Станислав Дмитриевский


Боже, какой ужас, погиб Андрей Миронов. По какой-то идиотской причине мне казалось, что с этим замечательным, добрым человеком никогда ничего не случится...

Я и Игорь Каляпин впервые познакомились с Андреем в январе 1995 г. в Назрани. На следующий день мы ехали в Грозный (это была наша первая в жизни поездка на войну), а он оттуда только вернулся. С кучей смертоносного железа; его так и звали в "Мемориале" - ответственный за сбор металлолома. И он нам целый вечер (есть видеозапись) рассказывал о том, какой вид вооружений (образцы боеприпасов были разложены прямо на столе) в связи с какой конвенцией международного гуманитарного права считается запрещенным для применения в густонаселенных районах. В основном это были кассетные боеприпасы с шариковым и игольчатым наполнением. Тут же по ходу дела он объяснял и показывал, как безопасно обезвреживать неразорвавшиеся кассетные боеприпасы. С тех пор мы и подружились...

Андрей был одним из самых последних советских политзаключенных, кажется, 1985 года посадки. Когда в 1987-м ему, как и многим диссидентам, предложили в качестве условия освобождения подписать бумагу с обязательством не выступать больше против советской власти, категорически отказался.

В первую войну он из Чечни практически не вылезал, не то что мы, туристы. Работал по обе стороны, всегда сохраняя строгую беспристрастность. Ездил туда и в самое опасное межвоенное время, когда похищения людей с целью выкупа захлестнули республику. Знал всех полевых командиров, никогда никому не льстил (Басаева в глаза называл террористом), со всеми был предельно, прямо-таки по-детски честен. За что его уважали даже самые отпетые. Благодаря этому спас кучу людей. Впрочем, сам он об этом никогда практически не говорил, разве в стиле байки, когда рассказывал о какой-то трагикомической ситуации. Скромен был невероятно. Настоящий русский интеллигент.

Андрей в какой-то момент в начале нулевых начал очень серьезно конфликтовать с отдельными людьми в тогдашним руководстве "Мемориала", полагая, что ими допускается отступление от высоких стандартов правозащитной деятельности. Не будучи внутри ситуации, не берусь судить, в какой степени он был прав. Но он был абсолютно искренен и абсолютно нетерпим к различного рода интриганству. Андрей знал в совершенстве несколько европейских языков, в том числе итальянский, испанский и английский, и стал зарабатывать в качестве переводчика для иностранных журналистов, работавших в России, в том числе в горячих точках, если таковые случались.

В 2001-м он приезжал с кем-то из корреспондентов к нам с Хамзаевым на процесс Буданова, где я был общественным обвинителем. В 2009 г., в роковой день 15 июля, он помогал организовать презентацию нашей книги "Международный трибунал для Чечни". Помню, мы ехали в такси с ним и Аркадием Бабченко (они тогда, кажется, и познакомились), и Андрей рассказывал про свое "диссидентское" уголовное дело. Через несколько часов мы узнали об убийстве Наташи Эстемировой... А еще как-то Андрею довелось жить с летчиком, который в первую войну бомбил Грозный, в те дни как раз, когда Андрей был в городе. И Миронов его, нарываясь на агрессию, постоянно стыдил, рассказывая о погибших стариках и детях: "Как ты мог?"...

Он был совершенно бесстрашным человеком. Как-то нашу машину с БТРа обстреляли в Урус-Мартаноском районе в 2000 или в 2001 году (мы тогда были в гостях у теперешнего политзека Руслана Кутаева): он сохранял поразительное спокойствие, кажется, вообще никаких эмоций - типа дело житейское. И это спокойствие передавалось другим, конечно.

Я никогда с ним не говорил о его отношении к религии, как-то это казалось достаточно интимной темой. Когда убили Наташу Эстемирову, я придумал для себя такую молитовку: "Прими, Господи, с миром душу убиенныя рабы твоея Наталии и всех тех, кто аще и не веровал в Тя разсудком, но сердце их горело правдою твоею, и кто положил живот свой за други своя".

Несколько лет назад все как-то переползли в Фейсбук, но Андрей не захотел на это тратить время (а соцсеть в любом случае - трата времени). Связывались с ним нечасто, в основном по скайпу. Последний раз он позвонил мне недели полторы назад и сказал, что давно уже сидит в Украине, и вот сейчас в Донецкой области. Я ему очень кратко рассказал о наших нижегородских пикетах против аннексии Крыма, о драках с местными титушками из НОДа... Я очень торопился, мне надо было убегать с работы к домашним, а ему было интересно. Я пообещал позвонить на следующий день, прислать ссылки на видозаписи, толком поговорить. Так я и не позвонил... Это из тех упущений, которые невозможно себе простить. Если бы знать...

Прости меня, Андрей!

Господи, дай нам встретиться там, где у нас будет Вечность!