Александр Привалов
Россия в последний момент подала апелляцию на решение Международного третейского арбитража в Гааге о выплате пятидесяти миллиардов долларов экс-акционерам ЮКОСа. Ни это событие, ни само оспариваемое решение не вызвали особого шума. Всех интересует только одно: придётся платить эти безумные деньги или не придётся. А поскольку большинство экспертов уверяют, что платить Россия всё равно не намерена ничего — ну, или почти ничего, — то и этот интерес невелик. Между тем в этой истории есть как минимум ещё интригующая загадка — и важнейшая проблема. Загадка: кто завёл нас в эту лужу, согласившись участвовать в необязательной игре на чужом поле? Проблема: как теперь выкручиваться? Ведь это сказать легко, что не будет Россия платить; а как не заплатишь, если у оппонента на руках решение признанного тобой суда?
Реклама
Загадка усугубляется давностью: согласие участвовать в третейском суде Россия дала девять лет назад, осенью 2005 года — теперь не вдруг и вспомнишь, кто тогда какие посты занимал. Понятно, что решение принималось на достаточно высоком, вполне уже политическом уровне; понятно, что решение кто-то готовил, — непонятно, чем готовившие и принимавший это решение руководствовались. Мало того, что отказ от участия в этом деле не грозил России ничем, вообще ничем, — но ведь и согласие не сулило решительно никаких выгод, зато несло в себе риски, размер которых мы теперь вполне ощутили. Так зачем же? Вариантов ответа не много. Возможно, это просто недомыслие: эйфория от собственной крутости, открытости, взаимного признания и единения со всем миром; уверенность в своей правоте, твёрдое упование на белый и пушистый заграничный суд — и прочий детский сад. Косвенно в пользу такой трактовки говорит и назначение «нашим судьёй» американца, и странная вялость ответчика уже в ходе самого процесса; судьи в своём решении неоднократно констатируют: «Ответчик не вызвал свидетелей, которые могли бы опровергнуть или ослабить показания свидетеля истца» (цитирую по РИА «Новости»). Возможен и другой простой вариант — обогащение конкретного чиновника средней руки, готовившего бумаги. Возможна и суперпозиция недомыслия с продажностью: какие-то молодцы, опять-таки среднего уровня, понадеялись использовать согласие на Гаагу как козырь в тогда ещё не завершённой борьбе за остатки ЮКОСа. Кто знает разгадку, помалкивают, а остальным, боюсь, уже и не узнать. Что за ход процесса до последнего времени отвечал Минфин — известно, а больше — ни-ни. А жаль. По нынешним законам субсидиарной ответственности неизвестным героям не привесить, но хоть в глаза бы посмотрели.
Надежда на пушистость заграничного суда, если и была, не оправдалась. И размер итоговой суммы (половина суммы иска — обычно в такого рода делах не дают больше четверти), и полное отвержение судом всех аргументов российской стороны (притом что на параллельно шедшем процессе в Страсбурге такие же аргументы суд принял) вызывают в беспристрастности арбитража известные сомнения. А ведь позиция истцов небезупречна и по сути: ЮКОС не затонул сразу, как «Титаник»; акционеры долго имели возможность продавать свои акции по ценам, не катастрофически далёким от пиковых. Требовать (и получить) годы спустя компенсацию, в разы большую, — какое-то не очень рыночное поведение. Но это всё уже не важно; теперь надо решать, что делать.
Апелляцию подали «на падающем флажке»: видимо, до последнего момента выбирали между попыткой оспорить решение — и блокированием его последствий в национальных судах каждой из тех стран, где акционеры ЮКОСа попробуют арестовывать и продавать в свою пользу российские активы. То, что решили доспорить в Гааге, по-моему, совершенно правильно. Потому что парировать эту волну в разных юрисдикциях — при нынешней-то международной атмосфере! — было бы куда труднее, чем во времена фирмы Noga, хотя и тогда было отнюдь не легко. И ввязываться в рукопашную (если вы конфискуете на своей территории наши активы, то мы на своей конфискуем ваши) нам категорически не следует: нет шансов на победу, лекарство заведомо окажется хуже болезни. И значит, новый закон, облыжно называемый «законом Ротенберга», не решит возникшей в Гааге проблемы. Возможно, к этой мысли склонились и наверху: спешно пройдя первое чтение, законопроект недвижим уже больше месяца.
Какие доводы российская сторона представит в апелляции, пока неизвестно. По слухам, будет оспариваться подсудность спора Гаагскому трибуналу. Если так, шансов на успех не много; трибунал резонно ответит: куда ж вы смотрели, подписывая согласие? Нет, в ходе апелляции надо представить суду какие-то вновь открывшиеся данные, иначе решение точно не отменить. Какие? Да какие угодно. Можно доказать, что представитель российской стороны не имел должных полномочий. Например, потому что чиновник, подписавший эти полномочия, был уволен за три дня до подписания. Или против него, этого чиновника, прямо сейчас ведётся уголовный процесс, где он обвиняется в связанной с делом ЮКОСа коррупции, — и надо дождаться решения по этому делу. Можно подставить под сомнение правомочность истцов: имели ли офшорные «дочки» ЮКОСа право выступать истцами, правомерно ли они были созданы? не было ли ими допущено нарушений при получении контроля над активами (например, при всеми забытой — и зря забытой — консолидации акций)?
Главное же, что надо понимать: единственный гарантированный результат апелляции не пересмотр решения, а только затяжка времени, обычно на год-другой. Это время надо использовать с толком. Скажем, попробовать за это время соорудить другой международный суд. Говорим же всё время о многополярном мире — вот и сделать суд в рамках БРИКС. Дело это, конечно, непростое, но едва ли менее осуществимое, чем аналог Мирового банка в рамках БРИКС или перераспределение полномочий в МВФ. И серьёзный сделать суд; чтобы не одобрял обращений своих стран-членов в другие международные суды и требовал передачи ему всех текущих дел. Вот тогда можно будет заговорить в Гааге и о подсудности.