В шести российских регионах — Волгоградской, Ростовской, Астраханской областях, на территории Ставропольского края, в Калмыкии, а также в Крыму и городе Севастополе — из-за наплыва беженцев из Украины введен режим чрезвычайной ситуации, сообщил замглавы МЧС Владимир Артамонов. На территории Белгородской и Воронежской областей введен режим повышенной готовности.

Никакого чрезвычайного положения в этих областях на самом деле нет. Вообще, страна, которая ещё в 1992 году присоединилась к Конвенции ООН о статусе беженцев, должна быть готова к подобной ситуации. Беженцы пребывают из Украины, они говорят на одном с нами языке, у многих в России есть родственники — это всё очень облегчает задачу властей по сравнению с аналогичной ситуацией, вызванной, например, войной в Сирии. Там речь идёт о миллионах беженцев, которых приняли окружающие государства, и о десятках тысяч, которые приехали в Европу. Одна Германия открыла границы для 40 000 и не жалуется. А у нас речь идёт о сходном числе — несколько десятков тысяч людей, причём наших братьев. И о какой чрезвычайной ситуации идёт речь? Надо просто активизироваться, надо уметь решать такие вопросы. Это первый поток беженцев, который государство готово хоть как-то обустраивать.

Так что объявление чрезвычайного положения — это, в первую очередь, декларация. Всё, что нужно делать, можно делать и так: вкладывать деньги, усилия и всё остальное. Объявлять такое положение надо в случае большой опасности каких-то нарушений, насилия, а ведь в данном случае ничего подобного нет. Приезжают мирные люди, в основном, женщины и дети.

Просто для России любое число беженцев — это уже много. В конце 2012 года было объявлено, что число беженцев на нашей территории — 826, в конце 13 — 632, и порядка 3000 получили временное убежище. При этом какая-нибудь Италия принимает 2000 в год и считает, что этого недостаточно, но они просто маленькая страна. Россия никогда этим не занималась, в концепцию государственной миграционной политики в результате некоторых наших усилий был вписан тезис о необходимости развития института убежищ, но никто ничего не делал и не делает. И поэтому мы стараемся отказаться от всех и не выполняем наши международные обязательства. А сейчас мы, надо ещё раз подчеркнуть, принимаем людей нашей культуры, которым не нужны переводчики с арабского, как сирийцам или коптам, людей, которые знают Москву, знают московское метро, которые сами здесь устраиваются. И какая тут может быть гуманитарная катастрофа, совершенно непонятно.

Очень многие из этих людей живут у родственников. Кто-то получил места в общежитиях, в каких-то областях они живут в пионерских лагерях и пансионатах. Ужаса, который Москва пережила в годы погромов в Азербайджане, когда люди ехали сюда в очень больших количествах, нет. Тогда мы были совершенно к этому не готовы, на дворе был 90-ый год, Конвенция нами ещё не была подписана. И то с этим справились, хотя 40 000 человек было в одной Москве. До конца проблема бакинских беженцев так и не была ликвидирована, но «вязнуть» во всех проблемах — это ещё одно наше свойство.

Было бы лучше, если бы людей встречали на границе и сразу говорили, куда ехать, тогда точно всё было бы в порядке. Не стоит создавать лагеря МЧС. Или людей там надо держать очень короткое время, потому что в таких условиях, конечно, жить нельзя. Надо вкладываться — и в организационном смысле, и в материальном. Сейчас начались отказы в предоставлении временного убежища, что может означать проблемы для людей, которые приехали до начала военных действий и теперь не могут решиться вернуться или не живут непосредственно в области конфликта. Таким людям отказывают, их выкидывают вон. Из страны пока не выдворяют, но они фактически превращаются в нелегалов.

СВЕТЛАНА ГАННУШКИНА,
Ежедневнй журнал