Почему в трагедии «Курска» виновато почти все руководство Северного флота и лично президент Владимир Путин?
Как власти откупились от родственников моряков?
Кто не принял кремлевских подарков?
Карина Орлова встретилась с адвокатом семей погибших подводников Борисом Кузнецовым.
Борис Кузнецов
адвокат, писатель
- с 1962 по 1982 год служил в уголовном розыске
- в 1990 году основал адвокатское бюро «Борис Кузнецов и партнеры», принимал участие в разработке Конституции РФ, законов «Об оперативно-разыскной деятельности» и «Об оружии»
- c 1990 по 2008 год вел ряд громких уголовных дел, в том числе Игоря Сутягина, Олега Калугина, Ивана Кивелиди и Анны Политковской
- c 2002 по 2005 год представлял интересы 55 семей погибших подводников атомной подводной лодки «Курск»
- в 2005 году написал книгу «Она утонула…»
- в 2007 году на Бориса Кузнецова было заведено уголовное дело по статье 283 УК РФ «Разглашение государственной тайны»
- в 2008 году адвокат получил политическое убежище в США, живет в Нью-Джерси
«Я проработал 20 лет в уголовном розыске. Что я, не могу на первый взгляд определить, поддельная подпись или не поддельная?»
— Владимир Путин прервал свой отпуск спустя пять дней после гибели «Курска», 17 августа 2000 года. Тогда он сказал: «Я удержался и думаю, что поступил правильно: прибытие в район бедствия неспециалистов, чиновников высокого ранга не помогает, а чаще всего мешает. Все должны быть на своем месте». Был ли президент России тогда на своем месте? На каких местах находилось командование Военно-морского флота страны? Были ли на своих местах, например, Моцак и Попов? Чем вообще занимались адмиралы в первые часы и дни после трагедии?
— Я думаю, Путин в первый день после катастрофы был там не нужен. А все адмиралы по прибытии Путина, не снимая формы, сами бы попрыгали в воду, пытаясь выяснить, что произошло с «Курском». То, что он, зная, что произошла такая трагедия, находился в отпуске, — конечно, серьезная ошибка. Но лично он сделать ничего не мог, что там говорить. Главное не это. Учения, которые проводились в те дни, были крупнейшими военно-морскими учениями в постсоветской России. А Путин — верховным главнокомандующим. Существует военно-морской устав. Впервые он был написан еще Петром I. Конечно, он менялся на протяжении лет, менялся сам флот, способы ведения войны и так далее. Но нынешний военно-морской устав написан кровью моряков всех поколений России. И он не просто так писался, в отличие от нынешних указов президента, например. Такая форма учений, как боевая подготовка Cеверного флота, вообще не предусмотрена существующими уставом и инструкциями. По плану был запланирован сбор-поход — есть такая форма боевой учебы. Но придумали новую форму, а всю ответственность переложили на командование Северным флотом.
— А кто придумал?
— Мне трудно сказать. Я думаю, что это была идея Куроедова. Я его лично знаю. И таких трусливых моряков я в своей жизни никогда не встречал. Что касается Попова — он, в принципе, моряк неплохой. Но в той ситуации вынужден был согласиться. Перед тобой главком ВМФ, куда денешься. Отсюда и такой порядок подготовки кораблей к этим учениям. Приехала бригада, флагманские офицеры из главного штаба ВМФ, проверка кораблей к выходу в море снизу уже была не нужна. Потому что наверху все проверили. Знаете, как проверяют наверху? Вот они приезжают, у них накрыт стол, они посидели, выпили и улетели. По существу проверка готовности кораблей и экипажа к выходу в море вообще не проводилась. Когда следствие потом подняло все эти документы и приобщило их к материалам дела, я посмотрел на эти бумаги и увидел, что там, где должна быть подпись Лячина, стоит подпись не Лячина, а другого человека. Я же криминалист по специальности, я проработал 20 лет в уголовном розыске. Что я, не могу на первый взгляд определить, поддельная подпись или не поддельная? И там таких поддельных подписей очень много. Все бумаги, связанные с подготовкой экипажа, все документы, которые касались обучения пользованию той злополучной торпедой, — поддельные. Например, во всех отчетах значится командир минно-торпедной части подлодки, старший лейтенант Алексей Иванов-Павлов, двойная фамилия у него. И написано, что он прошел обучение и сдал экзамены. Но в то же самое время, когда якобы происходило это обучение, Иванов-Павлов не был в составе экипажа «Курска». Он служил на другой подводной лодке. Он погиб. И взрыв как раз произошел в той боевой части корабля, которой он непосредственно командовал.
— Я думаю, Путин в первый день после катастрофы был там не нужен. А все адмиралы по прибытии Путина, не снимая формы, сами бы попрыгали в воду, пытаясь выяснить, что произошло с «Курском». То, что он, зная, что произошла такая трагедия, находился в отпуске, — конечно, серьезная ошибка. Но лично он сделать ничего не мог, что там говорить. Главное не это. Учения, которые проводились в те дни, были крупнейшими военно-морскими учениями в постсоветской России. А Путин — верховным главнокомандующим. Существует военно-морской устав. Впервые он был написан еще Петром I. Конечно, он менялся на протяжении лет, менялся сам флот, способы ведения войны и так далее. Но нынешний военно-морской устав написан кровью моряков всех поколений России. И он не просто так писался, в отличие от нынешних указов президента, например. Такая форма учений, как боевая подготовка Cеверного флота, вообще не предусмотрена существующими уставом и инструкциями. По плану был запланирован сбор-поход — есть такая форма боевой учебы. Но придумали новую форму, а всю ответственность переложили на командование Северным флотом.
— А кто придумал?
— Мне трудно сказать. Я думаю, что это была идея Куроедова. Я его лично знаю. И таких трусливых моряков я в своей жизни никогда не встречал. Что касается Попова — он, в принципе, моряк неплохой. Но в той ситуации вынужден был согласиться. Перед тобой главком ВМФ, куда денешься. Отсюда и такой порядок подготовки кораблей к этим учениям. Приехала бригада, флагманские офицеры из главного штаба ВМФ, проверка кораблей к выходу в море снизу уже была не нужна. Потому что наверху все проверили. Знаете, как проверяют наверху? Вот они приезжают, у них накрыт стол, они посидели, выпили и улетели. По существу проверка готовности кораблей и экипажа к выходу в море вообще не проводилась. Когда следствие потом подняло все эти документы и приобщило их к материалам дела, я посмотрел на эти бумаги и увидел, что там, где должна быть подпись Лячина, стоит подпись не Лячина, а другого человека. Я же криминалист по специальности, я проработал 20 лет в уголовном розыске. Что я, не могу на первый взгляд определить, поддельная подпись или не поддельная? И там таких поддельных подписей очень много. Все бумаги, связанные с подготовкой экипажа, все документы, которые касались обучения пользованию той злополучной торпедой, — поддельные. Например, во всех отчетах значится командир минно-торпедной части подлодки, старший лейтенант Алексей Иванов-Павлов, двойная фамилия у него. И написано, что он прошел обучение и сдал экзамены. Но в то же самое время, когда якобы происходило это обучение, Иванов-Павлов не был в составе экипажа «Курска». Он служил на другой подводной лодке. Он погиб. И взрыв как раз произошел в той боевой части корабля, которой он непосредственно командовал.
«Я встречался с бывшим в то время президентом США Биллом Клинтоном, передал ему письмо с четырьмя вопросами. И первый касался того, что именно ему было известно о катастрофе»
— Остались ли сегодня без ответов принципиальные вопросы о том, что случилось с «Курском»?
— У меня остался вопрос, на который никто не может ответить. Как неподготовленному экипажу вообще позволили выйти в море и провести испытания перекисно-водородной торпеды, из-за которой, собственно, и произошел первый взрыв? Пероксид водорода — такая вещь, что когда берешь небольшой химический стаканчик и просто крошишь туда табак — пероксид водорода немедленно возгорается. Поэтому и было так важно подготовить и сам корабль, и систему контроля. Смысл ее состоял в следующем: если, не дай бог, в тот резервуар в торпеде, где хранится пероксид водорода, что-то попадает, — скажем, масло, — сразу же происходит повышение давления и срабатывает система, которая просто сбрасывает остатки пероксида водорода за борт. Когда «Курск» выходил в море, когда на него загрузили эту торпеду, экипаж не мог банально присоединить ее к системе контроля окислителя, просто не умел. Более того, «Курск» этой торпедой стрелял впервые за все свое существование. А он в составе флота был с 1996 года. Конечно, выпустили бы «Курск» в море без этой торпеды — ничего бы не произошло.
— Вы знаете, я в частном разговоре, не под запись, с бывшим сотрудником ЦРУ узнала, что американцы почти сразу же передали русским всю информацию о том, что случилось с «Курском». Они все зафиксировали и передали. Он, правда, мне не сказал, что именно. Насколько эта информация релевантна?
— Я встречался с бывшим в то время президентом США Биллом Клинтоном, передал ему письмо с четырьмя вопросами. И первый касался того, что именно ему было известно о катастрофе «Курска» и когда ему доложили об этой трагедии. Вскоре мне позвонил сотрудник аппарата президента и сказал, что Белый дом не сможет ответить на этот вопрос, поскольку тем самым раскроет разведывательные возможности своих подводных лодок. Но в момент трагедии американцы передали в Москву информацию о том, что произошло. Им уже тогда было ясно, что случился внутренний взрыв, они знали и координаты этого взрыва, и силу взрыва, которая достигала 4,2 баллов. В Спитаке, который был полностью разрушен, где погибли тысячи людей, было 6,2. Представляете себе, что такое 4,2? Небольшая разница, между прочим. Можете себе представить 10 торпед, каждая по 350-400 килограммов взрывчатки. 4 тонны, которые взорвались одновременно. «Петр Великий», который находился в 30 милях от «Курска», после взрыва тряхнуло так, что офицеры попадали с ног.
— У меня остался вопрос, на который никто не может ответить. Как неподготовленному экипажу вообще позволили выйти в море и провести испытания перекисно-водородной торпеды, из-за которой, собственно, и произошел первый взрыв? Пероксид водорода — такая вещь, что когда берешь небольшой химический стаканчик и просто крошишь туда табак — пероксид водорода немедленно возгорается. Поэтому и было так важно подготовить и сам корабль, и систему контроля. Смысл ее состоял в следующем: если, не дай бог, в тот резервуар в торпеде, где хранится пероксид водорода, что-то попадает, — скажем, масло, — сразу же происходит повышение давления и срабатывает система, которая просто сбрасывает остатки пероксида водорода за борт. Когда «Курск» выходил в море, когда на него загрузили эту торпеду, экипаж не мог банально присоединить ее к системе контроля окислителя, просто не умел. Более того, «Курск» этой торпедой стрелял впервые за все свое существование. А он в составе флота был с 1996 года. Конечно, выпустили бы «Курск» в море без этой торпеды — ничего бы не произошло.
— Вы знаете, я в частном разговоре, не под запись, с бывшим сотрудником ЦРУ узнала, что американцы почти сразу же передали русским всю информацию о том, что случилось с «Курском». Они все зафиксировали и передали. Он, правда, мне не сказал, что именно. Насколько эта информация релевантна?
— Я встречался с бывшим в то время президентом США Биллом Клинтоном, передал ему письмо с четырьмя вопросами. И первый касался того, что именно ему было известно о катастрофе «Курска» и когда ему доложили об этой трагедии. Вскоре мне позвонил сотрудник аппарата президента и сказал, что Белый дом не сможет ответить на этот вопрос, поскольку тем самым раскроет разведывательные возможности своих подводных лодок. Но в момент трагедии американцы передали в Москву информацию о том, что произошло. Им уже тогда было ясно, что случился внутренний взрыв, они знали и координаты этого взрыва, и силу взрыва, которая достигала 4,2 баллов. В Спитаке, который был полностью разрушен, где погибли тысячи людей, было 6,2. Представляете себе, что такое 4,2? Небольшая разница, между прочим. Можете себе представить 10 торпед, каждая по 350-400 килограммов взрывчатки. 4 тонны, которые взорвались одновременно. «Петр Великий», который находился в 30 милях от «Курска», после взрыва тряхнуло так, что офицеры попадали с ног.
«В отличие от Путина, я реально занимался оперативно-разыскной деятельностью. Путин, сидя в Лейпциге, хотя образование-то и получил, никогда сам никого не вербовал»
— Если американцы установили, что произошло, имеют подтвержденные данные, почему эти данные не опубликуют российские власти, российские следователи? Почему до сих пор в России считается загадкой, что произошло с «Курском»?
— Не только американцы, но и наши специалисты, отставные моряки, адмиралы, как только пришло сообщение о наличии двух взрывов, тут же сказали, что это внутренний взрыв. Сказали, что именно произошло с торпедой. Американцы не семи пядей во лбу, и далеко не суперразведывательная система у них работала. Нет, не в этом дело. Ситуация понятна, ее просто пытались тщательно скрыть. Пытались прикрыть якобы военной тайной собственные задницы. Для меня это совершенно очевидно. Потому что если это все поднимать, то в тюрьму нужно отправлять строем человек девятнадцать, и Путин впереди.
— Хорошо, Путин — верховный главнокомандующий. Но если брать непосредственно морских военачальников, то кто это?
— Это Куроедов, бывший тогда главкомом ВМФ, это командующий Северным флотом адмирал Попов, это начальник штаба Северного флота Моцак. Это основные. Ну и дальше там идут по порядку офицеры пониже.
— В прошлом году вышло второе дополненное издание вашей книги, которая называется «Она утонула. Правда о "Курске", которую скрыл генпрокурор Устинов». Это издание дополненное, то есть вы получили какие-то новые факты. Мой вопрос — какие именно факты? И как вам удалось их получить, учитывая, что с 2008 года вы живете в США и получили здесь политическое убежище?
— В отличие от Путина, я реально занимался оперативно-разыскной деятельностью. Путин, сидя в Лейпциге, хотя образование-то и получил, никогда сам никого не вербовал, не добывал информацию. В то время «Штази» была лучшей разведкой в мире, ею кормилась советская КГБ. Поэтому у меня сохранились контакты и связи и в Федеральной службе безопасности, — я тесно общаюсь с ними, — и в Службе внешней разведки. Недавно, чуть больше года назад, умер мой близкий приятель, адмирал Геннадий Александрович Сучков, который был помощником министра обороны. Я с ним постоянно общался, очень много информации получал от него. Он после Попова командовал Северным флотом и, конечно же, знал, что случилось с «Курском», и многое мне рассказал. Например, один сотрудник главной военной прокуратуры добыл постановление знаменитого следователя по особо важным делам Яндиева, которое от меня скрывали. Было постановление о прекращении уголовного дела по факту гибели «Курска», а потом было к нему дополнение. Так вот я этого дополнения никогда не видел. Что в нем говорит следователь? Руководствуясь сфальсифицированными заключениями двух экспертов, он утверждает, что привлекать к ответственности за бездарно проведенную спасательную операцию никого нельзя, потому что когда она началась, люди были уже мертвы. То есть, по его словам, подводники жили не более восьми часов. Это судебно-медицинское заключение сфальсифицировал Виктор Колкутин, бывший в то время главным судебно-медицинским экспертом Министерства обороны. Потом его повысили до главного судебно-медицинского эксперта Российской Федерации, а потом с позором коленкой под зад выгнали оттуда за крупнейшие хищения. Второе заключение давал бывший заместитель главного штурмана ВМФ, тогда капитан первого ранга Сергей Козлов. Потом и его тоже повысили. Он был главным штурманом ВМФ, потом занимался картографией, а потом его взяли под стражу за то, что он продавал государственные секреты. Вот такие у нас два главных эксперта. Между прочим, Колкутин давал еще и заключение по делу Холодова. Тоже липовое заключение абсолютно. По «Курску» Колкутин давал два заключения. Первое — то, что он не может установить время гибели подводников в девятом отсеке, где 23 человека оставались в живых. А когда его попросили: «Ты все-таки время-то установи», он установил, что они жили не более восьми часов. Тогда возникает вопрос: а кто стучал двое с половиной суток? И тут появляется Сергей Козлов, который говорит, что стучали не подводники, а стучали какие-то козлы, которые находились в подводной части надводных кораблей. То есть стояли там, вокруг «Курска», корабли и суда. И нашлись какие-то козлы, которые давали сигналы SOS.
— Не только американцы, но и наши специалисты, отставные моряки, адмиралы, как только пришло сообщение о наличии двух взрывов, тут же сказали, что это внутренний взрыв. Сказали, что именно произошло с торпедой. Американцы не семи пядей во лбу, и далеко не суперразведывательная система у них работала. Нет, не в этом дело. Ситуация понятна, ее просто пытались тщательно скрыть. Пытались прикрыть якобы военной тайной собственные задницы. Для меня это совершенно очевидно. Потому что если это все поднимать, то в тюрьму нужно отправлять строем человек девятнадцать, и Путин впереди.
— Хорошо, Путин — верховный главнокомандующий. Но если брать непосредственно морских военачальников, то кто это?
— Это Куроедов, бывший тогда главкомом ВМФ, это командующий Северным флотом адмирал Попов, это начальник штаба Северного флота Моцак. Это основные. Ну и дальше там идут по порядку офицеры пониже.
— В прошлом году вышло второе дополненное издание вашей книги, которая называется «Она утонула. Правда о "Курске", которую скрыл генпрокурор Устинов». Это издание дополненное, то есть вы получили какие-то новые факты. Мой вопрос — какие именно факты? И как вам удалось их получить, учитывая, что с 2008 года вы живете в США и получили здесь политическое убежище?
— В отличие от Путина, я реально занимался оперативно-разыскной деятельностью. Путин, сидя в Лейпциге, хотя образование-то и получил, никогда сам никого не вербовал, не добывал информацию. В то время «Штази» была лучшей разведкой в мире, ею кормилась советская КГБ. Поэтому у меня сохранились контакты и связи и в Федеральной службе безопасности, — я тесно общаюсь с ними, — и в Службе внешней разведки. Недавно, чуть больше года назад, умер мой близкий приятель, адмирал Геннадий Александрович Сучков, который был помощником министра обороны. Я с ним постоянно общался, очень много информации получал от него. Он после Попова командовал Северным флотом и, конечно же, знал, что случилось с «Курском», и многое мне рассказал. Например, один сотрудник главной военной прокуратуры добыл постановление знаменитого следователя по особо важным делам Яндиева, которое от меня скрывали. Было постановление о прекращении уголовного дела по факту гибели «Курска», а потом было к нему дополнение. Так вот я этого дополнения никогда не видел. Что в нем говорит следователь? Руководствуясь сфальсифицированными заключениями двух экспертов, он утверждает, что привлекать к ответственности за бездарно проведенную спасательную операцию никого нельзя, потому что когда она началась, люди были уже мертвы. То есть, по его словам, подводники жили не более восьми часов. Это судебно-медицинское заключение сфальсифицировал Виктор Колкутин, бывший в то время главным судебно-медицинским экспертом Министерства обороны. Потом его повысили до главного судебно-медицинского эксперта Российской Федерации, а потом с позором коленкой под зад выгнали оттуда за крупнейшие хищения. Второе заключение давал бывший заместитель главного штурмана ВМФ, тогда капитан первого ранга Сергей Козлов. Потом и его тоже повысили. Он был главным штурманом ВМФ, потом занимался картографией, а потом его взяли под стражу за то, что он продавал государственные секреты. Вот такие у нас два главных эксперта. Между прочим, Колкутин давал еще и заключение по делу Холодова. Тоже липовое заключение абсолютно. По «Курску» Колкутин давал два заключения. Первое — то, что он не может установить время гибели подводников в девятом отсеке, где 23 человека оставались в живых. А когда его попросили: «Ты все-таки время-то установи», он установил, что они жили не более восьми часов. Тогда возникает вопрос: а кто стучал двое с половиной суток? И тут появляется Сергей Козлов, который говорит, что стучали не подводники, а стучали какие-то козлы, которые находились в подводной части надводных кораблей. То есть стояли там, вокруг «Курска», корабли и суда. И нашлись какие-то козлы, которые давали сигналы SOS.
«Не дай бог! Все же секретно! Идиотизма столько…»
— Если говорить про спасательную операцию: я правильно понимаю, что у тех 23 моряков, которые находились в 9-м отсеке и оставались живыми более двух суток, была какая-то возможность выходить по одному, как-то спастись? Это правда? Почему они этого не делали?
— Они готовились к выходу, и об этом сказано в записках Колесникова и Садиленко; об этом свидетельствуют некоторые детали их подготовки к выходу. Но когда подводники поднимаются на поверхность, они должны быть твердо убеждены, что там их ждут, что их встречает спасательное судно, у которого на борту есть барокамера. Кроме того, нужно хорошо понимать, что это Баренцево море. Что там соленая вода, замерзание происходит при температуре -4 градуса. При температуре, которая обычно бывает в Баренцевом море в это время — порядка 10 градусов — человек выдерживает в воде 10 минут, а потом наступает переохлаждение, и люди гибнут. Поэтому для того, чтобы быть абсолютно убежденным, что их там ждут, они должны были получить соответствующие сигналы.
— А они могли получить их технически?
— Могли. Все работало. Но эти наши наши идиоты-адмиралы передавали им информацию шифром, а они расшифровать ее не могли. Там не было ни одного специалиста, они все погибли в носовых отсеках.
— А передавали информацию шифром, чтобы не перехватили?
— Не дай бог! Все же секретно! Идиотизма столько… Но еще дело вот в чем. Когда начались учения, в плане было предусмотрено нахождение в корабельном ордере спасательного судна «Михаил Рудницкий». Но когда произошла трагедия и стали поднимать капитана «Рудницкого», он заявил, что ничего не знал о том, что происходят учения. Это притом что он должен был находиться в море с готовыми спасательными аппаратами, барокамерами…
— Вот за это кто несет ответственность?
— За это — командование флота. Непосредственные руководители Попов и Моцак. Притом что начальник главного штаба ВМФ адмирал Кравченко отправлял им телеграмму (и она есть в деле), чтобы они обеспечили нахождение в составе спасательных судов с нужными спасательными аппаратами.
— Норвежцы, которых допустили к месту трагедии через несколько дней, за восемь часов провели всю спасательную операцию. Командующий военно-морскими силами Великобритании позднее в интервью рассказывал, что британцы на следующий же день после катастрофы отправили самолет со спасательными аппаратами, но ему не дали посадку в Мурманске и развернули. Почему все это делалось и зачем?
— Из-за секретности. Из элементарного чувства страха за свои должности, за свои оклады, за свои звания. Понимаете, Путину что сказали? Что мы сами все можем, у нас все есть. Действительно, были спасательные аппараты АС-32 и АС-34, которые предназначены для спасения экипажей именно из таких подводных лодок. В чем состоит принцип? Этот спасательный аппарат садится на люк, на комингс-площадку, присасывается к ней, происходит откачка воды, и экипаж сухим способом перебирается в спасательный аппарат. Но тут он присосаться не мог. А почему не мог? Потому что в нарушение всех инструкций люк на «Курске» был занижен. У нас средства спасения в стране не испытывают. Почему не испытали тогда, когда «Курск» принимал военно-морской флот? Почему на протяжении четырех лет ни разу не пробовали этим аппаратом присосаться?
— Хороший вопрос, а почему?
— Вы меня спрашиваете? Я так же спрашивал…
— Но у вас же источники в СВР, в Минобороны…
— Мудаки, простите.
— Они готовились к выходу, и об этом сказано в записках Колесникова и Садиленко; об этом свидетельствуют некоторые детали их подготовки к выходу. Но когда подводники поднимаются на поверхность, они должны быть твердо убеждены, что там их ждут, что их встречает спасательное судно, у которого на борту есть барокамера. Кроме того, нужно хорошо понимать, что это Баренцево море. Что там соленая вода, замерзание происходит при температуре -4 градуса. При температуре, которая обычно бывает в Баренцевом море в это время — порядка 10 градусов — человек выдерживает в воде 10 минут, а потом наступает переохлаждение, и люди гибнут. Поэтому для того, чтобы быть абсолютно убежденным, что их там ждут, они должны были получить соответствующие сигналы.
— А они могли получить их технически?
— Могли. Все работало. Но эти наши наши идиоты-адмиралы передавали им информацию шифром, а они расшифровать ее не могли. Там не было ни одного специалиста, они все погибли в носовых отсеках.
— А передавали информацию шифром, чтобы не перехватили?
— Не дай бог! Все же секретно! Идиотизма столько… Но еще дело вот в чем. Когда начались учения, в плане было предусмотрено нахождение в корабельном ордере спасательного судна «Михаил Рудницкий». Но когда произошла трагедия и стали поднимать капитана «Рудницкого», он заявил, что ничего не знал о том, что происходят учения. Это притом что он должен был находиться в море с готовыми спасательными аппаратами, барокамерами…
— Вот за это кто несет ответственность?
— За это — командование флота. Непосредственные руководители Попов и Моцак. Притом что начальник главного штаба ВМФ адмирал Кравченко отправлял им телеграмму (и она есть в деле), чтобы они обеспечили нахождение в составе спасательных судов с нужными спасательными аппаратами.
— Норвежцы, которых допустили к месту трагедии через несколько дней, за восемь часов провели всю спасательную операцию. Командующий военно-морскими силами Великобритании позднее в интервью рассказывал, что британцы на следующий же день после катастрофы отправили самолет со спасательными аппаратами, но ему не дали посадку в Мурманске и развернули. Почему все это делалось и зачем?
— Из-за секретности. Из элементарного чувства страха за свои должности, за свои оклады, за свои звания. Понимаете, Путину что сказали? Что мы сами все можем, у нас все есть. Действительно, были спасательные аппараты АС-32 и АС-34, которые предназначены для спасения экипажей именно из таких подводных лодок. В чем состоит принцип? Этот спасательный аппарат садится на люк, на комингс-площадку, присасывается к ней, происходит откачка воды, и экипаж сухим способом перебирается в спасательный аппарат. Но тут он присосаться не мог. А почему не мог? Потому что в нарушение всех инструкций люк на «Курске» был занижен. У нас средства спасения в стране не испытывают. Почему не испытали тогда, когда «Курск» принимал военно-морской флот? Почему на протяжении четырех лет ни разу не пробовали этим аппаратом присосаться?
— Хороший вопрос, а почему?
— Вы меня спрашиваете? Я так же спрашивал…
— Но у вас же источники в СВР, в Минобороны…
— Мудаки, простите.
«Командование Северного флота под видом ремонта шашлычной, там, или столовой деньги тратило из этого фонда»
— Борис Аврамович, 22 августа Путин провел закрытую встречу с родственниками и матерями погибших, и они очень смело спрашивали тогда президента о спасательной операции. Почему им врали, почему не пускали на место норвежцев? Очень сильно прессовали Владимира Владимировича…
— Эмоционально очень, да. И надо было видеть его морду, как он бэкал и мэкал перед ними…
— Вы общались с родственниками, представляли их интересы. Как изменилось их отношение к трагедии и отношение к ответственности власти за то, что произошло?
— Я представлял не всех родственников, а только 55 семей. Это много, да, — но не всех. Некоторые сразу сказали, что погибли — надо забыть. Надо вспоминать их, надо отдавать им память, а что произошло… как случилось, так случилось. Такую позицию занимала, в частности, жена командира «Курска» Ирина Лячина. Может быть, я говорю грубо, но смысл был именно такой. Ее тут же устроили на хорошую работу в представительство президента по Санкт-Петербургу. Все подводники получили ордена, а Лячин — «Героя России».
— Это как-то связано с компенсациями? Я так понимаю, трагедия с «Курском» стала первым прецедентом для власти по выплате достаточно крупных по российским меркам сумм?
— Более того, там еще и по миру деньги собрали — несколько миллионов долларов в общей ложности. Кстати, мне пришлось заниматься и этими деньгами, потому что их тут же стали растаскивать.
— Кто?
— Командование Северного флота. Под видом ремонта шашлычной, там, или столовой деньги тратились именно из этого фонда.
— И даже после этого у родственников погибших не возникло желания прижать их к ногтю?
— Желание у них было. Но сделать было ничего невозможно, потому что Путиным было принято политическое решение никого не привлекать к ответственности. И именно под это политическое решение были сфабрикованы экспертизы Колкутина и Козлова. Виноватых нет. Трагедия произошла. Но это неправда — есть виноватые. Попов везде говорит, что вот, если я увижу этого человека, я посмотрю ему в глаза.
— Он даже сказал, что увидел и смотрел, но не может назвать имя…
— Я ему каждый раз говорю: в зеркало посмотри.
— Кстати, я так понимаю, что судьба у всех непривлеченных к ответственности сложилась неплохо. Попов был сенатором…
— Да, а второй, Моцак, работал в администрации президента.
— Эмоционально очень, да. И надо было видеть его морду, как он бэкал и мэкал перед ними…
— Вы общались с родственниками, представляли их интересы. Как изменилось их отношение к трагедии и отношение к ответственности власти за то, что произошло?
— Я представлял не всех родственников, а только 55 семей. Это много, да, — но не всех. Некоторые сразу сказали, что погибли — надо забыть. Надо вспоминать их, надо отдавать им память, а что произошло… как случилось, так случилось. Такую позицию занимала, в частности, жена командира «Курска» Ирина Лячина. Может быть, я говорю грубо, но смысл был именно такой. Ее тут же устроили на хорошую работу в представительство президента по Санкт-Петербургу. Все подводники получили ордена, а Лячин — «Героя России».
— Это как-то связано с компенсациями? Я так понимаю, трагедия с «Курском» стала первым прецедентом для власти по выплате достаточно крупных по российским меркам сумм?
— Более того, там еще и по миру деньги собрали — несколько миллионов долларов в общей ложности. Кстати, мне пришлось заниматься и этими деньгами, потому что их тут же стали растаскивать.
— Кто?
— Командование Северного флота. Под видом ремонта шашлычной, там, или столовой деньги тратились именно из этого фонда.
— И даже после этого у родственников погибших не возникло желания прижать их к ногтю?
— Желание у них было. Но сделать было ничего невозможно, потому что Путиным было принято политическое решение никого не привлекать к ответственности. И именно под это политическое решение были сфабрикованы экспертизы Колкутина и Козлова. Виноватых нет. Трагедия произошла. Но это неправда — есть виноватые. Попов везде говорит, что вот, если я увижу этого человека, я посмотрю ему в глаза.
— Он даже сказал, что увидел и смотрел, но не может назвать имя…
— Я ему каждый раз говорю: в зеркало посмотри.
— Кстати, я так понимаю, что судьба у всех непривлеченных к ответственности сложилась неплохо. Попов был сенатором…
— Да, а второй, Моцак, работал в администрации президента.
«Когда, извините меня, хоронят безымянных солдат, которые погибли на Украине, — это разве не то же самое?
— По данным свежего опроса «Левада-центра», число россиян, считающих, что власти сделали далеко не все возможное для спасения моряков «Курска», за последние 15 лет уменьшилось вдвое, до 35%. Как вы считаете, это заслуга кремлевской пропаганды? Или это вина нас самих за то, что мы так легко прощаем и забываем?
— Знаете, я живу по принципу, который сформулировал Жора Юматов в известном фильме «Жестокость», когда сказал: «Я отвечаю за все, что происходит при мне». Конечно, мы все виноваты в этом. Но чем больше растет рейтинг у Путина, тем больше падает рейтинг оценки трагедии, которая произошла 15 лет назад. А сейчас, когда, извините меня, хоронят безымянных солдат, которые погибли на Украине, когда просто сбивают таблички с указанием фамилии — это разве не то же самое, что «Курск»? Это практически то же самое. Поэтому не изменилось главное. В России до сих пор нет приоритета человека, его прав, его интересов.
— В прошлом году вы говорили в интервью, что российские моряки никогда не простят «Курск» Путину. Но в эту годовщину на панихиду по погибшим в Санкт-Петербурге несколько подростков пришли в футболках с портретом Владимира Путина. Вы наверняка видели эти кадры. Это племянники Олега Трояна, погибшего на «Курске». Они проживают в Лондоне. Позднее вдова погибшего, тетя подростков, рассказала, что ей было приятно видеть, что граждане другой страны, Великобритании, пришли в футболках с российским президентом, чтобы таким образом поддержать его политику. «Не с Бараком же Обамой носить футболку», — добавила Алла Троян.
— Я могу сказать, что у этой Аллы Троян через глаза затылок виден. Ничего нет. Вакуум. Понимаете? Пацаны — они пацаны и есть. Они не знают всей этой предыстории, не знают всех обстоятельств гибели. Для них Путин клевый, но с них, ребятишек, не спросишь.
— Что, Путин всех переиграл?
— Нет, не всех. Вот меня он не переиграл. Вы знаете, сколько я в жизни потерял? Я потерял любимую работу. Я зарабатывал в год от миллиона до четырех миллионов долларов. Почему я здесь живу, в общем, так спокойно? Я же не получаю никаких пособий, я езжу на хорошей машине, живу с видом на Гудзон и на Манхэттен. Я ни в чем не нуждаюсь. Понимаете? Но я потерял очень много. Я потерял семью. Я потерял любимейшую коллекцию из десяти тысяч томов, среди них уникальные рукописи и документы. У меня были книги с автографами Петра Первого и Екатерины Второй, автографы Бенкендорфа — слышали эту фамилию? У меня была шикарная коллекция морского оружия — 150 клинков. У меня был дом на Рублевке, как парусный фрегат с мачтами, с пушками настоящими. И сейчас этого нет ничего. Мог я прогнуться? Мог! Но не прогнулся, и вот здесь оказался, выброшенным из любимой страны. Потерял многих друзей, многие меня предали. Я не могу походить по улицам своего любимого Питера, не могу сходить на могилу к маме, к дедушке, бабушке, которые все в Питере похоронены. Пройти дворами, зайти в школу, в которой я учился. Школьные друзья еще живы. Меня Путин многого лишил…
— Но не переиграл?
— Не переиграл.
— Знаете, я живу по принципу, который сформулировал Жора Юматов в известном фильме «Жестокость», когда сказал: «Я отвечаю за все, что происходит при мне». Конечно, мы все виноваты в этом. Но чем больше растет рейтинг у Путина, тем больше падает рейтинг оценки трагедии, которая произошла 15 лет назад. А сейчас, когда, извините меня, хоронят безымянных солдат, которые погибли на Украине, когда просто сбивают таблички с указанием фамилии — это разве не то же самое, что «Курск»? Это практически то же самое. Поэтому не изменилось главное. В России до сих пор нет приоритета человека, его прав, его интересов.
— В прошлом году вы говорили в интервью, что российские моряки никогда не простят «Курск» Путину. Но в эту годовщину на панихиду по погибшим в Санкт-Петербурге несколько подростков пришли в футболках с портретом Владимира Путина. Вы наверняка видели эти кадры. Это племянники Олега Трояна, погибшего на «Курске». Они проживают в Лондоне. Позднее вдова погибшего, тетя подростков, рассказала, что ей было приятно видеть, что граждане другой страны, Великобритании, пришли в футболках с российским президентом, чтобы таким образом поддержать его политику. «Не с Бараком же Обамой носить футболку», — добавила Алла Троян.
— Я могу сказать, что у этой Аллы Троян через глаза затылок виден. Ничего нет. Вакуум. Понимаете? Пацаны — они пацаны и есть. Они не знают всей этой предыстории, не знают всех обстоятельств гибели. Для них Путин клевый, но с них, ребятишек, не спросишь.
— Что, Путин всех переиграл?
— Нет, не всех. Вот меня он не переиграл. Вы знаете, сколько я в жизни потерял? Я потерял любимую работу. Я зарабатывал в год от миллиона до четырех миллионов долларов. Почему я здесь живу, в общем, так спокойно? Я же не получаю никаких пособий, я езжу на хорошей машине, живу с видом на Гудзон и на Манхэттен. Я ни в чем не нуждаюсь. Понимаете? Но я потерял очень много. Я потерял семью. Я потерял любимейшую коллекцию из десяти тысяч томов, среди них уникальные рукописи и документы. У меня были книги с автографами Петра Первого и Екатерины Второй, автографы Бенкендорфа — слышали эту фамилию? У меня была шикарная коллекция морского оружия — 150 клинков. У меня был дом на Рублевке, как парусный фрегат с мачтами, с пушками настоящими. И сейчас этого нет ничего. Мог я прогнуться? Мог! Но не прогнулся, и вот здесь оказался, выброшенным из любимой страны. Потерял многих друзей, многие меня предали. Я не могу походить по улицам своего любимого Питера, не могу сходить на могилу к маме, к дедушке, бабушке, которые все в Питере похоронены. Пройти дворами, зайти в школу, в которой я учился. Школьные друзья еще живы. Меня Путин многого лишил…
— Но не переиграл?
— Не переиграл.