Бывший офицер ГРУ Геннадий Кравцов получил 14 лет за измену Родине

Геннадий Кравцов. Фото из личного архива

Если набрать в Яндексе «Трагедия маленького человека», то можно получить практически весь набор:
в повести Пушкина «Станционный смотритель»
в поэме Пушкина “Медный всадник”
в повести Гоголя «Шинель»
в романе Достоевского «Преступление и наказание»
в повестях Лескова
в рассказах Чехова
в современном мире (на примере произведений Кафки) и т.д.

В общем, надоел он хуже горькой редьки еще со средних классов не менее средней школы. В конце концов, все мы тут маленькие человечки со своими трагедиями, Акакию Акакиевичу до нас бревном плыть со своей шинелькой. Но я вам расскажу еще одну – хоть я не Лермонтов, не Пушкин, дальше сами знаете.

Это история Дурака. Потому что кому я её ни рассказываю, все прерывают на самом интересном месте восклицанием «Во дурак!» Даже Алла, жена Дурака, про это мне письмо написала, где прямо это слово и указала в тактико-технических характеристиках. Я сама это слово сказала, когда к нам в «Русь Сидящую» пришёл адвокат Дурака, известный защитник Иван Павлов, один из главных любимцев «Руси Сидящей».

А наш Дурак и не дурак вовсе. Ну то есть — да, конечно, но в другом смысле. Это как Эльза Эйнштейн, например, сказала бы, сидя на лавочке и лузгая семечки: «А мой-то дурак сегодня за керосин три рубля переплатил!» А ей бы ответила Маргарет Бор: «А мой-то Нильс еще пуще дурак! Ему давеча в лавке маргарин вместо масла подсунули!» А Эйнштейну-то не хочется перед Эльзой дураком быть – он взял, и открыл теорию относительности. Пришлось, куда деваться. И с Бором примерно та же, может, история вышла.

Вот и наш такой же. Может, даже не глупее – кто ж теперь это узнает, когда ему за идиотизм лет 14 лет дали. Строгого режима в нашей тюрьме. Если б Эйнштейна наша ЧК взяла бы за спекуляцию керосином, он, может, тоже ничего бы не открыл.

Ну, с кем не бывает. И с каждым из нас – с каждым умным, талантливым, ушлым, опытным – такое может случиться хоть завтра.

В общем, жил-был Гена. Гена был очень умным и всяко разбирался в математике, физике и программировании. Специализация у него такая, что проще написать «математик-алгоритмист». А еще Гена был хорошим пионером и комсомольцем, горячо любил свою Родину, в связи с чем решил отдать ей все свои знания и силы на военно-космическом поприще, где и дослужился до подполковника, как это часто бывает с военными физиками-математиками-программистами, и в каком-то сложном учебнике его добрым словом помянули в связи с радиоинженерными разработками. Служил Гена не совсем в армии, а в «ящике», как издревле зовутся у нас закрытые НИИ. В свободное от работы время играл на гитаре и на дудке, сочинял стихи и песни – типичный физик-лирик, опоздавший родиться лет на 30. Двое маленьких детей, жену Аллу любит (и страшно уважает), но больше всего на свете любит свою редкую профессию и специализацию: когда узнал, что в Можайке (Академия им. Можайского), где он учился, больше нет набора на его курс, ужасно расстроился. «Ты представляешь себе? Нет набора! Это что же получается, больше не будет специалистов, что ли…» – вспоминает самую большую (до посадки) трагедию Гены его жена Алла.

В общем, ушёл он из армии в 2005 году. Или его ушли – контракт закончился, продлевать не стали. Доказывать что-то, что никому, кажется, уже не нужно, надоело. Да и за 20 тысяч в месяц семью не прокормишь. Ушёл тоже в закрытую компанию, принимающую госзаказы – ему показалось, что там потребуются его знания, опыт, а главное – разработки и изыскания, думал науку двигать (да, вот здесь уже можно подумать про дурака – но рано, он еще начудит). Инновации, то-сё.

Но не случилось. Знания его не пригодились, исследованиями заниматься не дали – посадили за описания техзаданий. Ходил чернее тучи, а потом впал в депрессию. В 37 лет – никому не нужен. Да ладно сам – знания не нужны. Не востребованы. Да уж и фиг с ними, со знаниями – и наука, и страна лишаются разработок всяких умных и полезных.

Из письма жены Аллы: «Часто было так: он наваяет что-то за ночь, утром вскакивает и говорит: «Едем к Юрику!» (они вместе работали, вместе придумывали). Тот уже отошел давно от дел, в другом месте работает, перестроился, а мой всё никак не может остановиться. Приедем, Гена ему объясняет, машет руками, радуется, глаза горят. Юра смотрит на него, как на чудака. Я ему говорю: «Гена, ему уже это неинтересно». «Ты ничего не понимаешь! Это же очень важно, как ты не понимаешь!» Не укладывалось у него в голове, что то, что он знает и умеет, никому не нужно, не востребовано».

Честно говоря, Алла начала его пилить. Ну, подпиливать. Невостребованный молодой учёный, да еще и подполковник, отец двоих маленьких детей в депрессии – не подарок. Невостребованность вообще плохо сказывается на всех, но особенно на мужчинах в полном расцвете сил. Аллу Гена любил и хотел быть интересным, признанным, и вообще нарасхват.

Так прошло пять лет. Депрессия не проходила. И однажды ночью Гена, не знающий иностранных языков, открыл гугл-транслейтор.

Вот это его и сгубило. Вот вы ночью в каком состоянии письма незнакомым пишите? Осенью, в октябре, глубокой ночью? Вот то-то и оно.

Гена написал письмо и перевел его через гугл. Такое примерно: «Милый дедушка, Константин Макарыч! Я работал, делал то-то и то-то, не интересно ли вам?». И отправил письмо электронной почтой в Швецию. Правда, не в ИКЕЮ – нагуглил что-то радиотехническое. Не резюме написал, а крик души. Надеялся показать ответ Алле: вот, смотри, жена, я востребован! В Швецию зовут! Но мы не поедем, у нас и загранпаспорта нет, и стариков не бросишь – но вот ценят же! Знают!

Впрочем, из Швеции пришел такой ответ, что и не покажешь никому: мерси, дескать, но у нас только граждане Швеции, не кашляйте.

Гена, конечно, расстроился, но быстро забыл. Дна депрессии еще не было видно, ибо была она глубока, как осенняя ночь.

Было это 5 (пять) лет назад.

А два года назад Гена, сомневающийся в себе, запиленный супругой за профессиональную неустроенность и с осознанием собственной бесполезности, написал письмо в Министерство обороны дружественной Белоруссии. Ответа оттуда не получил, но вот там-то его и слили – уже в 2013 году. Любая Генина секретность имела срок до 2011 года.

Некие люди приехали к Гене с Аллой домой, безо всяких документов изъяли компьютер. И уже в нем нашли письмо в Швецию.

Белорусские письмо никого не заинтересовало – у нас же межгосударственные соглашения, то-сё. А вот ночной шведский вопль – это госизмена. До 20 лет.

Вот дурак-то. Письмо в Швецию, вот дурак.

И ведь он не один такой. Таких людей, которых выбрасывают со службы, много. Если б государство родимое их поддерживало – хотя бы добрым словом, грамоткой к празднику, всё могло пойти не так. Хоть бы приглашали куда в клуб и говорили: ваша работа была нужна. Выбрасывают людей в расцвете сил, и они чувствуют себя несостоявшимися уродами.

Да, Гена совершил глупый поступок. Но это не измена Родине.

Секретов Гена не раскрывал. Пять строк. Здравствуйте, я Гена, работаю инженером, хочу предложить любезно вам свои знания и опыт, жду ответа, как соловей лета. Да вот уже три строчки получилось.

Гену обвинили в передаче секретов именно этим письмом. Воспроизвести его нельзя – иначе нас всех посадят.

«Приказы о секретности или совершенной секретности – это довольно толстые брошюры, которые тоже секретные. Формулировки расплывчатые, и под них можно подтянуть любую цитату, даже вполне безобидную» — говорит адвокат Иван Павлов.

Легитимность применения подобных приказов под большим вопросом, поскольку Конституция запрещает применять неопубликованные нормативные акты, которые затрагивают права человека, а в данном случае затрагивается право на свободу информации.

В случае с Геной – с Геннадием Кравцовым, – нет никаких сведений, что Кравцов был ознакомлен с приказом о секретности.

У Геннадия Кравцова болела душа за отечественную космическую отрасль и падающие «Протоны», он с ума сходил, что всё разваливается, что никому ничего не нужно, что воруют. А он такой – очень патриотично настроенный. Прямо скажем, этот тот тип, который московская псевдоинтеллигенция называет ватником.

Алла пишет: «Мне откомментируют на форумах: а зачем он вообще полез? Он же 20 лет проработал в этих структурах, где секретность подписать — просто как воды испить… Он, что, дурак, что ли? Такой дурак, на которых Русь держалась».