Вспециальном учреждении временного содержания иностранных граждан в поселке Кольцово Екатеринбурга 14 мая вспыхнул бунт. Прохожие видели, как на оконных решетках этого здания буквально повисли люди, просящие их о помощи.
Один из обитателей этого спецприемника Карен – молодой человек без гражданства – месяц назад отбыл наказание в исправительной колонии и сразу после освобождения оказался запертым здесь. В телефонном разговоре фамилию он называть отказался – не хочет усугублять свое и без того незавидное положение:
– Я прибыл с одной из местных исправительных колоний, паспорта у меня никогда не было. Родился в Армении, но мои родители и гражданская супруга – все в Екатеринбурге. После освобождения хотел сделать документы и жить с ними.
– Когда вас поместили в спецприемник, вам что-нибудь объяснили, что нужно сделать, чтобы остаться в России?
– Ничего мне не объяснили. Сказали: сиди и жди, пока мы сделаем запрос в посольство, узнаем, кто ты, что ты, и отправим тебя в Армению.
– А почему все это не было сделано, когда вы еще отбывали наказание?
– Когда я сидел, пришло распоряжение из Москвы о депортации. Меня с ним ознакомили, но не дали второй экземпляр, чтобы я мог обжаловать его. Сказали, что не положено, и второй экземпляр будет в личном деле.
– Карен, почему вас хотят отправить в Армению?
– Говорят, что она меня в любом случае примет как гражданина, только потому, что я там родился. Но у меня там нет никого: ни родственников, ни знакомых. Все живут здесь.
– Расскажите, каковы внутренние правила и условия в спецприемнике, в котором вы находитесь?
– Тут есть правила внутреннего распорядка. Но мы живем не по ним, мы живем хуже. Почему нам не предоставляют свидания? Начальник говорит, что российским законодательством они не предусмотрены, мол, я захотел – дал, не захотел – не дал. Сюда родные приезжают из других стран СНГ, а он говорит – у меня за спиной стоит ФСБ, хоть куда жалуйтесь, хоть куда пишите. В передачах принимают только сладкое – печенье, сахар. Из фруктов – только яблоки, не больше 6 штук. Горячей воды в здании нет. Стоит бойлер. Его включают раз в неделю. Нас 20 человек в камере. Один помылся, нужно ждать, пока вода снова нагреется. Вы представляете, 20 человек успеют помыться за один день? Половина здесь не знают русского языка, начальник этим пользуется. Он прибыл с ИК-2, был там заместителем. Так и говорит: я вам устрою ИК-2!
– Что представляет собой помещение, в котором вас содержат?
– 16 квадратных метров. 16 кроватей, нас 19 человек. Спим по очереди, кое-кто – на полу. Просим, чтобы нас вывели к начальнику на беседу. Он это игнорирует. Конечно, мы начали долбиться в двери, всеми этажами. Орать, кричать, чтобы хоть как-то на нас отреагировали. В результате залетает ОМОН, в нашей камере уронили меня и одного молдаванина. Сказали: еще один шум – мы зайдем, изобьем вас и закроем в изолятор.
– Карен, если этот спецприемник сравнить с колонией, в которой вы отбывали наказание, где условия более приемлемые?
– Если честно, то там. На зоне у тебя положенные свидания, передачи, прогулки. Здесь нас выводят на прогулку через раз утром или вечером на 15 минут. Это ненормально! Окна у нас в камере не открываются, дышать нечем! А потом удивляются, что здесь все ломают. Конечно, так и будут ломать.
– Как вас кормят?
– Нормально... Просто как детей – даже ребенок не наестся. Но я про еду молчу. Мне главное, чтобы свиданки давали, чтобы хоть как-то окна открывали, чтобы они не бушевали, нас не били. Мы же не в зоне! Мы же не поднимаем руки на сотрудников, значит, они не имеют права нас трогать, ни ФСБ, ни ОМОН.
– Начальник приемника с вами общается?
– Он даже обход не делает, хотя должен раз в день пройтись по этажам. Мы его вообще в глаза не видим. Человек вот сидит пять месяцев в изоляторе, шумит, стучится, пишет заявления на выход к начальнику. Его игнорируют. Он режет вены. Такими темпами он скоро "кони двинет". Это дело надо срочно прекратить, надо отправлять сюда областную прокуратуру! К нам тут приезжал недавно помощник прокурора в белом костюме. Представился на словах, но даже не показал документы – кто он, что он? Взял в руки жалобы, посмотрел, посмеялся. Как будто не прокурор, а одноклассник какой-то. И отдал жалобы сотрудникам администрации – мол, отправите на наш адрес. А какой толк от его приезда? Такие прокуроры в зону каждый день ездят, и что?
Член общественно-наблюдательной комиссии Свердловской областиЛариса Захарова побывала в спецприемнике для мигрантов и побеседовала с некоторыми из них.
– Как вы узнали о бунте?
– 14 мая мне позвонила женщина, которая просто проходила по улице и увидела, что на решетках за окнами этого здания висят люди, выкрикивают наш номер телефона и просят, чтобы нам позвонили. Она сказала, что там творится ужас, крики, шум, что-то происходит. Мы срочно туда выехали и действительно увидели, что они висят, как обезьянки, на этих решетках и кричат прохожим: "Помогите, нас здесь бьют, над нами издеваются!" Внутрь нас сначала не пустили, мы общались с ними через забор, они начали все наперебой кричать, что их тут унижают. Потом, уже внутри здания, один из мигрантов рассказывал, например, что некий сотрудник Сергей унижал его, угрожал сексуальным насилием, оскорблял по национальному признаку. Есть там среди работников и понимающие, человечные люди, но они ничего не могут сделать без разрешения начальника. Даже отвести кого-то помыться. Я так поняла, что именно от начальника там все и зависит. А он раньше работал заместителем начальника ИК-2, заключенные которой также жалуются на пытки, унижение и самоуправство.
– Каковы ваши впечатления от увиденного?
– Там действительно перелимит на 40 человек. В первом же помещении на втором этаже, куда мы зашли, стояло 2 кровати, на полу 5 матрасов. В комнате было 7 человек. Так же забиты остальные камеры. Медицинская помощь не оказывается. У кого глаз забинтован, у кого рука, у кого ноги болят, нужна операция. Ссылаются на то, что у них полисов нет, в больницу их отвезти не могут, стоматолога у них в штате нет. Молодой человек 1992 года рождения на днях умер. У него было тяжелое заболевание и сопутствующая ВИЧ-инфекция. Но ему не давали антиретровирусную терапию, потому что она не включена в перечень препаратов, которые предоставляет государство мигрантам. Не сделали ему и необходимую операцию из-за отсутствия полиса. Люди умирают из-за бюрократизма.
– Что именно спровоцировало бунт 14 мая?
– Некоторые из мигрантов пожаловались на рукоприкладство. Рассказали, что вечером 14 мая пришли сотрудники в масках и камуфляжной форме, с резиновыми дубинками. Это случилось после того, как недовольные стали стучать в двери и кричать. Их избили, некоторых поставили на растяжку, кому-то досталось по ногам, кому-то по голове. Один сказал, что его ударил сам начальник учреждения. Телесные повреждения зафиксировать не удалось: медик сказал, что нет лицензии, это можно делать только в травмпункте, скорую они вызвать отказались. Люди режут вены, одного отвезли в психиатрическую больницу. Там девочка содержится из Нигерии, с грудным ребенком. Она ВИЧ-инфицированная, малыша кормить из-за этого не может. Начальник говорит, что сам покупает детское питание, не знаю, насколько это соответствует действительности. Ребенка надо обследовать, врачи хотели его забрать, но без матери. Мать, естественно, отказалась, и ее можно понять. Как она может чужим людям, пусть даже врачам, отдать месячного ребенка? У мигрантов в спецприемниках меньше прав, чем у осужденных в колониях, потому что в исправительном учреждении права и обязанности заключенных четко регламентированы, а здесь не регламентировано ничего.