В пятницу 2 октября, в конце рабочего дня по вашингтонскому времени, в Белом Доме состоялась пресс-конференция Барака Обамы. В числе других вопросов были и несколько о ситуации в Сирии, России и Путине. Маловероятно, что официальные российские СМИ станут это публиковать.
Мы предлагаем вам перевод этой части пресс-конференции. Полный текст на английском есть на сайте Белого дома.
ВОПРОС: Спасибо, г-н президент. Произошло несколько событий в Сирии, о которых я хотел бы вас спросить, начиная с участия России. Вы встречались с президентом Путиным в начале этой недели, и мне интересно, считаете дли вы, что он был честен с вами о своих намерениях в Сирии? Если целью России являются группы вне “исламского государства”, в том числе те, с которыми сотрудничает США, не обязаны ли американские военные защищать их? И о ситуации в Сирии более широко: очевидно, есть определенные провалы в программе тренировки и снабжения сирийской оппозиции. Вы верите, что эта программа может быть улучшена, или вы готовы рассматривать другие варианты? Не могли бы вы, в частности, пересмотреть вопрос бесполетной зоны, к чему призывают несколько кандидатов в президенты, в том числе ваш бывший госсекретарь?
ПРЕЗИДЕНТ: Ну, в первую очередь, давайте поймем, что происходит в Сирии и как мы там оказались. То, что началось как мирные протесты против президента Асада, превратилось в гражданскую войну, потому что Асад ответил на эти протесты с невообразимой жестокостью. Таким образом, это не конфликт между Соединенными Штатами и любой стороной в Сирии; это конфликт между сирийским народом и жестокой, безжалостной диктатурой.
Второй момент заключается в том, что Асад все еще находится у власти, потому что Россия и Иран поддерживают его на протяжении всего этого процесса. И в этом смысле то, что Россия делает сейчас, не особенно отличается от того, что они делали в прошлом — они просто более открыты в этом. Они поддерживают режим, который отвергается подавляющим большинством населения Сирии, потому что люди видели, как он готов сбрасывать бочковые бомбы на детей и на деревни без разбора, и более озабочен тем, чтобы удержать власть, чем состоянием его страны.
Поэтому в моих беседах с президентом Путиным я говорил очень ясно о том, что единственный способ решить проблему в Сирии — это осуществить политический переход, который оставит в целостности государство и военных, но Асад должен в обязательном порядке уйти, потому что его невозможно реабилитировать в глазах сирийцев. Это не мое мнение, это мнение подавляющего большинства сирийцев.
И я сказал г-ну Путину, что я был бы готов работать с ним, если он готов стать посредником вместе со своими партнерами — Асадом и Ираном — в процессе политического перехода, и тогда мы смогли бы рассчитывать на то, что остальной мир примет такое политическое решение. Я также сказал, что военное вмешательство, попытка России и Ирана поддержать Асада и попытаться успокоить население силой, просто заставит их увязнуть в трясине. Это не сработает. И они застрянут там надолго, если не изберут другой путь.
Я также сказал ему, что это правда, что у Соединенных Штатов и России, и всего мира есть общий интерес в уничтожении ИГИЛ. Но было очень понятно — независимо от того, что говорит г-н Путин — он не делает различия между ИГИЛ и умеренной суннитской оппозицей, которая хочет, чтобы ушел Асад. С его точки зрения, они все террористы. И это верный путь к катастрофе, и это то, что я отвергаю.
На данный момент у нас идут технические переговоры по обеспечению безопасности в зоне, поэтому американские самолеты не совершают вылетов. Но помимо этого, мы продолжаем придерживаться нашей точки зрения, что проблема здесь Асад и его жестокость по отношению к сирийскому народу, и что он должен остановиться. И для того, чтобы его остановить, мы готовы работать со всеми заинтересованными сторонами. И мы не собираемся участвовать в русской кампании, чтобы просто пытаться уничтожить любого, кто испытывает отвращение к г-ну Асаду и сыт по горло его поведением.
Имейте в виду также, что с практической точки зрения умеренная оппозиция в Сирии является той силой. которую мы должны использовать для политического перехода. А политика России загоняет этих людей в подполье и ослабляет их, что только укрепляет ИГИЛ. И это плохо для всех.
С точки зрения нашей поддержки оппозиционных групп внутри Сирии, я ранее очень ясно говорил, что Соединенные Штаты тоже не могут навязывать военное решение в Сирии, но в наших интересах поддерживать контакт с умеренной оппозицией, потому что в конечном итоге режим Асада падет, и мы должны иметь кого-то, кому мы сможем помочь собрать осколки и создать нормальную страну. Поэтому мы будем продолжать их поддерживать.
Программа обучения и оснащения была инициативой Департамента обороны, чтобы посмотреть, смогут ли они уделить внимание силам ИГИЛ в восточной части страны. Я первый признаю, что это не сработало так, как должно было. И я думаю, что Министерство обороны скажет то же самое. Основная причина неудачи состоит в том, что когда мы попытались заставить их сосредоточиться на ИГИЛ, в ответ услышали — как мы можем сосредоточиться на ИГИЛ, когда каждый день на нас падают бомбы и идут атаки от режима? Было трудно заставить их изменить приоритеты и смотреть на восток, когда они получили бомбы с запада.
Мы продолжим работать по этой программе там, где добились небольших успехов — например, с представителями курдской общины на востоке, где сумели несколько оттеснить ИГИЛ — и посмотрим, что на этом можно построить. Мы также будем поддерживать контакты и работать с оппозицией, которая справедливо полагает, что в отсутствие каких-то изменений в правительстве Сирии, в стране продолжится гражданская война, что создает почву для вербовки бойцов ИГИЛ и джихадистов.
И последний момент, на котором я хочу остановиться, потому что разговоры здесь, в наших кругах, иногда отличаются от того, что говорится за рубежом. Путин должен был пойти в Сирию не из-за силы, а из-за слабости, из-за того, что его клиент, г-н Асад, теряет силу. На этот раз уже недостаточно просто послать оружие и деньги; теперь приходится отправлять собственные самолеты и пилотов. И тезис о том, что он выдвинул план, который международное сообщество видит жизнеспособным, потому что там есть вакуум — меня не убеждает, я не вижу, что коалиция из 60 наций выстраивается за ним после этой речи в ООН.
Иран и Асад составляют коалицию Путина на данный момент. Остальная часть мира составляет нашу. Так что я не думаю, что люди обмануты его нынешней стратегией. Это не значит, что мы не видим, что Путин начинает понимать, что в их интересах найти политическое урегулирование. И, как я сказал в Нью-Йорке, мы готовы работать с русскими и иранцами, а также нашими партнерами для нахождения политического решения. Никто не делает вид, что это будет легко, но я думаю, что это все еще возможно. И поэтому мы будем поддерживать линии связи.
Но мы не сможем организовать такие переговоры, если нет признания того, что должны быть изменения в правительстве. Мы не собираемся возвращаться к довоенному состоянию. И авиаудары против умеренной оппозиции, которые производит Россия, являются контрпродуктивными. Это отодвигает нас от окончательного решения, к которому мы все должны стремиться.
ВОПРОС: Спасибо, г-н президент. Вы только что сказали, что вы отвергаете подход президента Путина в Сирии и его нападения на умеренные оппозиционные силы. Вы сказали, что это путь к катастрофе. Но что вы готовы сделать, чтобы остановить президента Путина и защитить умеренную оппозицию? Вы бы рассмотрели вопрос о введении дальнейших санкций против России? Вы бы пошли на поставку оппозиции зенитных установок, чтобы защитить их от российских воздушных нападений? И как вы относитесь к критикам, которые говорят, что Путин вас переиграл, что он оценил вас по ситуации в Украине и решил, что это ему сойдет с рук?
ПРЕЗИДЕНТ: Да, я слышал все это раньше. (Смех в зале.) Я должен сказать, что меня всегда поражает, что не только оппоненты, но и другие люди покупаются на это.
Давайте подумаем. Когда я пришел в офис семь с половиной лет назад, Америка находилась в худшем финансовом кризисе в истории, мы тащили весь мир в огромную депрессию. Мы были вовлечены в две войны почти без поддержки коалиции. Мировое общественное мнение о Соединенных Штатах было на низшей точке — мы были едва выше России в то время, и я думаю, потенциально ниже Китая. Мы теряли 800000 рабочих мест в месяц, и так далее, и так далее.
А сегодня мы сильнейшая развитая экономика в мире — вероятно, одно из немногих светлых пятен в мировой экономике. Наши рейтинги пошли вверх. Мы более активны в решении большего числа международных проблем и поиске ответов на все — от Эболы до противодействия ИГИЛ.
Между тем, г-н Путин вступил в должность в то время, когда их экономика росла, и они пытались повернуть к более диверсифицированной экономике, и, как следствие этих блестящих ходов, их экономика сейчас сокращается на 4 процента в год. Они изолированы от мирового сообщества, подвергнуты санкциям, к которым присоединились и те, кто был их ближайшими торговыми партнерами. Их главными союзниками на Ближнем Востоке были Ливия и Сирия — г-н Каддафи и Асад — и эти страны разваливаются. И теперь он просто должен был отправить войска и самолеты для того, чтобы поддержать этот режим, рискуя оттолкнуть весь суннитский мир.
Так что о чем был вопрос? (Смех в зале.)
Но я думаю, это действительно интересно понять. Россия не становится сильнее, как следствие того, что они делают. Они получают внимание. Санкции против Украины еще на месте. И то, что я постоянно предлагаю — с позиции сильного, потому что Соединенные Штаты не под санкциями, и мы не сокращаем экономику на 4 процента в год — то, что я предложил — это путь, в результате которого они могут вернуться к росту и сделать жизнь легче для своих людей.
До сих пор действия г-на Путина были успешными лишь постольку, поскольку это увеличивало его рейтинг внутри России, — это может произвести впечатление, если считать мерилом успеха. Конечно, это несложно сделать, когда у вас есть контролируемые государством СМИ.
Но это не умный и стратегический шаг со стороны России. То, что Россия в настоящее время делает — это не просто ввергает себя в ситуацию, когда подавляющее большинство населения Сирии видит их как врага, но суннитское население всего Ближнего Востока будет видеть его в качестве сторонника режима, который сбрасывает бомбы на детей. И это при том, что Россия имеет значительное мусульманское население внутри своих собственных границ, о чем она тоже должна беспокоиться.
Я хочу, чтобы Россия была успешной. Это не соревнование между Соединенными Штатами и Россией. Это в наших интересах, чтобы Россия была ответственным, эффективным игроком на международной арене, который может поделить с нами бремя, наряду с Китаем, наряду с Европой, с Японией, с другими странами, — потому что проблемы у нас большие. Я надеюсь, что г-н Путин, сделав это рискованный шаг на поддержку Асада, признает, что это не является хорошей долгосрочной стратегией, и что он вместо этого будет работать над политическим урегулированием.
Также я надеюсь, что они смогут решить проблемы с Украиной таким образом, что признавая российские интересы, будут сохраняться базовые принципы суверенитета и независимости, которые украинский народ должен иметь так же, как и все остальные. А до того времени у нас будет сохраняться напряженность и различия во взглядах.
Мы не собираемся делать Сирию заочной войной между Соединенными Штатами и Россией. Это была бы плохая стратегия с нашей стороны. Это битва между Россией, Ираном и Асадом против подавляющего большинства сирийского народа. А наша битва — против ИГИЛ, совместно со всем международным сообществом, для разрешения конфликта таким образом, чтобы прекратить кровопролитие и положить конец кризису беженцев, чтобы люди могли быть дома, работать, выращивать пищу, иметь приют для своих детей, отправлять их в школу. Это та сторона, на которой мы находимся.
Это не какой-то шахматный турнир сверхдержав. Любой, кто рассматривает ситуацию таким образом, просто невнимательно видит позицию на доске.