Пульмонолог Василий Штабницкий: отечественные аппараты искусственной вентиляции легких работают «на троечку», а перевязочные материалы засоряют раны. Почему же врачи не жалуются в Минздрав?

 

Минпромторг предлагает ограничить госзакупки зарубежного медицинского оборудования, в том числе аппаратов искусственной вентиляции легких. Утверждается, что по каждому пункту перечня Минпромторга есть аналоги из России, Белоруссии, Казахстана и Армении.

Отечественные аналоги для стационарных аппаратов ИВЛ (они попали в список Минпромторга) существуют. В Москве и в крупных клиниках больших городов стоят иностранные приборы, а на периферии часто стоят аппараты российского или даже советского производства. К сожалению, обычно это приборы ненадлежащего качества.

Аппараты ИВЛ производят несколько крупных фирм; самая известная транснациональная корпорация поставляет всю линейку: и большие реанимационные аппараты, и маленькие для домашнего применения. Помощь больному в экстренной ситуации начинается на сложном приборе — он создан для решения определенного спектра задач. Потом домашняя дыхательная поддержка проводится на домашнем оборудовании. Бывает 600-й «Мерседес», а бывает «Мерседес» А-класса. И то и другое — классные машины, но для разных целей.

Есть и фирмы поменьше, которые специализируются только на домашнем оборудовании. Такое можно поставить разве что в очень небольшую палату интенсивной терапии для несложных случаев, либо использовать для дыхательной поддержки стабильного пациента дома.

В хороших больницах дефибрилляторы, ИВЛ, рентгены и реанимационная техника — исключительно западного производства, пусть не самая передовая, но хорошая. Например, дефибриллятор должен быть не только безотказным, но и маленьким, чтобы с ним можно было быстро добежать до пациента, а не катить его на тележке. И он должен быть в каждом отделении. Немецкая реанимационная укладка — чуть больше школьного ранца, и там есть все для сердечно-легочной реанимации, от аппарата ИВЛ до дефибриллятора.

Китайских ИВЛ и дефибрилляторов я, слава Богу, не видел, хотя они есть. Кто-то догадался их не пустить на рынок. Теперь в государственные больницы будут покупать отечественное. У нас делают ИВЛ для общей реанимации — не для использования на дому, например, — и он «на троечку». Минпромторг, вдобавок, не в курсе, что респираторная поддержка бывает на дому, — скорее всего, для них все ИВЛ идут одной строкой.

Кто должен жаловаться?
Допустим, я вижу проблемы в работе отечественного оборудования. Вспоминаю, что подача рапортов об этом входит в мои должностные обязанности, и пишу жалобу в Минздрав. Минздрав спустит эту бумагу в Департамент здравоохранения города Москвы. Департамент отправит жалобу моему главному врачу. Тот увидит бумагу и спросит: «NN, ты что делаешь? С ума сошел? Какие еще жалобы? Тебе проверок мало?»

Поэтому ни один врач не жалуется ни на работу приборов, ни на некачественные лекарства. Ведь все наши лекарства сейчас — индийские и китайские аналоги, т.е. дженерики, которые мы закупаем самые дешевые, по тендерам. Они не выдерживают критики, об этом много раз говорили и онкологи, и пульмонологи, и все, кто использует сложные лекарства в работе. Но никто не жалуется — проблем не хотят.

Как пациенты могут подавать такие рапорты вместо врачей? Например, родственники видят нежелательный исход лечения. Допустим, пациент не умер, но стало хуже. Во-первых, врач никогда не скажет, что это случилось потому, что государство купило плохую технику. Разве что в сердцах что-то буркнет — толком не процитируешь. Чаще скажут: «К сожалению, состояние очень тяжелое, делаем, что можем». Родственники скажут: может быть, что-то купить? Не всякий врач скажет, что нужно принести такие-то лекарства или купить такое-то оборудование, потому что многие на опыте проходили: стоит сказать «у нас нет пеленок» или «нужны другие лекарства» — и любой родственник может пойти жаловаться в городской департамент здравоохранения, что у него вымогают деньги, лекарства или оборудование. Проблемы снова будут у врача.

Как врачи выбирают оборудование
Врач должен исходить из того, что пациенту нужно наилучшее. Если передо мной пациент и два аппарата ИВЛ — наш и иностранный, то, руководствуясь интересами пациента, на сегодня я точно не выберу отечественный прибор. Если бы они были лучше — я бы выбирал их по тем же соображениям. Как только импортные аппараты перестанут быть доступными, я начну выбирать лучшее из российского.

Росздравназдор не выполняет свою функцию контроля качества медицинских изделий, а Минпромторг ограничивает ввоз импортного оборудования, словно с нашим уже все в порядке. Но ведь все знают, что «Лада» не станет лучше оттого, что на ввоз «Вольво» сделают астрономические пошлины. Так и с медицинским оборудованием: сделайте автомобили качественными при низкой цене — все и сами станут на них ездить. Если врачи увидят, что отечественные приборы хороши, что пользоваться ими — в интересах пациентов, они с радостью начнут ими пользоваться. Врачи — не патриоты Германии или Америки, которая делает аппаратуру, они — патриоты пациентов. Если хотите, патриоты своей репутации, они стараются оказать помощь пациенту на максимально возможном уровне.

Нужно не ориентироваться на мнение одного врача, а проводить независимые клинические исследования, чтобы множество врачей сравнили функции отечественного и западного оборудования. Если они сравнимы — мы согласимся. Можно проводить сравнительные испытания двух моделей аппаратов ИВЛ на большой группе разных больных — если это не сравнение заведомо худшего с заведомо лучшим, потому что такое сравнение не этично, ведь те, кому достанутся худшие аппараты, ни в чем не виноваты.

Или представьте, что у онкологов будет рентгеновский аппарат с меньшей точностью и чувствительностью, а они обследуют тысячи женщин в год на рак груди: сколько женщин будут диагностированы с поздней стадией только из-за того, что мы поддержали отечественного производителя? Я не работал с отечественными рентгеновскими аппаратами, и точно оценить не могу, но пусть мне покажут данные исследований, чтобы я смог быть в них уверен.

Как ворсинка марли убивает
Пока в списке не видно, например, трахеостом (а также аппаратов для гемодиализа, плазмафереза и т.п., эндоваскулярных хирургических инструментов). Слава Богу, потому что много случаев, когда нужна совершенно конкретная трахеостома: в моей практике много пациентов, кому нужна силиконовая армированная трахеостома, иначе из-за длительного ее ношения начинается пролежень хряща гортани. Подходит единственный вариант. Такие вещи, впрочем, покупаются не по тендеру, насколько я себе представляю.

Однако в списке полно перевязочных материалов. Разрежьте отечественную марлю: она вся раскрошилась и забилась в рану. Началось воспаление. А пациент — ребенок 5 месяцев с трахеостомой. У него началось гнойное воспаление на шее оттого, то в рану набились волоски марли! Западная марля не крошится: либо разрез на ней уже есть, либо, если вы ее разрезали, ни одной ворсинки не упало.

Наши противопролежневые матрасы покупают, когда денег нет: они скользкие, не дышащие, если хоть в одном месте прокололи — сдувается весь. Дезинфекцией обычно занимаются не врачи, а медицинские сестры, но все равно скажу: я не уверен, что у нас есть аналоги антисептиков для высокотехнологичного оборудования. У нас есть антисептики общего характера — если бы они были лучше западных по соотношению цены и качества, мы бы давно покупали их.

Что остается врачу — пока техника не сломалась
Может быть, с новым постановлением от Минпромторга, врач вместо того, чтобы заниматься лечением пациентов, должен будет как-то объяснить отделу закупок больницы, что они должны приобрести оборудование и расходники не по торговым названиям, а описав в заказе их свойства. Только как вы это себе представляете?

Отдел закупок никогда пациентов не видел в глаза, а врачу придется придумывать, как купить уникальное оборудование в обход запретов?

Что остается? Я буду работать. Пока остается оборудование — на оборудовании, когда оно встанет или его не будет — буду работать руками. К счастью, зарубежное оборудование, которое уже закупили, может довольно долго проработать, даже если ему уже по 5 или 10 лет.

Например, недавно мы меняли домашний аппарат ИВЛ, который проработал у пациента 27 тысяч часов — около пяти лет. Он не остановился и мог еще сколько-то прослужить — мы просто поменяли его на новый такой же, не дожидаясь проблем. Если не прекращать импорт хотя бы запчастей — многие аппараты могут работать почти бесконечно: всё, что в них может само собой сломаться, можно заменить.

Изменить радикально в этой ситуации нельзя ничего, пока государство не повернется лицом к человеку, в том числе больному. Государство должно тратить деньги на медицину, и это нормально, когда медицина убыточна. Утешает пока только то, что когда у нас обычные люди собираются вместе — человек пятьдесят — они начинают довольно эффективно решать задачи помощи больным за государство.