Один из учредителей газеты «Псковская губерния», депутат местного законодательного собрания от «Яблока» Лев Шлосберг скоро может потерять кресло в парламенте — его коллеги-депутаты уже направили заявление о лишении его полномочий. Шлосберг убежден, что его лишают мандата по требованию губернатора Псковской области Андрея Турчака, который в последнее время упоминается исключительно в связи с делом об избиении журналиста Олега Кашина. Среди псковских газет о деле Кашина написала только «Псковская губерния». А год назад газета Шлосберга прославилась на всю Россию после публикации материала о похоронах псковских десантников, предположительно погибших в Донбассе; спустя несколько дней после выхода статьи Шлосберга избили. Специально для «Медузы» журналистка Юлия Мучник поговорила со Львом Шлосбергом, который рассказал ей о своих отношениях с Турчаком, а также о том, как сейчас к губернатору относятся в регионе.
— Вы заявили, что политический заказчик лишения вас мандата — губернатор Псковской области Андрей Турчак. Вы уверены, что это его личная инициатива?
— Вы знаете, сейчас так устроена вся система власти в нашей стране, что без ведома губернатора такую политическую акцию никакой региональный парламент самостоятельно устроить не может. Это просто невозможно. То есть атака на меня зрела давно. Открытое обострение наших взаимоотношений с губернатором Турчаком было связано, скажем мягко, с расхождением оценок событий в Крыму и на Украине. Помните его громкое выступление про «пятую колонну», которая окопалась в Псковской области? («Пятая колонна, к сожалению, пустила корни и имеет место быть и у нас в регионе», — заявил Турчак в марте 2014 года; псковское «Яблоко», по его словам, «посылало своих видных представителей… на учебу в Варшаву, где они обучались конкретным пошаговым действиям — 15 ступеням Госдепа по легитимизации тех незаконных решений, которые были приняты Украиной: по раскачиванию ситуации, связанной с референдумом в Крыму и Севастополе» — прим. «Медузы».)
— Да, а вы ответили в том духе, что «враги народа и Псковской области» находятся совсем в другом месте, а не там, где их ищет власть.
— Я просто перечислил 12 признаков «предательства интересов жителей Псковской области врагами Псковской области». За каждым пунктом было то или иное решение администрации региона. Турчак хорошо понял, что это было фактически про него лично, про его личные управленческие решения.
После этого, в том же [2014] году, у нас был очень острый конфликт на выборах губернатора. Когда титаническими усилиями Турчак и его люди смогли не допустить моего выхода на выборы. Не хватило восьми подписей муниципальных депутатов из 157 необходимых. Причем не хватило подписей депутатов районных собраний, которые политически более подконтрольны региональной администрации. Но губернатор и его люди тогда почему-то очень сильно испугались, что, не имея никаких административных ресурсов, мне почти удалось собрать необходимое количество подписей. Они очень опасались участия в выборах оппозиции даже на фоне тогдашней крымской эйфории и, казалось бы, практически тотальной поддержки властей избирателями.
На тех выборах была очень низкая явка, самая низкая в истории псковских губернаторских выборов, просто потому, что в них не было никакой интриги. А после выборов мы выпустили газету [псковского «Яблока» «Гражданинъ»] с рассказом об избирательной кампании. И там была одна простая мысль — вы струсили, Андрей Анатольевич. Вы просто трус. Турчак, безусловно, затаил сильную обиду. И тут подвернулась его же людьми раскрученная история с «Возрождением» (депутаты Псковского собрания требуют лишить Шлосберга депутатских полномочий за участие в суде по делу о «Возрождении»; Шлосберг — учредитель этой организации, он добивается через суд ее исключения из списка «иностранных агентов» — прим. «Медузы».)
— Вам инкриминируется сейчас только то, что вы в суде представляли эту организацию?
— Да, я был 15 лет директором «Возрождения», а потом передал директорские функции, но остался учредителем этой некоммерческой организации. И вот Минюст в декабре 2014 года с подачи областной прокуратуры признает «Возрождение» «иностранным агентом». За то, что я — как депутат, а не директор «Возрождения» — 16 января 2013 года принял участие в общественной дискуссии «Международное усыновление детей из России: от чего отказались и к чему придем». К организации дискуссии центр «Возрождение» не имел никакого отношения.
Единственным человеком, кто в суде мог со знанием ситуации оспаривать это решение Минюста, был я, бывший на тот момент руководитель и действующий учредитель. Мы полагали, что это совершенно законное представительство. И суды первой инстанции, рассмотрев мои полномочия, это признали. Ведь перед началом процесса суд обязан установить законность участия в деле всех сторон, включая представителей. Я сообщал место работы, что я депутат, и законность моего представительства суды признавали. Я провел несколько заседаний.
Самое главное: в федеральном законе, в нарушении которого меня сейчас обвиняет прокуратура (184-й Федеральный закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации»), есть 12 статья, касающаяся всех ограничений деятельности депутатов, работающих на профессиональной постоянной основе, и все основания для досрочного лишения статуса депутата.
В этой статье всего семь оснований для досрочного прекращения депутатских полномочий — три связаны с отказом от партийности и фракционности. У нас фактически действует политическое крепостное право: если депутат, избранный по партийным спискам, выходит из партии или фракции, это ведет за собой прекращение его депутатских полномочий. Еще три случая — отказ от российского гражданства, приобретение иностранного гражданства или вида на жительство. Еще один случай — наличие счетов в иностранных банках или использование иностранных финансовых инструментов. Ни под один из этих пунктов я не подпадаю. Причем это так называемый закрытый перечень. То есть в законе нет фразы — «и по иным основаниям». И я, прежде чем принимать решение о своем представительстве в суде, конечно же, этот закон посмотрел, я же депутат законодательного собрания.
— И все-таки почему вас атаковали именно сейчас? Вроде бы не самый благоприятный момент для губернатора Турчака. К нему и так сейчас приковано повышенное внимание.
— Случилась двухмесячная пауза между вынесением областным судом решения о «незаконности моего представительства» и поступлением письма прокуратуры в [законодательное] собрание. Определение суда было вынесено 16 июля, а в собрание документ из прокуратуры поступил 15 сентября. Хотя прокуратура могла бы, говоря их языком, возбудиться немедленно.
Но 13 сентября в Псковской области были всеобщие муниципальные выборы с участием кандидатов от партии «Яблоко». На фоне выборов власти, очевидно, не хотели дополнительных скандалов, которые могли бы привлечь к нам сочувствие избирателей. Решили подождать. 13 сентября прошли выборы, 14-го были опубликованы результаты, 15-го возбудилась прокуратура.
Причем письмо о «незаконности моего представительства» и необходимости «принять меры воздействия» ко мне в собрание принесли с нарочным. Не по почте. На письме — 15 сентября исходящий номер прокуратуры и 15-го же входящий номер в областном собрании. То есть была какая-то договоренность о срочном поступлении документа.
— Но зачем сейчас Турчаку еще и этот скандал?
— А у него совершенно бездарная команда. Например, его заместитель — Максим Жаворонков, его еще называют в Пскове Малютой Скуратовым. Любая возможность радикального действия в отношении политического оппонента его, по-моему, просто возбуждает, он теряет терпение и поддается искушениям. Это люди, которые привыкли работать ломом.
Четыре года назад, в декабре 2011 года, состоялись выборы депутатов областного собрания, и тогда родился мой нынешний мандат. Я знаю, что Турчаку говорили и тогда, и потом — люди, отвечающие в его команде за выборы: «Яблоко» и Шлосберг прошли в собрание только потому, что «мы ему не мешали и по нему не работали». Сейчас же стоит задача — не допустить нашего как партии и моего персонально избрания в 2016 году в областное собрание практически любой ценой.
То, что сейчас вся эта история с попыткой лишения меня мандата, мягко говоря, не ко времени, они просто не думают. Они себя во многом уже не контролируют. Личная ненависть, а здесь вполне можно использовать это слово, рациональности в принятии решений не добавляет. У них все было готово для атаки еще весной и летом: пушки расставлены, снаряды в жерлах. Нужно было только зажечь фитили, что и произошло. Они не успевают думать хладнокровно, по этой причине не могут вовремя остановиться даже в тех случаях, когда воплощение ошибочного замысла напрямую противоречит их интересам. И, как правило, просто идут напролом.
К тому же в среде политической обслуги Турчака распространены просто расистские настроения, скажу прямо. И этот фактор в их отношении ко мне тоже сказывается, к сожалению.
— То есть антисемитские?
— Да, антисемитские. И они их даже особенно не стараются скрывать. Я знаю специфику психологического устройства этих людей. Они реагируют очень личностно. Не политически, а на уровне кулачного боя. Бьют, не просчитывая последствий даже для себя. И сейчас они не думают, что на фоне новых поворотов в деле Кашина еще один политический скандал им не на руку.
— Единственным изданием в Пскове, которое рассказало на первой полосе о новом повороте в деле Кашина, стала «Псковская губерния». Это, видимо, тоже могло спровоцировать атаку?
— Почти весь тираж с той публикаций был скуплен неизвестными «читателями». Но часть тиража редакция успела распространить среди читателей без кавычек. Плюс в интернете нас читают очень многие. Со всеми другими СМИ в регионе администрация договорилась о замалчивании этой темы — где приказом, где угрозами прекратить коммерческое финансирование за имиджевые публикации. А «Псковская губерния» опубликовала все подробности новых показаний исполнителей заказа, из которых очевидно следует, кто является наиболее вероятным заказчиком покушения на Олега Кашина. Возможно, это оказалось «последней каплей» для начала атаки на меня, но только они сами это знают.
— Что вообще за человек Андрей Турчак? Можно ли сказать, что он болезненно обидчив?
— Он невероятно обидчив. За полгода до последних выборов губернатора его команда приняла решение, что Турчак больше не посещает сессии собрания, где периодически звучала публичная критика в адрес губернатора, кроме тех, на которых он быть просто обязан. Во всех таких ситуациях губернатор всегда переходил на личность критикующего и наговаривал лишнего, что потом обсуждалось не в его пользу.
Я приведу в пример одну историю. За год до губернаторских выборов, в мае 2013 года, в большом зале филармонии был организован отчет губернатора перед областным собранием о работе администрации в 2012 году. И я задавал ему вопросы. Вопрос касался социальной политики и, наверное, оказался не очень удобным для губернатора. Однако он вполне мог ответить спокойно. Но начал он ответ так: «Как говорят у вас в Одессе…» И дальше, еле сдерживаясь.
— В общем, у Андрея Турчака к вам давнее личное чувство.
— Да, у нас есть история отношений. В свое время он, будучи еще молодым начинающим губернатором, даже предлагал мне занять должность в его администрации. Я тогда еще не был депутатом, был просто общественным человеком, журналистом. И, видимо, меня хотели из этого публичного пространства как-то изъять. Что в мои планы не входило, конечно.
Речь шла о госкомитете по охране объектов культурного наследия. Культурное наследие — очень чувствительная для меня тема. Но я отказался входить в команду Турчака, потому что у меня другие представления о государственной политике в области охраны памятников. Я Турчаку прямо об этом сказал. Сказал, что могу содействовать работе комитета как общественный эксперт. Но в команду не войду. Он был раздосадован. Он привык, чтобы ему давали согласие.
— Это был личный разговор, личное предложение?
— Да, это еще было задолго до Крыма, власть еще могла говорить с «либералами», «врагами России». Эти ярлыки на нас не висели. Власть еще считала важным с нами разговаривать.
— Турчак ведь пришел в Псковскую область в качестве губернатора совсем молодым человеком. Он за эти годы сильно менялся — как губернатор, как политик?
— Андрей Анатольевич пришел в Псковскую область, широко улыбаясь. Более улыбчивого губернатора в Псковской области не было. Предшествующие практически не умели улыбаться вообще. Пришел улыбчивый человек и захотел быть хорошим практически для всех. Он давно к этой должности присматривался, заход в регион начался еще в 2006 году.
У него были самые радужные планы на предстоящую карьеру, очевидно, не связанную с Псковом. Распространялось мнение, что в 2012 году Путин заберет его на высокопоставленную должность в правительство или Администрацию президента, в Москву или в Санкт-Петербург. Уж не знаю, кто его так обнадежил. Семью в Псков он так и не перевез. Но это право каждой семьи: только семья решает, где жить.
Так или иначе, работа в должности губернатора вахтовым методом ущербна. В понедельник приезжает, в пятницу уезжает. Это не его дом, а работа губернатора требует постоянного чувства земли, чувства территории. Это из разряда известных анекдотов: пролетом или проездом в столице нашего региона с краткосрочным официальным визитом побывал губернатор N.
Но поначалу с ним все-таки можно было разговаривать, что-то обсуждать, что-то предлагать. Сейчас все изменилось. Важно еще, что в 2012 году были возвращены как бы выборы губернаторов. Какими бы ни были эти выборы, это добавило губернаторам нервозности. Они теперь всех несогласных с ними политиков воспринимают как потенциальных конкурентов, которых надо либо подкупить, либо, если не продадутся, то зачистить от них политическое поле.
Последняя личная встреча с Андреем Турчаком была у меня 20 февраля 2014 года по депутатскому запросу — я защищал сельскую малокомплектную школу в конфликте с Госпожнадзором, и для контроля за действиями заместителей губернатора мне потребовалась встреча с губернатором. Встреча продолжалась больше часа, причем вопрос по школе потребовал минут 15, а все остальное время оказалось посвящено политике.
— О чем говорили?
— Турчак хорошо знает, что разговоры один на один со мной не выйдут в публичное поле. Даже сейчас, когда отношения разрушены и стали полностью враждебными. Он другой в личных разговорах, намного более откровенный. В разговоре один на один человек часто оказывается беззащитен перед своими внутренними желаниями и позволяет себе больше, чем при выступлении на публике. Но Турчак знает, что даже опрометчивые фразы, сказанные им один на один со мной, на публику не выйдут.
— А такие фразы были?
— Да, при личной встрече он сильно отличается от того, какой на людях.
— Не в лучшую сторону?
— К сожалению, не в лучшую. То, что он иногда говорит один на один, губернатору говорить просто нельзя. Но транслировать эти разговоры я не буду. Во время той последней встречи были, скажем так, окончательно зафиксированы наши глубокие расхождения — и политические, и этические. Но в самом начале 2014 года еще можно было разговаривать. А за последний год все изменилось и в нем самом, и в Псковской области, и в стране так, что такой разговор вдвоем сейчас уже невозможен.
— Чуть больше года назад на вас было совершено покушение. Вы догадываетесь, кто был его заказчиком?
— Я и тогда говорил, и сейчас скажу — я не вижу связи между этим покушением и Турчаком. Это было 29 августа, за десять дней до голосования на выборах губернатора. Это был худший момент из всех возможных для него. Не думаю, что у него тогда мог быть какой-то личный повод, мотив. И не хочу сейчас спекулировать нашими сложными, мягко говоря, взаимоотношениями.
Официально дело по моему эпизоду приостановлено ввиду отсутствия подозреваемых, как мне несколько раз сообщило следствие. Я не имею оснований подозревать полицию в том, что она всех нашла и по каким-то причинам молчит. Но исключать это тоже не могу, потому что контекст тех событий напрямую связан с российско-украинской войной.
Я считаю, что тот эпизод — это реакция высокопоставленных военных лиц на расследования истории с псковскими десантниками. Конечно, после появления новой информации по делу Кашина все сдетонировало, и у многих людей появились вопросы к Турчаку. Но я и сейчас считаю, что в той моей истории Турчака не было. Многие люди высказались таким образом, что раз он, скорее всего, является заказчиком по делу Кашина, то и в моем эпизоде замешан. Я так не считаю. Его, скорее всего, даже не извещали о таких планах.
— Вам не страшно после того покушения продолжать оппозиционную деятельность?
— Вы очень тяжелый вопрос задаете. Не для меня, для моих родных это очень тяжелый вопрос. Близким все это, конечно, тяжело. Мне часто говорят разные люди: это время пройдет, эта власть все равно уйдет, нам надо дожить до победы, дожить до нового времени, надо поберечься. Я и сам хочу дожить до победы. Но я не боюсь.
У меня внутри все устоялось. Если человек не адаптируется к атмосфере постоянной опасности, то она его психологически разрушает. Я психологически адаптировался к этой ситуации. Иначе жить невозможно. В такой ситуации нужно или выйти из нее и больше не участвовать в каких-то делах, или остаться и адаптироваться к новым условиям жизни — как к неестественной, может быть, но постоянной среде обитания.
Мне моя партия предлагала охрану. Но я отказался просто потому, что это бессмысленно. Защиты от пули не существует. У меня в год тысячи встреч по всей территории области. Ну какая тут охрана сможет меня оградить…
Человек — вообще абсолютно беззащитное и уязвимое существо. Я понимаю, что моя жизнь зависит от степени невменяемости других людей. Вот история с Олегом Кашиным. Он случайной репликой в ЖЖ пересекся с просто невменяемыми людьми. За реплику в журнале его были готовы зверски и показательно убить. Как можно что-то просчитать и уберечься?
— Перед Следственным комитетом в Москве проходит серия пикетов, участники которых требуют допросить Турчака. Как вам кажется, такой допрос возможен? Турчака, что называется, сдадут или он останется губернатором?
— Мне кажется, власть в условиях экономического и общественного кризиса может и в принципе готова принять такое решение. Дело фактически раскрыто, но юридически не завершено. Сейчас ситуация сложилась так, что слово только за Путиным.
Я смотрю на перечень фамилий под обращением журналистов к президенту с просьбой взять расследование под свой контроль, и вижу, с каким накалом дело Кашина и роль в этом деле губернатора Турчака обсуждается в интернете. Мне кажется, игнорировать это в Администрации президента уже не получится.
— Ну, тут вы, по-моему, преувеличиваете степень возмущения в обществе и роль нескольких независимых медиа — и недооцениваете умение президента игнорировать любое возмущение.
— В Администрации президента, на самом деле, тоже знают цену подконтрольным им федеральным каналам и понимают все возрастающую роль интернета и медиа в интернете. Раскрыть дело Кашина обещал лично Медведев, будучи президентом. Так или иначе, он свое слово сдержал. Сейчас слово за Путиным.
— Он ничего никому не обещал.
— Судьба губернатора Турчака — это ответственность не Медведева, а Путина. Он сейчас должен решить — с кем он, и речь не только и не столько о возмущенной «либеральной общественности» и прессе. Я знаю, что часть властной и провластной элиты ждет отставки Турчака, считает ее абсолютно необходимой и критично оценивает долгое молчание президента.
Сама вероятность причастности губернатора к попытке заказного убийства — это уже слишком вызывающая дискредитация высшей власти. Даже в сегодняшней системе власти в России невозможно, чтобы человек, организующий покушение на убийство, был руководителем субъекта Федерации. Это все-таки не нефть украсть. Ни по каким нынешним понятиям это не проходит. И если Путин прикрывает Турчака, он прикрывает не вора, а человека, участвовавшего, судя по опубликованным данным, в заказе на убийство. Это даже в путинской России неприемлемо.
Он теоретически может подождать полгода-год и убрать Турчака, но как бы по другим причинам, а не в результате общественного давления. Путин ведь не любит, когда от него что-то требует общество.
Путин сейчас может все, пусть принимает решение. Он может убрать Турчака, не убрать, наградить орденом «За заслуги перед Отечеством», желательно сразу первой степени, чтобы уже не было никаких сомнений. Пусть он решает. Он сейчас — некоронованный император Российской Федерации. Пусть решает, что делать со своим вассалом. Губернаторы в нашей политической системе — это вассалы президента.
Но в любом случае, это решение станет лакмусовой бумажкой для всей политической системы. Мое предположение такое: если Путин не намерен баллотироваться на четвертый — а фактически на пятый — срок, он Турчака прикроет. А если он намерен продолжать властвовать над Россией, то ему этот груз — в виде Турчака — не нужен. Повторюсь, ему это даже часть его собственной элиты не простит. Не простят те, кто поддерживают его, те, для кого «Крым наш». Ему это в 2018 году на следующих выборах многие припомнят. Ему это не нужно, цена этого решения — он сам, а не Турчак.
Я не знаю, остался ли кто-то рядом с Путиным, кто может сказать: у нас нет выбора, наш мальчик вляпался по самые уши, или мы тонем вместе с ним или все-таки определяем границы, за которые заходить нельзя.
— Убийство Бориса Немцова, кажется, находится далеко за пределами этой границы.
— Я как раз хотел сказать, что убийство Немцова и вся ситуация с полной вседозволенностью и безнаказанностью Кадырова показывает, что хвост может вилять собакой. Но все понимают, что Кадыров — это любимый политический племянник Путина. А является ли таковым Турчак, я не уверен. Можно вспомнить о неосторожной реплике Кашина, с которой все началось. Может быть, и для Путина — это всего лишь такой же Турчак.
— Уже совсем скоро 24 сентября. Ваши коллеги будут принимать решение по поводу вашей судьбы. Вы, насколько я поняла, собираетесь с каким-то письмом обратиться к каждому депутату и призвать их к чему? К совести, что ли?
— Я подготовил письмо для каждого депутата с подробным описанием всей юридической и политической подоплеки этой ситуации. Я, безусловно, выступлю на сессии, это мое право как депутата и моя обязанность перед избирателями. Потом будет голосование — тайное.
— Ну вы же не наивный человек? Я помню, как в 2012 году вы взывали к совести своих коллег во время голосования по «антисиротскому закону» — безрезультатно.
— Все-таки два часа независимости псковского парламента 25 декабря 2012 года случились. Сейчас ситуация сложнее, безусловно. Я знаю, что с фракцией компартии представители губернатора ведут переговоры и, насколько можно судить по наличию подписи депутата-коммуниста под проектом постановления о прекращении моих депутатских полномочий, депутат-коммунист [Александр] Рогов готов предоставить Андрею Турчаку возможность попользоваться голосами фракции КПРФ. Мне трудно сказать, чем он при этом руководствовался. Ходят разные разговоры. Если это все же произойдет, то окажет сильное влияние на результаты голосования. Если результат голосования будет не в пользу закона, то, значит, я буду обжаловать это решение в суде.
— В суде, который, скорее всего, будет имитировать правосудие?
— Понимаете, сейчас в каком-то смысле все, что связано с властью в России, — имитация. И суды часто — имитация. Так бывает. Но не всегда. Когда я иду в суд, я абсолютно серьезно говорю: «Уважаемый суд». И опыт побед в судах у нас, несмотря ни на что, есть.
И выборы — тоже имитация. Но я в 2011 году участвовал в выборах в областное собрание во главе команды, и мы прошли в парламент. Эти выборы были нечестными, у нас «исчезла» примерно треть голосов, но две трети остались, и этого хватило, чтобы я как лидер единого списка «Яблока» стал депутатом.
Все эти годы я как депутат пишу сотни запросов каждый год, помогаю по мере сил людям, выдвигаю разные важные, на мой взгляд, законодательные инициативы. Я отношусь к своей работе ответственно и серьезно. А если сказать себе — все имитация, не надо участвовать в выборах, тогда давайте вилы готовить. Потому что-либо выборы, либо вилы.
Я не хочу второго. Я иногда говорю своим коллегам из правящей партии: понимаете, фонарные столбы бесцветные, там будут, если начнутся вилы, висеть все — и зеленые, и синие, либералы, и единоросы. На соседних фонарях будете висеть и рассказывать мне о своем политическом большинстве, о 86%, о президенте, о стабильности, о том, что «Крым наш». Если общество в результате нынешней политики взорвется, то разбирать уже не будут, кто был в оппозиции, а кто в правящей партии. Поэтому я предпочитаю выборы и суды — уж какие они у нас есть.
— Про историю с «Довлатовским фестивалем» — как вы думаете, Турчак и правда поклонник Довлатова?
— Я не знаю его литературных предпочтений. Они мне неинтересны.
— Ну, тут еще с отказом гостей ехать на этот фестиваль тоже чисто довлатовская получилась история. Вы как считаете, стоило приглашенным ехать на этот фестиваль или нет?
— Это трудная история. Да, можно сказать, по Довлатову. Есть великий писатель с драматической судьбой, жертва государственной машины, у которого жизнь на четыре месяца пересеклась с нашим Пушкинским заповедником. И поэтому появился этот фестиваль.
Не все при этом знают, что финансируется он не только Министерством культуры, но также из средств друзей Турчака, возможно, в этом есть и его деньги. Это во многом их частный проект. И поэтому, к сожалению, для многих приглашенных участие либо неучастие в фестивале стало вопросом на уровне: «из чьей чашки есть, в чьем доме спать». Мне как человеку культуры, жителю Пскова очень жаль, что с этим фестивалем так случилось. Культура и политика, причем в самой мрачной своей части, очень по-российски пересеклись в этой истории.
Я считаю, что государственным лицам ехать на этот фестиваль в нынешнем контексте не следовало. Потому что это немедленно расценивается и эксплуатируется как государственная и политическая поддержка Андрея Турчака, что и произошло. Михаил Сеславинский, особенно с учетом его должности, поступил абсолютно правильно, неважно, что он об этом сказал со второй попытки.
Частные лица, деятели культуры разрывались, в том числе на самом фестивале, между Сергеем Довлатовым и Андреем Турчаком, это было очень неприятно, и они очень злились от этого. Передо мной не стояло такого выбора, я не участник фестиваля, но если бы такой выбор был, я не поехал бы, потому что этот вопрос — даже выше юридических обязательств.
Но я при этом — зритель, и я должен сказать, что я был на авторском вечере-моноспектакле Александра Филиппенко и показе фильма Фридриха Тор Фридрикссона «Мама Гого», на который приехал сам Фридрикссон. Нельзя не сказать, что по своему уровню фестиваль исключительно хорош, и те, кто его делал в части собственно культуры, а не политического пиара, сделали свою работу очень хорошо. Я не могу бросить в них камень. Можете кинуть его в меня.
Понятно, что люди такого масштаба как Филиппенко и Фридрикссон ехали, конечно, не к Турчаку, а к Довлатову, на интересное и масштабное культурное фестивальное действо. Кто-то об этом сказал прямо, кто-то промолчал, ушел от самоопределения. Но когда Андрей Турчак публично говорит всем гостям спасибо за то, что «несмотря на все внешние вызовы, вы приехали и поддержали нас», это обрушивает всех этих приехавших людей культуры просто в бездну. Лучше бы он промолчал, хотя бы из уважения к тем, кто приехал.
— В Пскове вообще многим есть дело до всех этих шумных историй — до дела Кашина, вашего противостояния с Турчаком, «Довлатовского фестиваля»?
— Люди разные. Кому-то есть дело до всего происходящего, кому-то, конечно, нет. Я считаю, что нам надо работать, общаться с теми, кто сомневается, прежде всего. С теми, кто тоже понимает, что так дальше жить нельзя, но не знает, с кем этим пониманием поделиться и можно ли делиться вообще. Таких сомневающихся людей сейчас становится и будет становиться все больше.
Весь народ собрать невозможно, но нужно собрать всю живую часть народа. Потому что у нашего, например, поколения просто крадут сейчас жизнь. Я совершенно не хочу тратить всю свою жизнь на борьбу с этим произволом и беззаконием, но вынужден это делать. Я хотел бы делать что-то исключительно созидательное для своего Пскова и не заниматься ничем другим. Я понимаю многое про то, как надо нашим регионом управлять, я мог бы много полезного для людей сделать. Я был бы хорошим губернатором или мэром при нормальной государственной системе в стране.
Я хотел бы больше времени тратить на свою семью, родных и друзей, у всех нас украли очень много жизненного времени. Вместо этого я вынужден, уж если я занимаюсь политикой, тратить жизнь на борьбу с этой сорвавшейся с катушек, озверевшей государственной махиной. Моя работа стала на 90% борьбой с Левиафаном.
Нас вынуждают растрачивать свои жизни, способности, здоровье на борьбу с тем, что само по себе чудовищно, бессмысленно и бесперспективно. Это касается не только меня одного, это чувствуют очень многие люди. И не бороться нельзя, и возможности что-то сделать почти не остается.
Так дальше долго продолжаться не может. Не потому, что это нам надоело, а потому, что государство не может долго держаться при полном отсутствии созидательных смыслов в работе. Все больше людей сейчас это чувствует и понимает. Время покажет, как долго будет созревать это понимание, когда оно станет пониманием большинства и во что превратится. Нет никаких гарантий того, что все будет хорошо, но если ничего не делать, не держать удар, не сопротивляться — так, чтобы об этом люди тоже знали, что ты держишь удар и сопротивляешься, то совершенно точно все будет плохо.
Главное, что нам нужно сейчас, — это терпение. И — простите за банальность — любовь к людям, заблудшим в том числе. Надо двигаться дальше, нельзя остановиться.