие решения из-за боязни потерять власть, а принимать их; экономика, основанная на конкуренции и без системы госучастия, которую Станислав Белковский удачно назвал «экономикой РОЗ» — распил, откат, занос.
Если наши государство и общество останутся националистическими и одновременно атавистически-империалистическими, они не выживут. Это к вопросу об обсуждаемой сейчас в верхах и экспертных кругах программе не то 2030, не то 2035 (вторая цифра возникла из-за чрезмерной близости 15-летнего горизонта).
Выдающийся демограф Анатолий Вишневский любит показывать сам за себя говорящий график — соотношение населения Азии (огромная волна, похожая на цунами, увеличивающаяся от десятилетия к десятилетию) и России (тоненький устойчиво ровный слой внизу). Этот навес не может не просачиваться, не может не начать определять структуру населения и рынка труда России.
И плохо скрываемое злорадство по поводу наплыва беженцев в Европу — реакция неадекватная: нам предъявляют наше же будущее, и думать надо о том, как ответить на его вызовы.
Не точечными же бомбардировками.
Второй демографический переход, внутри которого мы уже живем, не может обойти вниманием никого. Справиться с его последствиями может только свободное и не обремененное национальными предрассудками и архаичным мышлением в лучшем случае середины XX века общество.
Демократия будет следовать за демографией. При этом у демографии времени много, она оперирует даже не президентскими сроками первого лица, а десятилетиями и веками. (Поэтому, в частности, в отличие от руководства страны не обманывает себя и других рапортами об увеличивающейся — временно и по причинам, далеким от государственной политики, — рождаемости.) Но временного ресурса у нынешних российских демодернизации и авторитаризма не так много:
если не будет никаких изменений, у нас есть шанс стать провалившимся государством уже в течение следующего президентского срока.
Даже при высоких ценах на нефть. Или тем более при высоких ценах на нефть.
В 2011–2012 годах казалось, что главный конфликт современности — это противостояние продвинутого, готового к модернизации общества и архаичного, вставшего в позу «самозащита-с-оружием» государства. Дальнейшие события, в том числе публичный успех в широких массах нынешней модели «развития», показали, что это конфликт внутри одного общества разных его частей. Конфликт архаичной, традиционалистской, иногда фундаменталистской культуры с модернизационной.
С количественной точки зрения традиционалистская часть общества больше. А продвинутая часть социума естественным образом отступила под давлением большинства — ради бесконфликтного существования. И это совершенно естественно, когда сопротивляться архаизации — это опасное поведение, признаваемое ненормативным.
Изоляционизм, ненависть к Западу и «пятой колонне» внутри страны — это реакция отставшего в развитии государства и общества неудачников. Не получилось создать работающие институты, усугубляется разрыв в развитии с ведущими государствами и нациями — какая на это может быть еще реакция, кроме роста агрессивности и ненависти к воображаемым виновникам провалов?
Наша страна даже не прошла до конца так называемый эпидемиологический переход, люди по-прежнему избыточно умирают от внешних причин и сердечно-сосудистых заболеваний, а коэффициент дожития и качества дожития крайне низок. Реакция государства и общества с построенными институтами предполагала бы резкое, в несколько раз, увеличение финансирования человеческого капитала, образования и здравоохранения.
Но государство без институтов предпочитает тратить деньги на безопасность своего единственного института — «осажденной крепости».
Поэтому и нефтегазовая рента, и деньги налогоплательщиков уходят на бомбардировщики, доля финансирования здравоохранения, например, в богатой Москве падает, а на федеральном уровне пенсионерам достаются их 4%.