Астахов извинился, обогатив язык выражением «опромотчивое слово», но скандал продолжается. И дело не только в том, что свадьба тысячелетия, по меткому выражению Рамзана Кадырова, состоялась, и что смотреть это видео почти невыносимо. Чечня отделена от России двумя войнами, это отдельная территория, где посягательство на местные законы воспринимается как вмешательство во внутренние дела – чему ж удивляться. В конце концов новости из дальнего арабского зарубежья или там из Нигерии могут вызывать содрогание, но что тут можно поделать?
Разве что обратиться к детскому омбудсмену. И послушать, что он скажет, неутомимый защитник русскоязычных несовершеннолетних в США, Норвегии, Финляндии и других странах, куда влечет его нелегкая исполнять профессиональный долг. Конечно, помочь он не сможет, поскольку в диалоге с Рамзаном Ахматовичем у него еще меньше аргументов, чем с Бараком Обамой, но должен же он хоть что-нибудь сказать.
И он открывает рот и говорит.
Сперва о том, что «насильно» не собирается «защищать» девушку от вступления в брак с потенциальным двоеженцем, и мы понимаем, что тут в его голове парадоксальным образом срикошетила поговорка «насильно мил не будешь». Потом, когда омбудсмена уже настоятельно просят вступиться за 17-летнюю невесту поседелого в боях полисмена, он сообщает, что в Башкортостане якобы вообще можно выходить замуж в 14 лет, а есть еще места, «где нет нижнего предела». И мы вчуже радуемся за беднягу Гумберта Гумберта, который теперь увезет свою Лолиту в свободный Башкортостан, если не куда подальше, побеспредельней.
А еще Астахов информирует нас о том, что «на Кавказе», представьте себе, «раньше происходит эмансипация и половое созревание», и опять-таки «есть места, где женщины уже в 27 лет сморщенные...» Так что понятно в целом, почему педофилия, если верить правозащитнику на слово, в этих местах получила столь широкое распространение. Мужчинам приходится спешить, пока невесты не сморщились. Да, именно такого рода матримониальные процессы мы с Астаховым отныне будем называть «эмансипацией».
...Астахов извинился, но скандал продолжается, и это на первый взгляд странно. Мало ли у нас произносится опромотчивых слов – по самым разным поводам. Мало ли происходит опромотчивых событий. Опромотчивые суды, опромотчивые законы, опромотчивые выборы... Опромотчивая война, наконец. Времена такие, как бы сказать, опромотчивые, только успевай поворачиваться и забывать все, что было сказано или сделано вчера и сегодня. Чтобы не свихнуться.
Однако вот слова и дела Астахова застревают занозой в сердце, и свадьба тысячелетия, похожая на похороны и сопровождаемая авторскими комментариями уполномоченного по правам ребенка, тоже забудется не скоро. Вся беда – в этих детских сюжетах, которое во взрослом мире, с его судами, законами, выборами, войнами выглядят совсем уж безутешно.
Беззаконные приговоры, каждодневное пропагандистское вранье, даже массовые убийства на войне – с этим свыкаешься. А вот того «распятого мальчика» в Славянске забыть просто невозможно. И не потому, что вранье и война, а потому, что бесконечно лживый сюжет был связан с ребенком.
Оттого у Павла Астахова, который занимается политическим крышеванием детской тематики, совершенно особая репутация. Даже в сравнении с самыми яркими представителями нашего депутатского, допустим, корпуса, которых вроде уж невозможно забыть, а вот замолкает на пару недель легендарная народная избранница Яровая или сам Евг. Федоров – и словно не было их никогда, пока они опять не возьмут слово. Астахов же, молчит он или соединяет слова в предложения, как-то постоянно присутствует в нашей жизни. Гладкий такой, насмешливый, иногда взволнованный, чаще деловой и боевитый, по сути равнодушный, очень неумный. Но именно он, вот этот Павел Алексеевич, символизирует бесчеловечность эпохи в ее самом крайнем выражении.
Сам по себе он чаще смешон, чем страшен. Как в той истории с несчастной биологической матерью умершего мальчика, которую он, соблазняя радостями материнства, вытаскивал в прямой эфир метрового телеканала, чтобы поквитаться с американскими убийцами. А она не выдержала всех этих потрясений и устроила пьяный дебош сразу после передачи. Однако «закон подлецов», действующий до сих пор, страшен, и вся демагогия, сопровождавшая принятие этой чудовищной юридической нормы, ужасна, стоит лишь представить российские детские дома. Большая политика – это занятие для очень жестких взрослых людей, и нелегко отыскать в истории примеры, когда детские судьбы становились разменной монетой в отношениях между государствами. Вероятно, мало кто даже из нынешних чиновников путинского призыва согласился бы заниматься подобными делами. Астахов занялся.
Занялся он и чеченской свадьбой, что на фоне продуктов его прежней жизнедеятельности выглядело эпизодом скорее мелким, хоть и бесконечно печальным. Однако работа у детского омбудсмена такова, что неизгладимое впечатление оставляет и этот случай. Скорбное лицо невесты, за кадром душевный голос корреспондентки таблоида, которая все силится заглушить эту скорбь, а где-то на заднем плане, невидимые – Астахов с его сморщенными женщинами и гимном эмансипации, которую легко спутать с педофилией. Иностранные все слова, загадочные, чужие и непонятные, то ли дело наше: опромотчивое.