«Зима здесь будет вопросом жизни и смерти»

Как живут мирные жители разбомбленных окраин Донецка: предвыборная опера, продажа гуманитарной помощи, дефицит тепла и адский труд волонтеров
31.10.2014

С наступлением перемирия в жизни Донецка — когда-то (кажется, что бесконечно давно) главного города Донецкой области, а теперь столицы непризнанной республики — глобально не поменялось ничего. Только снизилась интенсивность обстрелов. Но этого мало. Для возвращения нормальной жизни нужна тишина, вода, свет, тепло и отсутствие людей с автоматами на улицах. Но этого всего нет и, очевидно, в ближайшее время не будет. Мирные жители разбомбленных окраин Донецка остаются зимовать один на один со своей бедой.


Опера

— Вы знаете, мне кажется, нет, даже не так, я уверена — что это диверсия такая. Что это враги подстроили, диверсанты. Начали раздавать поддельные пригласительные, чтобы вот так вот получилось, чтобы концерт сорвать, — шепчет мне на ухо, кивая на толпу за дверями, сотрудница театра.

Ровно в этот момент толпе удается, наконец, оттеснить дежурящих на входе работников театра. Несколько десятков человек прорываются внутрь и бегут в направлении гардероба, игнорируя истеричные выкрики с требованием показать пригласительный. В дверях толчком в спину сбивают с ног пожилую женщину. Она падает и бьется головой о пол. Работники театра вызывают «подкрепление» — через несколько минут приезжают бойцы батальона «Оплот», которые берут двери театра под свой контроль.

В понедельник в Донецке в театре оперы и балета должен был выступать Иосиф Кобзон. Билеты на концерт не продавали — только раздавали пригласительные. Еще на улицах раздавали флаеры, по которым, как подумали горожане, тоже будут пускать в зал. А кроме того, многие слышали, что вход на концерт будет бесплатным, и подумали, что никаких специальных бумажек, чтобы посмотреть на мэтра российской эстрады, вообще не потребуется. Но пускали в итоге только по пригласительным, потому что зал в театре оперы и балета — всего на тысячу человек.

Ко мне подходит мужчина (из тех, кому удалось прорваться в здание) и просит не снимать «этот ужас», потому что ни люди, которые пришли, ни театр ни в чем не виноваты, а все дело в «организаторах и тех, кто бездумно это рекламировал».

— А еще здесь нет тех, кто живет в подвалах, — тихо добавляет собеседник. — Им не до концертов. Вот лучше бы к ним съездили.

У волонтерского объединения «Ответственные граждане» в Донецке семь «подшефных» подвалов. И я точно знаю, что пока здесь, в Оперном, Иосиф Кобзон рассказывает о Донбассе, который «не поставить на колени», и дуэтом поет с премьером ДНР Александром Захарченко, Марина, Дима, Даня, Оля, Женя и другие волонтеры везут кому-то обогреватели и одеяла, разгружают воду, получают у врачей списки лекарств для раненых мирных жителей, пострадавших во время обстрелов, и не на секунду не забывают о том, что еще две недели — и в город придет зима, которую надо как-то пережить.


Пугающая тишина


Бомбоубежище в Кировском районе Донецка. Фото: Евгений ФЕЛЬДМАН — «Новая»


Бомбоубежище в Кировском районе Донецка. Фото: Евгений ФЕЛЬДМАН — «Новая»

«Гражданское убежище. С оружием не входить!» — висит на входе в одном из заводских бомбоубежищ в Киевском районе Донецка. Здесь постоянно живут те, кто уже лишился дома и те, чьи дома пока стоят, но могут быть разбиты в любой момент. 10-15 человек — «постоянного состава».

— А когда опять начинаются обстрелы, сюда по 200-300 человек набивается.

С точки зрения безопасности, это бомбоубежище — одно из лучших. Но жить в нем постоянно — бесконечная мука, которую нормальному человеку сложно представить.

Здесь всегда сыро и сумрачно. По бесконечному подвалу, разделенному на множество небольших клетей, гуляет эхо. Во время дождей часть помещений затапливает. Воду вычерпывают разрезанными напополам пластиковыми бутылками.

— Летом мы каждый день выносили матрасы, постельное белье, одежду на улицу, чтобы сушить. Сейчас выноси, не выноси - все равно не высохнет.

Нормально отапливать удается всего одно небольшое помещение. Все пространство комнатки заставлено двухъярусными кроватями.

Электричество — есть. Вода — привозная. Еду готовить негде.

— Хорошо тем, кто здесь живет недалеко. Могут, пока тихо, домой сбегать, помыться, поесть горячего.

Пока волонтеры спускают в подвал баклажки с питьевой водой, подходит тетя Нина — пожилая женщина, которая уже несколько месяцев живет здесь с ребенком-инвалидом. Берет меня за рукав и тихо спрашивает:

— Война закончилась?

Качаю головой. Через секунду, сообразив, что жест в темноте можно и не разобрать, говорю:

— Нет.

— Не знаете, когда закончится? Что там говорят?

— Ничего там не говорят. И никто точно не знает.

Мне не хочется ей рассказывать, что «надземный» Донецк живет слухами о том, что украинские войска готовят наступление на город с четырех направлений, а остальная Украина уверена в том, что непризнанные республики после выборов начнут активные боевые действия в попытке прирасти новыми территориями.

Впрочем, о выборах тетя Нина тоже ничего не знает.

— А когда они?

— На этой неделе, в воскресенье.

— Просто у нас здесь телевизора нет и газет не приносят.

В подвал спускается еще одна женщина — из тех, кому «повезло». Ее дом совсем недалеко от убежища, но жить в нем невозможно — он в зоне постоянных обстрелов.

— Нина, я картошки в мундире принесла! Очень страшно было домой идти. Последние дни как-то тихо…

Мирные жители, которые постоянно живут под обстрелами, также как и военные, которые возвращаются с передовой, не переносят тишины. Тишина стала для них слишком неестественной и оттого — пугающей. Тем более, что любая тишина рано или поздно закончится. И кажется, что чем дольше она продержится, тем страшнее и разрушительнее будет то, что ее прервет.


«Град» — не «работает». «Град» — убивает


Фото: Зинаида БУРСКАЯ — «Новая»


— Сегодня ночью Петровку опять обстреливали, — говорит Марина.

— Да, я слышала, как работал «град».

— Зина, «Град» — не «работает». «Град» — убивает. И то, что ты слышала — это в аэропорте. А Петровку из центра Донецка почти не слышно.

На Петровке нет ни одной не тронутой войной улицы. Сгоревшие дома, пробитые крыши, выбитые стекла, посеченные осколками стены и заборы.

В подвале на территории 106-й школы постоянно живет несколько десятков человек.

Первый раз я была в этом «убежище» еще летом. Уже тогда в подвале было очень холодно. Сейчас — тем более. Обогреть его невозможно — нет электричества.

Но летом еще цела была сама школа. Сейчас — пробита крыша, выбиты стекла и двери. Во дворе нет ни одной «нетронутой» осколками снарядов стены.

Завхоз школы тоже живет в подвале. Ее дом пока еще стоит, но из-за обстрелов в нем постоянно выбивает стекла, пошли трещинами стены.

Пятилетняя Саша говорит, что в ее доме наконец-то дали воду, и теперь ее мама Света может нагреть воды для нее и ее годовалой сестренки Лизы. А еще бутылка с холодной водой стоит в разбомбленной школе — и туда можно ходить умываться.

Волонтеры Марина и Дима выгружают из багажника одеяла. В следующий раз их просят привести еды и воды — и то, и другое почти закончилось.


«Все знают, что гуманитаркой торгуют в магазинах!»

После разбитых обстрелами окраин, центр Донецка с его широкими проспектами, стеклянными витринами закрывшихся магазинов и офисов и тротуарами, засыпанными шуршащими осенними листьями, кажется театральной декорацией, в которую для оживления запустили немного людей и машин. ДНР постепенно обзаводится своими чиновниками в костюмах, высокими кабинетами и красивыми секретаршами, которые подают гостям чай в невесомых фарфоровых чашках. Полки в продуктовых магазинах полупусты, но в нескольких кафе в центре города можно заказать даже устрицы.

У стадиона «Донбасс-Арена» стоит толпа молодых женщин. Все они мамы и пришли получать по талонам детскую гуманитарную помощь от «Фонда Рината Ахметова». В пакете, который выдают раз в месяц, детское питание, смеси, памперсы.

Но получить пакет удается не всем. Кому-то выдали вне очереди, кому-то без талона, а кому-то, наоборот, отказали, говоря, что пакеты закончились. Путь в центр выдачи гуманитарки преградил охранник. Молодые мамы готовы его разорвать.

— Я из Макеевки, — начинает рассказывать, размазывая по лицу злые слезы, Галя. — У меня семеро детей! Се-ме-ро! Дома уже закончилась даже мука. Еще немного и мы будем голодать — в прямом смысле. Я сюда приехала на последние деньги…

Муж Гали — шахтер. Он продолжает ходить на работу, но зарплату ему уже несколько месяцев не платят.

— В Донецке еще куда ни шло. Здесь хотя бы детские пособия выплачивают. А у нас, в пригородах — вообще ничего нет!

Галя рассказывает, что на днях в Макеевку с предвыборным визитом приезжал Захарченко. И только поэтому там тоже начали выдавать какую-то гуманитарку.

— Боже мой, все знают, что гуманитаркой торгуют в магазинах! Все это видят… Там же российский рис, российская тушенка стоит на полках. Почему никто ничего не сделает? — присоединяется Наташа. У нее двое детей и нет мужа. Пару недель назад сын сломал ногу. — Я ему говорю: не расстраивайся. Тебе все равно в школу не в чем ходить — только пара летних кедов осталась — так что сиди спокойно дома.

Наташа и Галя стояли в очереди за гуманитаркой с 8 утра, а в три часа дня плюнули и уехали.


Проверка на расчеловечивание

— Не спрашивай. Я не знаю, почему я не уехала. Я еще в июне поняла, что уехать не смогу. Нашла таких же, как я, которые не смогли уехать. И мы поняли, что нужно что-то делать, чтобы не сойти с ума.

Вначале Марина вывозила отсюда детей с ДЦП. Потом поняла, сколько в городе голодных людей, и начала развозить еду. Так появилось волонтерское объединение «Ответственные граждане».

— Мы занимаемся только помощью мирным жителям. Принципиально, — объясняет Марина. — И никогда ничего не повезем тем, кто взял в руки оружие.

Спрашиваю, что сейчас в наибольшем дефиците.

— Тепло. Еда. Лекарства. О безопасности я даже не говорю.

— Что будет зимой?

— Зимой будет окончательная проверка всех людей, находящихся здесь, на расчеловечивание. Какими они выйдут в весну, в каком состоянии, с какими ценностями и желаниями? Зима здесь будет вопросом жизни и смерти — в прямом смысле.

Самый острая проблема — с жильем.

— Отопить подвалы — невозможно, максимум — поднять температуру на 3-4 градуса, — говорит волонтер Дима. — До сильных заморозков у нас осталось примерно две недели.