Замоскворецкий суд в Москве огласил приговор по делу физика Сергея Калякина, обвиненного в мошенничестве в особо крупном размере. Калякин приговорен к 7 годам лишения свободы и штрафу в размере 700 тысяч рублей. Вместе с Калякиным получили тюремные сроки его бывшие коллеги, Александр Лукьянов и Алексей Зайцев, – 4 и 3,5 года лишения свободы, а также сотрудник Курчатовского института Леонид Кеворков, получивший шестилетний условный срок.
Следствие и суд по делу одного из крупнейших отечественных физиков-атомщиков, бывшего исполняющего обязанности директора Физико-энергетического института в Обнинске, шли в общей сложности почти два года. С ноября 2013 года Сергей Калякин, несмотря на многократные попытки обжаловать меру пресечения, находился под стражей. И хотя за это время опрошены многие свидетели, и сам Сергей Калякин и его адвокат Елена Соколова уверены: обвинительный приговор был предопределен с самого начала. "Понятно, что суд несвободен, что суд не является независимым, но, тем не менее, каждый раз это переживаешь очень больно, – говорит Соколова. – Цель, которая ставилась, достигнута – Калякин отстранен. Конечно, это предупреждение другим, наказание за строптивость. Кого-то уволили, кого-то удалили вот так, хирургическим путем".
Так чему же мешал Калякин? Что, по мнению его адвоката и коллег, было истинной мотивацией для уголовного преследования?
НАУКА И МОТИВАЦИЯ
На сайте управляющей компании "Наука и инновации", закрытого акционерного общества, входящего в структуру госкорпорации "Росатом", говорится, что она "создана для координации активов и научно-исследовательской деятельности институтов, входящих в периметр Блока по управлению инновациями Госкорпорации "Росатом". ЗАО "НИИ" не раз упоминалось во время судебного процесса. В интервью Радио Свобода Елена Соколова рассказала:
– При "Росатоме" было создано такое ЗАО "Наука и инновации". Его возглавил Вячеслав Першуков, который представляет "Росатом" потерпевшим по этому делу. Так вот, всем ФГУПам (федеральным государственным унитарным предприятиям), в том числе и институту, где работал Калякин, было предложено заключить договор с этим ЗАО "Наука и инновации" на осуществление управления всей финансовой деятельностью. Это притом что Физико-энергетический институт существует боле 60 лет, разумеется, там есть и плановый отдел, и бухгалтерия. Мало того, это ЗАО "НИИ" просило за свои услуги 3 процента с оборота. Даже не с дохода, а 3 процента с оборота, а это огромные средства.
В действительности Вячеслав Першуков, заместитель по инновациям генерального директора ГК "Росатом" Сергея Кириенко, никогда напрямую не являлся руководителем ЗАО "НИИ", но, по всей видимости, являлся идеологом ее создания и основным куратором.
Сергей Соловьев, один из бывших заместителей Калякина в ФЭИ, сейчас научный сотрудник НИИ атомных электростанций, вспоминает: "К Калякину приезжал Першуков, я сам это помню в 2012 году. Он говорил – надо вводить внешнее хозяйственное управление, вот у нас есть куст предприятий вроде ФЭИ и есть ЗАО "Наука и инновации", ты им плати три процента с оборота, а тогда оборот ФЭИ, если не ошибаюсь, был 5-6 миллиардов рублей. Почти 200 миллионов взять и просто отдать куда-то? На что? Они все коммерциализировать хотели, мол, ученые не понимают, они только интегралы считать могут. Фактически к чему бы это привело? К распродаже".
Калякин сопротивлялся, тот факт, что на этой почве между ним и Вячеславом Першуковым существовал конфликт, подтвердил в ходе суда один из свидетелей, бывший финансовый директор ФЭИ Юрий Капитанов.
О причинах своей несговорчивости с ЗАО "Наука и инновации" Калякин говорил в своем последнем слове перед приговором: "Суть конфликта не в том, что я как-то вредничал, не хотел, чтобы проводили экономические реформы на предприятии", – сказал он. Калякин считал, что методы эффективного менеджмента, которые ЗАО "НИИ" собиралось принести на предприятия атомной отрасли, могли навредить атомной безопасности, для которой важна каждая мелочь. "Возьмем, скажем, стандарт на передачу в аутсорсинг столовой, – объяснял Калякин. – Казалось бы, ерунда какая, ну отдали и отдали, но я решил, что это небезопасно для предприятия. В самые тяжелые девяностые годы, когда мы не получали зарплату по 9 месяцев, единственное, что работало, – это столовая. Работала для обеспечения лечебно-профилактического питания в первую очередь. Потому что если я не выдам талон на лечебно-профилактическое питание сотрудникам ядерно опасного объекта, то я не имею права допустить его до работы, я должен закрыть перед ним дверь. А он имеет право не прийти на эту работу. А вот это уже действительно угроза безопасности".
Калякин беспокоился, что под управлением ЗАО "НИИ" институт может лишиться своих непрофильных активов – столовой, санатория, огромного гаража, кроме того, существовали формальные юридические основания, которые препятствовали коммерческой по сути организации "Наука и инновации" управлять федеральным государственным автономным предприятием, да еще и ведущим сверхсекретные военные работы. Адвокат Елена Соколова рассказала в суде, что свои сомнения Калякин изложил в официальном письме, однако в ответ на него получил предупреждение о дисциплинарном взыскании. Тогда же, в 2012 году, в институте была начата финансовая проверка. Внутренняя ревизионная комиссия "Росатома" завершила работу в конце мая 2012 года, а спустя три месяца, в августе, ее материалы были переданы в Государственное управление по борьбе с экономическими преступлениями. Чуть больше года спустя против Калякина было возбуждено уголовное дело по подозрению в мошенничестве и хищении средств в ходе выполнения ФЭИ двух договоров, заключенных еще в 2010 и 2011 годах.
"Калякину предлагали: отойди в сторонку, на хорошую зарплату, – рассказывает Соловьев. – И когда такие методы убеждения не сработали, вытащили вот эти старые договоры. Вот этот инструмент – поверьте – подействует на любого директора. Ведь Калякина арестовали в ноябре 2013 года, а на допросы он начал ездить еще с середины 2012 года. То есть он уже тогда знал, на что идет, и все равно не отошел в сторону. И за это я его очень уважаю".
НЕБЕЗОПАСНЫЙ РАСЧЕТ
В 2010 году Физико-энергетический институт заключил с концерном "Росэнергоатом" (организацией, входящей в структуру "Росатома", обслуживающей парк атомных электростанций России и занимающейся строительством новых станций) договор на проведение расчета безопасности атомных реакторов. В качестве субподрядчика для исполнения контрактов ФЭИ привлек компанию ОАО "Энергоинжиниринг". Работы были выполнены и приняты заказчиком, и в 2011 году ФЭИ и "Росэнергоатом" заключили еще один очень похожий контракт, к которому в качестве соисполнителя опять привлекли "Энергоинжиниринг". Второй договор тоже был успешно закрыт без каких-либо нареканий со стороны заказчика.
Однако проведенная позже проверка (сначала силами ревизионной комиссии "Росатома", а потом и ГУБЭП) вдруг обнаружила, что "Энергоинжиниринг" – фиктивная компания, не ведущая хозяйственной деятельности. Следователь позже утверждал в ходе суда, что у нее не было ни офиса, ни оборудования, ни штата, а на директора было оформлено еще несколько десятков фирм. Правоохранительные органы посчитали, что деньги, переданные субподрядчику, достались, на самом деле, самому Калякину и его сообщникам, а все работы проводились силами самого института. Эта позиция обвинения и легла в итоге в основу приговора.
Конечно, для обвинительного приговора нужна была доказательная база. Это базой стали показания, данные бывшими подчиненными Сергея Калякина – Александром Лукьяновым и Алексеем Зайцевым, а также Леонидом Кеворковым, выступавшим в роли посредника между ФЭИ и "Энергоинжинирингом". Лукьянов и Зайцев рассказали, что получили от Калякина за участие в схеме крупное денежное вознаграждение, а Кеворков вспомнил, как привез из "Энергоинжиниринга" Калякину сумку с деньгами. Позже Кеворков пытался отказаться от своих показаний, говоря, что они были получены под психологическим давлением следователя, а в сумке могли быть документы. Но было уже слишком поздно.
"Ситуация с Лукьяновым и Зайцевым ярко отражает методы работы следствия, – говорит Елена Соколова. – Им говорили: вы-то нам не интересны, мы понимаем, что вы – мелкие сошки, исполнители. Вы будете под домашним арестом или подпиской, получите условные сроки, только дайте показания на Калякина". Таковы методы следствия, вместо того, чтобы действительно добывать доказательства по делу, представить, пусть в большей или меньшей степени опровержимые, доказательства. Но ведь ничего этого не было абсолютно. Есть только показания таких же подсудимых, как Калякин, которые стремились минимизировать свои наказания. И прокурор попросила для них условные сроки, хотя суд в итоге и не согласился с этим".
Кстати, попытка Кеворкова отказаться от своих показаний, данных на предварительном следствии, на основании психологического давления, была судом воспринята критически. Основание? Следователь Ковальский был допрошен и заявил, что никакого психологического давления ни на кого не оказывал.
ЛОВЛЯ НА САТЕЛЛИТ
Итак, ситуация выглядит с точки зрения защиты следующим образом: ФЭИ честно выполнил оба контракта, субподрядчик "Энергоинжиниринг" был привлечен из-за крайне сжатых сроков, Сергей Калякин был осужден на основе оговора бывших коллег, сделанного в надежде остаться на свободе. Однако компания "Энергоинжиниринг" действительно выглядит подозрительно. Почему Физико-энергетический институт не мог привлечь в качестве соисполнителя какую-нибудь более авторитетную организацию, скажем, Курчатовский институт, обладавший (и с этим соглашался сам Калякин) необходимыми компетенциями?
Подозрения, что "Энергоинжиниринг" – фиктивная компания, использованная для прикрытия мошенничества, возникли только в 2012 году, в 2010 и 2011 годах концерн "Росэнергоатом" утвердил контракты с ФЭИ, в которых был прямо прописан будущий субподрядчик, кроме того, "Энергоинжиниринг" проверила служба безопасности института. Наконец, "Энергоинжиниринг" обладал обязательной для работы с предприятиями атомной отрасли лицензией "Ростехнадзора".
"Раньше, в 90-е годы, таких сателлитных компаний при научно-исследовательских институтах, как "Энергоинжиниринг", было много, – рассказывает Александр Москалев, бывший сотрудник НИЦ "Курчатовский институт", а сейчас – коллега Сергея Соловьева по НИИАЭС. – Они создавались, в первую очередь, чтобы увеличить зарплаты научных сотрудников, дать им дополнительно заработать на коммерческих заказах, потому что самим НИИ с каждого заработанного рубля приходилось отдавать рубль двадцать. Когда ситуация стала выправляться, эти сателлиты стали исчезать, но не везде. "Энергоинжиниринг" – как раз такая компания, которая просуществовала при Курчатовском институте до 2012 года".
Как рассказывают Москалев и Соловьев, "Энергоинжиниринг" была компанией-посредником между заказчиками и Курчатовским институтом. Заказчики заключали с ней договоры на исследования, а "Энергоинжиниринг" привлекал нужных специалистов из Курчатовского института и других НИИ по договорам подряда, арендовал, если надо, необходимое оборудование. Собственно, именно поэтому у "Энергоинжиниринга" не было ни штата, ни полноценного офиса.
"Фактически эта фирма – оболочка, она принимает людей по договору подряда, и она – чисто посредническая, – говорит Москалев. – Для чего это нужно, почему это напрямую не Курчатовский институт? Главная причина – финансовая, через такие компании можно сокращать накладные расходы и платить людям, сотрудникам НИИ, дополнительные деньги, мотивировать их качественно выполнять работу. Но есть и вторая причина: у нас в стране идет так называемая борьба с коррупцией, из-за нее введены очень неудобные правила заключения контрактов, конкурсных процедур, установления сроков. Это – прокрустово ложе, использование таких посреднических компаний – сложившаяся практика, которая нужна не чтобы что-то украсть, а чтобы работать в текущей ситуации".
Сергей Соловьев объясняет, что при нынешних правилах госзакупок подрядчики часто оказываются в ситуации, когда выполнить договор в срок практически невозможно, кроме того, оплаты по контрактам устроены так, что предприятия вынуждены месяцами работать над ними за собственный счет. Попасть в список неблагонадежных поставщиков очень просто, и если сателлитным "Энергоинжинирингом" можно пожертвовать, то для НИЦ "Курчатовский институт" это было бы огромным ударом по репутации, "особенно учитывая высокопоставленных людей, которые его возглавляют", – добавляет Соловьев (директор Курчатовского института – Михаил Ковальчук. – Прим.).
Александр Москалев признает, что сложившаяся практика работы через "оболочки" порочна: "Конечно, сама по себе эта схема – кривая, к ней прилипают какие-то люди с нечистыми руками, которые и налоги начинают обходить, и себе в карман что-то класть. Но продиктована эта схема реальностью".
Но практика эта вполне распространена, об этом можно судить хотя бы по деятельности того же самого "Энергоинжиниринга". В ходе суда Елена Соколова озвучила данные, найденные ей в открытых источниках: в последние годы "Энергоинжиниринг" выполнял контракты для ОАО ВНИПИЭФ и ЗАО "Атомтехэкспорт", входящих, как и ФЭИ, в структуру "Росатома".
Похоже, об этой схеме работы на рынке всем хорошо известно, но при случае ее можно использовать, чтобы убедить несговорчивого руководителя. "При существующей системе закупок это стало такой сетью, которой очень легко выловить любую рыбу, если очень надо. Если только человек хоть что-то делает для своего предприятия", – говорит Соловьев.
ЗАКРЫТЫЕ ДВЕРИ
"В первые месяцы после ареста смотрел практически целыми днями на двери своей камеры в надежде на то, что они откроются, зайдут товарищи, извинятся, и я вернусь к своей работе, к семье, к нормальной жизни" – так Сергей Калякин начал свое последнее слово перед приговором.
Калякин считает себя полностью невиновным, а возбужденное против него дело – фактически заказным. Его адвокат Елена Соколова утверждает, что обвинение построено на показаниях, данных против Калякина под давлением следователя и ради смягчения наказания. Но приговор вынесен – семь лет общего режима, вместо 12, запрошенных прокурором. "В этом отношении судья сделала попытку компромисса, надо отдать ей должное, – говорит Соколова. – И хотя сторона защиты с приговором не согласна, то, что это не 12 лет, уже свидетельствует о том, что какие-то аргументы защиты были услышаны".
Что же дальше? Елена Соколова не особенно надеется на апелляции, по ее словам, текст приговора составлен таким образом, что "он понравится Московскому городскому суду", аргументы защиты в нем упомянуты и, как говорит адвокат, "немотивированно отклонены". Конечно, все апелляции будут поданы, но адвокат не особенно рассчитывает на их удовлетворение. Калякин уже отсидел под стражей почти два года, еще через полтора он сможет претендовать на условно-досрочное освобождение – и только тогда, в лучшем случае, он сможет вернуться к семье и работе.
Ситуация в ФЭИ тем временем становится хуже день ото дня, об этом рассказывает знакомый с положением дел Сергей Соловьев: "При Калякине, когда он был назначен исполняющим обязанности генерального директора ФЭИ, институт переживал годы расцвета. А сейчас многие стали работать только один день в неделю. Носители критических знаний уже в других местах работают. Как их потом обратно собрать? Кроме того, Калякин – один из немногих, у кого допуск особой важности, он занимался оборонкой, нашими космическими вооружениями. Ущерб от того, что он сидит, – уже в десятки раз больше того, что ему вменяется".
Что же происходит в российской атомной энергетике, в институтах, предприятиях и концернах, от которых зависит безопасность атомных станций и ядерного арсенала страны? "Я вам так скажу, – отвечает на этот вопрос Сергей Соловьев. – Некоторое время назад у меня состоялся разговор с бывшим министром атомной энергетики, Евгением Адамовым. Он меня попросил: назови пять человек, которые реально понимают, какие проблемы есть в атомной энергетике и как их решить. Я назвал Калякина, Мохова, это бывший директор ОАО "Гидропресс", и еще пару человек. Мохова посадили через месяц после этого разговора, а теперь посадили и Калякина. То есть из пяти людей, которых мы с трудом наскребли в отрасли с Адамовым, которые стратегически могут мыслить, а не только пиариться, двое уже сидят".