Адвокат Илья Новиков о деле «крымского террориста» Чирния и причинах его самооговора

Алексея Чирния, фигуранта «крымского дела», который оговорил Олега Сенцова, били при первых допросах в Крыму

Это выяснилось в ходе судебного процесса в Ростове-на-Дону. Судья приговорил Чирния к семи годам строгого режима. Это цена признания в террористической деятельности и показаний против кинорежиссера Олега Сенцова. Адвокат Илья Новиков, представлявший интересы Чирния в суде, расказывает «Открытой России» о том, как драматически проходил судебный процесс в Ростове-на-Дону и как он пытался убедить суд, что Чирний оговорил себя и Сенцова под давлением следствия:

— Почему Алексей Чирний на суде не отказался от своих признательных показаний и не сообщил суду, что он оговорил Олега Сенцова ?

— Чирний не захотел подвергать риску соглашение о сотрудничестве со следствием, которое он подписал. Во время нашей с ним первой встречи в СИЗО мы с ним все очень подробно обговаривали — Чирний сказал мне, что не видит перспектив того, что его сможет как-то защитить Украина, или какие-то правозащитники, или кто-то еще. Он считал, что он полностью зависит от следствия, и поэтому он не хотел ломать то соглашение, которое было достигнуто со следствием (сделка с правосудием, в рамках которой Алексей Чирний дал признательные показания и показания против Олега Сенцова. — Открытая Россия).

Вчера в ходе процесса был очень острый момент, когда прокурор запросил для Чирния 12 лет, а в рамках соглашения со следствием следователь обещал ему 7 лет (7 лет получил и Геннадий Афанасьев, приговор которому был вынесен в декабре 2014 года Мосгорсудом. — Открытая Россия), и по лицу Чирния было видно, что он в шоке и такого не ожидал.

И когда объявили приговор, я думаю, Чирний должен был почувствовать некое облегчение. Я не знаю, пожалеет ли он о своем выборе, о том, что пошел на сделку с правосудием. Сейчас он лишен возможности обжаловать этот приговор и ту квалификацию своего деяния, с которой согласился.

И в дальнейшем на процессе по делу Олега Сенцова и Александра Кольченко он будет вынужден давать показания.

Чирний сделал свой выбор, я не пытался как-то активно его от этого выбора отговорить: это не в полномочиях адвоката. Я лишь воспользовался правом, которое есть у адвоката в соответствии со статьей 6, частью 4 Закона об адвокатуре. Согласно этой норме, адвокат обязан следовать позиции заявителя за исключением единственного случая — когда адвокат считает, что заявитель себя оговорил. В случае самооговора адвокат имеет право занять в суде иную позицию, чем его подзащитный.

Мы с Алексеем Чирнием это все проговорили до судебного заседания. Он дал мне свободу вести защиту, как я считаю нужным. Я этим воспользовался и вчера в начале заседания заявил, что, по моему убеждению, в тех показаниях, которые он дал, видимо, правильно описаны действия, которые он совершал; он это не оспаривал, и в материалах дела я не увидел ничего, что позволило бы мне оспаривать то, что он говорит о том, что он делал.

Я не судья Чирнию и не берусь утверждать, что в части фактических действий все совпадает (имеется в виду, что Чирний якобы закладывал муляж взрывного устройства под памятник Ленину в Симферополе. — Открытая Россия), но общее впечатление такое, и я не нашел оснований в материалах дела для того, чтобы это оспаривать.

— Тогда что же вы оспаривали в суде?

— Я нашел основания оспаривать его показания и основанные на них выводы следствия в части мотивации его действий, поскольку по объективной стороне его показаний там довольно жидко все обстоит — вменяются два крайне дилетантских и неудачных поджога пустых офисов.

В одном случае они просто облили дверь какой- то горючей жидкостью и подожгли обгорелую дверь. Во втором случае разбили окно, но пожара не получилось, обгорели чуть снаружи. Это был офис Партии регионов, и, что довольно забавно, потерпевшими сейчас по этому делу в качестве преемников ячейки «партии регионов», называется та же самая ячейка, в том же офисе, только партии «Единая Россия». Я плохо себе представляю, как там происходила трансформация одной партии в другую.

То есть, поджог осуществлялся в офисе Партии регионов, а теперь эти потерпевшие превратились в членов партии «Единая Россия».

Фоновое обвинение, которое вменяется Чирнию, — участие в преступном террористическом сообществе, и третий эпизод — их дилетантская попытка подрыва памятника Ленину в Симферополе. В составе их группы не было ни одного человека, который хоть как-то разбирался в подрывном деле, поэтому они нашли какого-то случайного знакомого и там тоже очень по дилетантски пытались выяснить, что они все таки будут делать со всем этим так называемым взрывом.

В общем, все это приготовление к якобы взрыву было пресечено на очень ранней стадии. От этого «приготовления к взрыву» осталось только «покушение на приобретение взрывчатых веществ», и фактически все эти действия можно трактовать либо, как это делало следствие, в смысле террористической деятельности, либо иначе (как «хулиганство» и «порчу имущества». — Открытая Россия), потому что у нас поджог простой от поджога как теракта отличается только мотивацией.

Теракт имеет целью дестабилизацию органов власти и влияние на их решения. И следствие красной нитью , где можно и где нельзя, пропихивало эту формулировку, что такие-то действия совершены, чтобы «повлиять», что такие-то лица объединились, чтобы «повлиять на решения власти РФ», и вот как раз эту часть, что касается мотивировки, я посчитал самооговором Чирния, сопряженным с вынужденным оговором Олега Сенцова.

Такой вывод я сделал, поскольку в материалах дела, о которых я не могу говорить совершенно свободно (дело секретное, дана подписка о неразглашении. — Открытая Россия), на мой взгляд не усматривается, что такая квалификация деяний, вменяемых Чирнию, является правильной.

Я об этом заявил. В подтверждение своих слов я представил суду письмо из консульского отдела посольства Украины в Москве.

— Что в этом письме?

— Там говорится о том, что при встрече с консулом в СИЗО Алексей Чирний заявлял, что на него оказывалось давление, его били после задержания. Я представил все это суду и сказал, что считаю необходимым дело вернуть прокурору для устранения ошибочной квалификации деяний, обозначенных следствием и для устранения сомнений в добровольности соглашения, которое Чирний подписал со следствием.

Изображение: Илья Новиков / Facebook

— Вы такую позицию обсуждали с Алексеем Чирнием?

— Да, мы заранее с ним все это обсудили, мы понимали, что, скорее всего, я буду отстранен от дела, и, собственно, так и случилось. Алексей попытался как-то робко сказать, что в целом с обвинением согласен, но не согласен с мотивацией. Но это не допускается по условию сделки с правосудием: либо ты соглашаешься со всем, либо ты теряешь эту сделку. И когда судья спросил Чирния, отказывается ли он сделки, тот сказал, что нет, он от сделки с правосудием не отказывается.

— И что было дальше?

— После этого судья заявил о необходимости устранения меня из дела, мой коллега — второй адвокат — возражал, и Чирний тоже возражал. Прокурор занял лукавую позицию, он заявил, что устранение меня из дела было якобы необходимо для защиты Чирния, поскольку его право на защиту будет нарушено, если его будет представлять адвокат, который не разделяет его позицию.

Мы, естественно, возражали, потому что был и другой адвокат, который его позицию разделял и который мог представлять его интересы в полной мере, и таким образом право на защиту не было нарушено, а какие неудобства это создает защите — это дело защиты, а не обвинения. Тем не менее суд пошел навстречу прокурору, меня от дела отстранили. Я уже подал жалобу на это решение, просто для того, чтобы не оставлять без последствий вот такую позицию суда; я считаю, что это крайне важно для адвокатуры в целом — сохранение нашего вот этого права на самостоятельность в случае самооговора, и вот такое решение суда это право подрывает.

Суд продолжился, прокурор запросил 12 лет. Суд ушел на приговор. Через три часа судья огласил приговор: семь лет лишения свободы в колонии строгого режима.

— Чирний может обжаловать приговор?

— Он может обжаловать его в том, что касается срока наказания. Это будет делать другой адвокат мой коллега. Я из дела вышел.

— Правильно ли я поняла, что во время задержания Чирния били и его показания против Олега Сенцова связаны с тем давлением, которое на Чирния оказывалось?

— Мне трудно судить, в какой степени те показания, которые он дает сейчас, обусловлены тем давлением, которое на него оказывалось тогда, при задержании, почти год назад. У меня есть ощущение , что в его позиции основную роль играет то, что с ним могут сделать в будущем, а не воспоминания, о том, что с ним сделали в прошлом. Пытаться анализировать причины самооговора и оговора Сенцова — это вдаваться в область психоаналитики. Как адвокат, я могу говорить, что у меня есть внутреннее убеждение, которое позволяет мне действовать таким образом.

— Но вы говорите, что Чирний заявлял консулу, что его били?

— Это исторический факт.

— Били в Крыму при задержании?-

— Видимо, не столько при задержании, сколько в первые дни после задержания. Во время первых допросов.

Это было озвучено на суде во время предварительных слушаний.