Экономист Игорь НИКОЛАЕВ — о «дорожной карте» борьбы с кризисом и о том, почему страна пока по ней не пойдет
Фото: Анна Артемьева/«Новая»
Директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев — один из самых профессиональных и, что сейчас не менее важно, принципиальных макроэкономистов, умеющих отделять рыночную конъюнктуру от политической. Тем интереснее было обсудить с ним антикризисную повестку дня.
— На Гайдаровском форуме, как мне показалось, ключевые лица экономического блока и сам премьер признали, что жить по-старому больше не получится, но не объяснили толком, как жить по-новому. Нужно, как обычно, систему менять?
— Я не уверен, что власти понимают, что делать. Они являются заложниками неправильных мер, принятых несколько лет назад, когда преодолевалась первая волна мирового финансово-экономического кризиса, и позже. Например, решение о бюджетных обязательствах в масштабе, которые для экономики, критически зависимой от цен на нефть, в нынешней ситуации невыполнимы. Оборона — 20 триллионов рублей, мегапроекты (Олимпиада, «Формула-1», футбольный мундиаль и т.п.), социальные расходы и так далее.
Казалось, что мы уже прошли кризис в 2008—2009 годах. Сейчас ситуация изменилась. Во-первых, добавились санкции. Во-вторых, цены на нефть не «отскочат», как это было шесть лет назад. В этой ситуации логично было бы снижать налоговую нагрузку, но власти не могут это сделать, потому что они — заложники ими же принятых решений, требующих огромных денег. Налоговая нагрузка, вопреки риторике, не только не снизилась, она с начала года повысилась, в том числе выросли социальные страховые платежи, налог на дивиденды, акцизы, госпошлины и т.д. Другие антикризисные меры, необходимые в условиях кризиса, не могут применить по политическим соображениям.
Ну например — отмените антисанкции! Минэкономики и ЦБ фактически признали, что от них больше вреда, чем пользы, в первую очередь с точки зрения раскручивания инфляции. Или пересмотрите приоритеты федерального бюджета. Мы не можем сейчас себе позволить тратить на оборону колоссальные средства, увеличивать расходы в 2015 году более чем на 30 процентов. Главные решения — простые. Нет, подобные решения даже не обсуждаются.
— Мы не первый раз слышим о том, что нужно менять модель, но не имеем даже намеков на «дорожную карту». Может, у вас она есть?
— Для начала нужен качественный и беспристрастный анализ. За пятнадцать лет при благоприятной внешнеэкономической конъюнктуре уйти от сырьевой модели не удалось. Мне понятно, почему все это осталось на словах. Чтобы изменить модель, нужно, чтобы инновации были востребованы самой экономикой. Когда это происходит? Когда на рынке высокая конкуренция, и производитель должен предлагать либо товары с лучшими потребительскими, техническими характеристиками, либо аналогичные, но по более выгодной цене. Но конкурентную среду нельзя построить одним щелчком пальцев.
Казалось бы, что мешает? Статистика применения закона о защите конкуренции показывает, что ее главный враг в нашей стране — это органы власти, потому что большинство соответствующих нарушений именно за ними. Но если так, то нужно повышать эффективность их работы, реально бороться с коррупцией, а значит, развивать конкуренцию и в политической сфере.
— Вот и Греф говорил, что любым экономическим реформам должна предшествовать правоохранительная и судебная…
— А почему тогда административная реформа при Грефе, когда он был министром экономики, свелась к переписыванию административных регламентов и попытке просто по-новому структурировать федеральные органы исполнительной власти?
 |
| Фото: Анна Артемьева/«Новая» |
— Я просто пытаюсь вывести вас на ту самую «дорожную карту». В область идей. Не будем сейчас говорить о том, как сменить режим и нужно ли это делать. Вопрос — как спасать страну?
— Шаги простые. Отменяем антисанкции. Не повышаем, а снижаем налоги. Пересматриваем приоритеты федерального бюджета в пользу проектов, которые дают максимальный мультипликативный эффект для экономики, в том числе за счет резервных фондов. Это необязательно должны быть какие-то мегапроекты, на региональном уровне те же транспортные инфраструктурные проекты будут эффективнее, чем реконструкция Транссиба и БАМа. Размораживаем пенсионные накопления. На Гайдаровском форуме премьер много говорил про доверие, но какое доверие может быть, когда вы замораживаете, а, по сути, изымаете эти деньги? А теперь, как выяснилось, их могут заморозить вообще до 2018 года. Признаем нереалистиченость майских 2012 года указов президента и тем самым дадим хоть какое-то послабление регионам, многие из которых попали в предбанкротное состояние еще до острой фазы кризиса. Но все это для нынешних властей нереалистично по политическим соображениям.
— У нас, кстати, политические соображения разные. Есть люди, скажем так, глазьевского круга, которые предлагают вполне радикальные меры вроде фиксации курса доллара и запрета его обращения среди физлиц. Есть ли риски того, что такие советы могут быть услышанными?
— Эти риски есть, и они возрастают, несмотря на успокоительную риторику властей. Если бы год назад мне кто-то сказал, что в России возможны ограничения на хождение иностранной валюты, я бы ответил, что это невозможно, что это бред и абсурд, но сейчас я так ответить уже не могу. Ведь такие предложения озвучивают лица, которые реально оказывают влияние на экономическую политику. И президентом, напомню, было сказано, что методы «ручного управления» вполне допустимы. Я уж не говорю о некоторых инициативах депутатов Госдумы….
— Вот правда — не нужно!
— Тенденция к ограничениям есть, правда, она не пятнадцатого года. Но мы туда потихоньку идем. Проблема в том, что наша власть никогда не работала в условиях по-настоящему тяжелых, в 2008—2009 годах все закончилось быстрее, чем мы успели испугаться. По мере того как ситуация будет ухудшаться, а так и будет, риск принятия антирыночных решений будет возрастать.
— Чтобы управлять развитием ситуации, ее как минимум нужно качественно прогнозировать. Но мне кажется, что и российские власти, и международные финансовые институты не сильно в этом преуспели… На ваш взгляд, есть ли сейчас принципиальная возможность давать корректные прогнозы?
— Ситуация тяжело прогнозируема, но опыт нашего Института стратегического анализа ФБК показывает, что принципиальных ограничений тут нет. Мы, например, говорили, что в 2014 году мы войдем в рецессию. Так и оказалось к концу года. Или возьмем валютный рынок. Тут прогноз дело вообще неблагодарное, но если оценивать фундаментальные показатели, то можно понять главное — тенденцию. Если вы будете исходить из того, что во всем виноваты спекулянты, прогноз никогда не будет точным, другое дело, если вы исходите из фундаментальных факторов — состояния российской экономики, цен на нефть, а также политики Федеральной резервной системы США, которая сама по себе фундаментальным фактором не является, но имеет сопоставимое влияние… Если отказаться от политических «хотелок» и реверансов, то ясно, что курс рубля и дальше имеет тенденцию к снижению. Кстати, в 2005—2007 годах мы, ФБК, тоже давали альтернативные прогнозы, только отличавшиеся более высокими показателями экономического роста, и они тогда были ближе к реальности. Мы не очерняем, а прогнозируем.
— Почему тогда у других аналитиков не получается?
— Есть несколько причин. Одна из них, к сожалению, непрофессионализм. Вторая причина – боязнь говорить вещи, которые могут быть неприятны начальнику.
— Страшно с такими цифрами зайти в такой кабинет…
— Да, так и получаются прогнозы, которые шесть-семь раз за год уточняются, и самый точный — в декабре. Можно прогнозировать и в самые тяжелые периоды, но это требует профессионализма, ответственности и просто смелости.
Фото: Анна Артемьева/«Новая»
— Давайте ответственно и с опорой на фундаментальные факторы поговорим о прогнозе цен на нефть…
— Фундаментальные факторы тут действительно есть. И официальным властям трудно это признать, например, потому что они проспали ту самую «сланцевую революцию». Долгие годы предпочитали говорить, что это просто «пузырь». В результате добыча нефти в США выросла за последние годы на 40%, и они значительно меньше стали импортировать. А это меняет расклад на мировом рынке. Со следующего года Штаты намерены стать заметным экспортером…
— А это интересно им при нынешнем уровне цен?
— Скажу так: революцию, сланцевую, мы проспали потому, что недооценили, на что способен частный бизнес, у которого интерес к проектам, способным приносить прибыль, всегда есть.
— Обама, кстати, тоже проспал…
— Ну не совсем так. Все-таки курс на снижение энергозависимости — это курс нынешней американской администрации. Тут еще важно обратить внимание на американский режим недропользования: тот, кто владеет землей, владеет и всем, что под ней. Сланцевые перспективы в нефтедобыче уже реализованы. Да, какие-то производители уйдут с рынка, но параллельно будут совершенствоваться технологии. Для них сорок—пятьдесят долларов за баррель — нормальная цена, а для нас уже критичная. Отмечу и важнейшие тенденции нефтяного рынка со стороны спроса — общая нестабильность мировой экономики и замедление темпов роста в Китае.
— Все это факторы, на которые мы повлиять не можем. Давайте поговорим о том, что, хотя бы теоретически, в компетенции наших властей, например, курс рубля. Стоило ли отпускать его в настолько свободное плавание?
— Причина того, что происходит с рублем, не цена на нефть сама по себе, а то, что наша экономика остается зависимой от цен на нефть. Не может быть слабеющей национальной экономики и укрепляющейся валюты. Я уверен, что в условиях, когда есть фундаментальные причины для ослабления национальной валюты, ее нельзя было отпускать в свободное плавание, заранее объявляя об этом, хотя принципиально это правильное решение. Это тактическая ошибка с большими последствиями. Ну отпустили бы неожиданно в июле, когда все загорают…
— Я так понимаю, что резкое повышение ключевой ставки ЦБ тоже было тактической ошибкой?
— Нельзя решить системные проблемы с помощью одного технического инструмента.
— Было бы очень некорректно заставлять вас давать прогноз по курсу рубля. Поэтому — о тенденции…
— Тенденция очевидна: цены на нефть, санкции и общее состояние российской экономики будут давить на рубль. И не надо думать, что это давление связано только с нефтяными котировками. Даже если нефть чуть «отскочит», рубль необязательно «отскочит» вслед за ней.
— Еще одна популярная концепция: девальвация рубля сама по себе обеспечит импортозамещение…
— В какой-то мере по некоторым группам товаров. Почему, опять же, нельзя было бы отменить продуктовые антисанкции? По нынешним рублевым ценам европейские товары и так мало кто купит. У нас действительно вырос спрос на отечественные продукты. Но чтобы его удовлетворить, нужны инвестиции, нужны кредиты. А при нынешнем уровне ключевой ставки ЦБ все это невозможно. Вне контекста исправления общей экономической ситуации странно было бы надеяться на то, что у нас будет всплеск по инвестициям в основной капитал. Если, конечно, инвестиционный бум не обеспечит само государство. Как показывает мировой опыт, включая Великую депрессию, именно государственные инвестиции в расширение производства способны обеспечить рост. Частный бизнес в условиях высокой неопределенности естественным образом замораживает инвестиционную активность. Давайте снимем с бизнеса огромную нагрузку по строительству инфраструктуры. Если ты знаешь, что есть дороги, вода, газ, свет, и за это не надо переплачивать , бизнес обязательно придет… Наши бизнесмены готовы платить за что угодно, проблема в том, что сейчас они не уверены, что получат за свои деньги.
— Многие говорят, что этот кризис — кризис доверия. Как это доверие вернуть?
— Очень просто. Делать хотя бы то, что обещаешь. Лучшим вариантом был бы отказ от решений, которые доверие подрывают.