Российские историки размышляют об актуальности документа, давшего повод началу II Мировой войны

Анна Плотникова



75 лет назад, 23 августа 1939 года в Москве был заключен Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом. Это межправительственное соглашение было подписано с советской стороны председателем Совета Народных Комиссаров СССР, наркомом по иностранным делам  Вячеславом Молотовым, а со стороны Германии – министром иностранных дел Иоахимом фон Риббентропом.

В историю данный документ вошел также как «Пакт Молотова-Риббентропа».

Подписавшие Договор страны обязывались воздерживаться от нападения друг на друга и соблюдать нейтралитет, если одна из сторон подвергнется внешней агрессии. К пакту прилагался секретный дополнительный протокол о разграничении сфер влияния в Восточной Европе на случай «территориально-политического переустройства».

Через восемь дней после подписания документа, 1 сентября 1939 года, Германия вторглась в Польшу с запада, а 17 сентября на территорию Польши с востока вошли советские войска. Еще через одиннадцать дней Молотов и Риббентроп подписали в Москве двусторонний Договор о дружбе и границе, закрепив территориальный раздел Польши.

Уинстон Черчилль в своих воспоминаниях о Второй мировой войне писал: «Только тоталитарный деспотизм в обеих странах мог решиться на такой одиозный противоестественный акт».

В свою очередь, Гитлер сразу после подписания Пакта не скрывал радости: «Благодаря этим соглашениям гарантируется благожелательное отношение России на случай любого конфликта».

В выступлении по радио 3 июля 1941 года Сталин пытался оправдать подписание Договора о ненападении с Германией: «Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп». 
Корреспондент «Голоса Америки» собрала высказывания ряда современных российских историков о том, почему подписанный 75 лет назад Договор между двумя тоталитарными режимами вызывает сегодня острый интерес.

Об «интенданте вермахта»

Доктор исторических наук Владлен Измозик считает, что Пакт Молотова –  Риббентропа развязывал руки обеим странам, и они поспешили им воспользоваться для увеличения собственных территорий. При этом, по мнению Измозика, уроки Первой мировой войны остались невыученными:

«Советский Союз и его сталинское руководство, отодвинув, как им казалось, границу на безопасное расстояние, дали возможность выйти Германии напрямую к своим границам,  – отмечает историк. – С 1935 года в официальной идеологии господствовал тезис, что СССР будет воевать на чужой территории и малой кровью, поэтому он выдвинул на новые границы основную часть своих войск».

Владлен Измозик отмечает, что переговоры Советского Союза с Германией велись с 1937 года, и активизировались весной 1939-го. Одновременно Гитлер вел тайные переговоры и с Великобританией. «Поэтому ни одна из крупных стран того времени не была “белой и пушистой”. За спиной Франции и Англии был Мюнхен. То есть каждый старался соблюсти свои интересы и натравить остальных друг на друга, оставшись при этом в стороне», – подчеркивает Владлен Измозик.

В целом же, по мнению Измозика, подписание Пакта Молотова – Риббентропа остается «позорной страницей советской истории». В том числе и потому, что после заключения Договора о ненападении «СССР называли интендантом немецкой армии, снабжавшим вермахт и весь Третий Рейх всем необходимым».

Об исторических параллелях

Член Правления Международного общества «Мемориал» Ян Рачинский считает, что в России до сих пор нет адекватной оценки того, что произошло 23 августа 1939 года. «Вспомним, что еще недавно российский МИД официально называл вторжение в Польшу “освободительным походом советской армии”. Хотя многие современные историки трактуют это иначе», – отмечает эксперт.

Ян Рачинский также проводит параллель между событиями 75-летней давности и тем, что происходит сейчас:

«Тогда этот пакт сильно изменил расстановку сил в Европе. А нынешние действия России, связанные с оккупацией Крыма, фактически разрушили систему безопасности в мире. И к чему это приведет, мы сейчас не можем предсказать».

Продолжая тему исторический ассоциаций, Рачинский сравнивает аннексию Крыма с аннексией Судетской области Чехословакии и так называемым «добровольным вхождением прибалтийских республик в состав братской семьи СССР». По мнению члена правления «Мемориала», эти параллели абсолютно наглядно иллюстрируют схожесть нынешней ситуации с тем, что происходило накануне начала Второй мировой войны. Причина, считает историк, – это, «к сожалению, мало меняющаяся природа советского, а нынче российского государства. Понимание высшего государственного блага, как увеличение территорий. То есть, неважно, как себя чувствуют люди, важно расширение границ империи». Это, по признанию Яна Рачинского, настраивает его «на пессимистичный лад».

Еще один собеседник «Голоса Америки», член Русского ПЕН-центра, историк Борис Соколов также считает, что аннексия Крыма «классически повторяет аншлюс Австрии и аннексию Судет. А действия России в Украине – ее поддержка мятежников с помощью оружия и своих военнослужащих – идет совершенно по тому же сценарию, по какому Гитлер дестабилизировал обстановку в Чехословакии в период судетского кризиса и позднее, когда туда засылались диверсионные группы из Германии», – отмечает Соколов.

И добавляет, что заключение Пакта Молотова-Риббентропа, 75-летие которого отмечается в эти дни, сделало начало Второй мировой войны неизбежным, поскольку «стало ясно, что Гитлер нападет на Польшу, а Советский Союз ему в этом поможет».

О «надругательстве над историей»

Что же касается бытующей в официальной российской историографии точки зрения, что Пакт Молотова-Риббентропа был единственным шансом для СССР подготовиться к войне с Германией, то ее опровергает автор ряда книг по истории Великой Отечественной войны Марк Солонин. Он отмечает:

«Летом 1939 года Сталин обладал самой мощной военной машиной в Европе. По числу дивизий его армия превосходила новорожденный вермахт в 2,5 раза, по числу танков – в 6 раз, по числу танков, обладающих пушечным вооружением – в 20 раз (14 тысяч против 700), по числу боевых самолетов – в три раза».

Солонин считает, что с учетом вооруженных сил потенциальных союзников – Польши, Франции и Великобритании – превосходство становилось подавляющим. Гитлер на тот момент не мог воевать не то, что на два фронта, но и один на один против Красной Армии. Именно поэтому самые первые намеки на необходимость разработки планов войны против СССР появятся в руководстве нацистской Германии лишь летом 1940 года.

«В реальной ситуации августа 1939 года, – продолжает Марк Солонин, – Пакт Молотова-Риббентропа имел один-единственный смысл – это был договор о ненападении Сталина на Гитлера, или, выражаясь аккуратнее, о невмешательстве Советского Союза в агрессивные действия Германии. В обмен на это Гитлер был вынужден отдать Сталину половину своей завоеванной кровью “добычи” в Польше и в дальнейшем проявить такое же невмешательство во время агрессии Сталина против Финляндии и аннексии трех прибалтийских стран – Эстонии, Латвии и Литвы».

Пять лет назад Европейский парламент провозгласил 23 августа Днем памяти жертв сталинизма и нацизма. Тогда же Парламентская ассамблея Совета Европы большинством голосов одобрила резолюцию «Об объединении разрозненной Европы».

Известно, что российская делегация ПАСЕ выступила против этого документа, посчитав, что «уравнивание нацистского режима и сталинского в Советском Союзе, внесшего решающий вклад в разгром фашизма, является надругательством над историей».

Борис Соколов убежден, что никакого надругательства над историей в резолюции «Об объединении разрозненной Европы» нет. «Я считаю, что сталинский и гитлеровский режимы – советский и нацистский – схожи друг с другом и оба они ответственны за Вторую мировую войну», – говорит Борис Соколов. По мнению историка, различия между гитлеровским и сталинским режимами существуют, и их немало, но они носят второстепенный характер.

О том, почему не состоялся «Мюнхен – 2014»

Что же касается сравнения ситуации накануне начала Второй мировой войны и нынешним военным противостоянием в двух юго-восточных областях Украины, то, в отличие от своих коллег, Марк Солонин считает, что напрямую провести историческую параллель между этими событиями нельзя. И поясняет почему: «В августе 39-го было две стороны, два диктатора, два агрессивных тоталитарных режима, которые договорились между собой о порядке развязывания войны в Европе и условиях дележа добычи. Сегодня, в 2014 году всё не столь безнадежно. Агрессор только один, и желающих, готовых договариваться с ним о разделе Украины не нашлось. Ни одного!», – подчеркивает Солонин.

В этой связи историк особо подчеркивает позицию нынешнего руководства Польши: «Едва ли они забыли, при каких обстоятельствах Львовское и Тарнопольское воеводства оказались в составе Украины. Однако даже малейших попыток воспользоваться нынешней смутой для пересмотра, или хотя бы для обсуждения возможности пересмотра восточных границ Польши сделано не было».

Вместе с тем, Марк Солонин усматривает параллели между мартовской аннексией Крыма и тем, что вошло в историю, как «Мюнхен-38». И в том, и в другом случае, подчеркивает собеседник «Голоса Америки», аргументы агрессора смотрелись, на первый взгляд, вполне убедительно. А именно: есть некое национальное меньшинство, которое на некоторой территории является абсолютным большинством, почему же оно должно быть лишено права воссоединиться с братьями по крови и духу?

«Впрочем, – отмечает далее историк, – на этом все параллели заканчиваются, и “Мюнхен-2014”, о возможности и опасности которого так много было сказано, так и не состоялся. Запад не только не стал “давить” на Киев с требованием уступить насильнику, но даже произнес некие слова солидарности с Украиной. Да, сделано меньше, чем нужно, но и это – больше, чем ничего».