МОСКВА – Российское экспертное сообщество находится в состоянии деморализации, а сама профессия эксперта-аналитика по внешней и внутренней политике безнадежно деградирует, убеждена ведущий исследователь Института Брукинса Лилия Шевцова. По ее мнению, экспертиза в стране подменена откровенной пропагандой, а политологи играют роль шарлатанов при Кремле.
Об этом, и не только, Лилия Шевцова рассказала в эксклюзивном интервью Русской службе «Голоса Америки».
Виктор Васильев: В своих последних статьях вы часто касаетесь удручающего положения «экспертного поля» в России и «экспертов-охранителей». Почему эта тема представляется вам актуальной сегодня?
Лилия Шевцова: Взглянуть на состояние современной экспертизы, исследований внутренней внешней и внутренней политики, на то, как аналитики рассматривают нашу реальность и какие рекомендации они предлагают обществу и власти, исключительно важно в рамках нынешнего этапа, когда, в целом, рушатся очень многие стереотипы. Разваливается прежняя мифология, которая существовала на протяжении предыдущих 20 лет после распада Советского Союза. По сути дела, интеррегнум (междуцарствие – В.В.), который возник после 1991 года, кончился. Очень многие представления о реальности оказались уже не актуальными. Собственно, западная политическая мысль и западное политическое мышление тоже ищут ответы на возникшие во внешней и внутренней политике новые вызовы. Необходимость пересмотра прежней мифологии, клише и стереотипов важна и для нас.
В.В.: Как вы характеризуете создавшееся положение в затронутой нами сфере?
Л.Ш.: К сожалению, ситуация с экспертизой на нашем политическом поле не просто катастрофическая. Ее даже нельзя определить термином «кризис». Потому что не может быть кризиса того, чего нет. Приходится констатировать, что скорее всего мы имеем дело с деморализацией экспертного сообщества, с деградацией профессии эксперта как таковой. Конечно, в России еще остались очаги независимой экспертизы. Но они превратились в своего рода гетто, где люди не имеют выхода ни власть, которая в них не нуждается, ни на общество, которое занято своим собственными проблемами. В конечном итоге, мы видим явление, когда власти удалось превратить экспертизу, зачатки которой возникли в 90-е годы, – в политтехнологию. Если вспомнить, в свое время мы рассматривали политтехнологов как этаких шарлатанов и недоучек. Сейчас шарлатаны определяют качество и состояние экспертных оценок, исследований, которые, очевидно, появляются на столе у руководства России.
В.В.: Наверное, это не единственная проблема?
Л.Ш.: Экспертиза также трансформировалась в пропаганду – откровенную, агрессивную, дворовую или более-менее интеллигентную. Либо экспертиза была заменена порой достаточно умными, интересными журналистскими эссе. И здесь мы видим, как опера подменяется водевилем. Журналистика, несмотря ни на что, отнюдь не может заместить длительный процесс академического исследования. В конце концов, экспертиза превратилась в некоторый вектор, стремление объективизировать реальность. Эксперты взялись просто писывать тренды, вызовы и так далее: «Россия повернулась туда, Путин развернулся сюда». Но такой объективизм и холодное дистанцирование не дают ответа на вопросы: почему происходят эти явления и куда они ведут?
В.В.: Отчего, на ваш взгляд, происходят подобные метаморфозы в российском экспертном сообществе?
Л.Ш.: Очень многие видят, что у них нет иного выхода выскочить из «гетто» на медийном уровне, вот они и занялись, например, психоанализом Владимира Путина. Так путинология заменила политологию, и мы теперь призваны думать, каково состояние ума нашего президента, что он собирается предпринимать в ближайшее время. Между тем, система самодержавия, персоналистской власти, которая утвердилась в России, достаточно сложная, в ней много подсистем, «подводных камней». Поэтому сведение экспертизы к вышеупомянутому ведет к тому, что в обществе получают извращенную, ложную картину российской реальности. Да и власть тоже предоставляется неадекватное восприятие этого образа, что ведет к искаженной политике.
В.В.: В вашем понимании, эксперты пытаются влиять на политическую конъюнктуру Кремля или же, наоборот, они выполняют своеобразный социальный заказ?
Л.Ш.: Все-таки первоначальная и основная заслуга в том, что у нас нет ни адекватной общественной науки, ни экспертизы по внешней и внутренней политике, принадлежит власти. Власть не нуждается в понимании того, что происходит. Власть заинтересована в том, чтобы политическая экспертиза, медиа, наука и вообще все специалисты разговорного и пишущего жанра оправдывали и легитимировали то, что ей кажется необходимым, и подавали в нужном ключе. Поэтому наши эксперты и переквалифицировались в пропагандистов. И, кстати, очень многие по собственной вине. Вот сейчас Глеб Павловский откровенно признает, что участвовал в вырубке экспертного леса в то время, когда был экспертом при Кремле. Он действительно считает это своей ошибкой. Павловский и его команда способствовали тому, что экспертиза превратилась в помощника власти по скупке голосов электората. А теперь политолог заявляет, что вертикаль власти предстала перед страной не только без штанов, но и без всего, что они скрывают. Однако ведь и само понятие «вертикаль власти» некогда было придумано Павловским. Следовательно, многие из нас также несут ответственность за произошедшее.