Премьер-министр самопровозглашенной Донецкой народной республики - о гражданской войне в регионе
Корреспондент Znak.сom побывала в Донецке, поговорила с премьером самопровозглашенной Донецкой Народной Республики Александром Бородаем, с представителями Антимайдана из других регионов и выяснила базовые требования протестующих против Киева.
Александр Бородай, премьер-министр самопровозглашенной Донецкой республики – невысокий плотный мужчина с бородой, он передвигается в окружении автоматчиков, у некоторых из которых закрыты лица. На прикладах автоматов у всех повязаны георгиевские ленты.
Я ловлю его буквально на бегу и, под взглядами автоматчиков, успеваю задать свои вопросы.
- Вчера бои шли уже на подступах к Донецку, минутах в 20 от города (поселок Карловка). Как вы оцениваете перспективы развития событий?
- За последнее время мы наблюдаем существенное усиление сил противника, но тем не менее удается эффективно дать этим группировкам отпор. Помощь идет, добровольцы идут, в ополчение записываются новые люди. Пока не вижу особых проблем. Я думаю, что мы проведем ряд наступательных операций, причем в ближайшее время.
- Есть ли единый контроль над всеми отрядами полевых командиров? В последнее время ходят слухи о конфликте некоторых командиров между собой.
- Вот эти сведения, я бы сказал, несколько устаревшие. Понимаете, хаос гражданской войны всегда рождает какие-то слухи о конфликтах, более того - противник всегда ведет информационную войну, пытаясь столкнуть тех или иных руководителей силовых структур между собой, особенно когда есть ситуация слоеного пирога: какой-то кусок занят противником, какой-то нами. Естественно возникают всякого рода неприятные и некрасивые ситуации, масса противоречивых, лживых слухов. Сейчас координация нам важна. Только что я был на заседании Совета безопасности, там были найдены разные эффективные решения, и сейчас в общем никаких проблем между… я бы не стал называть этих людей полевыми командирами – между командирами наших вооруженных сил
- А про похищение людей – это тоже «информационная война»? Есть информация, что периодически ваши командиры берут людей в плен ради выкупа.
- Знаете, пока я за этим вижу исключительно слухи, когда при разборе реальных событий выясняется, что пока это все не подтверждается. Есть, конечно, факты мародерства, с которым мы боремся, но, к сожалению, это сопутствующее явление гражданской войне – а идет гражданская война.
- После Крыма, где вы работали, вы поехали сюда. Почему же вы все-таки поехали?
- Ровно потому же, почему сюда поехал Игорь Стрелков. Это, если хотите, зов души, а если хотите, просто убеждения.
- То есть, в Крыму вы работали, а тут по убеждениям?
- В Крыму я тоже был по убеждениям. Убеждения и работа совпали.
- Какова все-таки роль Малофеева была в Крыму, и имеет ли он отношение к здешним событиям? Вы с ним на связи?
- Я с ним время от времени общаюсь, но по благотворительным делам.
- Речь идет о гуманитарной помощи?
- Нет. Я с ним перезваниваюсь, но на эти темы не общался довольно давно.
- Как вы оцениваете позицию, которую заняла Россия? Она ведь выжидательная. Или что-то будет?
- Я очень надеюсь на то, что что-то будет в самое ближайшее время.
- Не боитесь, что для вас лично все это плохо закончится?
- Знаете, делай что должен, будь что будет. Координация есть, все нормально. Бои на подступах к Донецку идут уже довольно давно. Но пока нам успешно удается дать отпор.
- Как вы оцениваете позицию Рината Ахметова? Может ли его позиция повлиять на развитие ситуации в неблагоприятном для вас ключе?
- Думаю, что нет. Конечно, он может вывести шахтеров на какой-то митинг под угрозой лишения зарплат, премий, всего что угодно, но я думаю, что существенно это на развитие событий не повлияет. Что касается самой ситуации с Ахметовым, я надеюсь, что мы ее решим путем переговоров с ним. Ахметов - это не Коломойский, чья частная армия ведет с нами откровенную войну, это человек, который не устраивал революций, майдана, ничего не «отжимал», а пытается просто сохранить свое состояние.
- Но с вашей стороны уже звучали заявления о национализации.
- Это - возможный шаг, если наши переговоры не увенчаются успехом.
- Я слышала, что есть мнение, что завтра сторонники ДНР будут жечь в Донецке избирательные участки. Это правда?
- Не планируем ничего. Участков в Донецке, насколько я знаю, просто нет. Давайте не будет увлекаться фантазиями киевских властей.
В холле гостиницы, где мы встретились с Бородаем, и где проходит съезд представителей антимайданов и самообороны разных регионов юго-востока, я неожиданно встретила старого знакомого – бывшего журналиста, некогда сотрудника силовых структур, работавшего в России с разными органами власти, Андрея Родкина. Он прибыл в Донецк по приглашению Бородая, с которым, как и со Стрелковым, он давно знаком. Родкин объясняет мне, что идеология ДНР должна базироваться на двух принципах: федерализация и антифашизм. Про Стрелкова Родкин поясняет мне, что знаком с ним с 1992 года. Познакомились они в движении реконструкторов, «которое воспитало немало людей с патриотическими взглядами. Многие нашли себя в работе на силовые ведомства – ведь игру от жизни отделяет очень немного». Потом вместе поехали в Приднестровье добровольцами, а потом Стрелков, как и многие его товарищи по реконструкторскому движению, наше себя в работе на структуры, которые борются с террором. Специализировался на Чечне. Вышел на пенсию – уехал в Крым, а потом в Донецк.
Мимо пробегает Павел Губарев – бывший «народный губернатор Донецкой области», в сопровождении охранников. Общаться со мной он отказался.
Впрочем, не все гражданское общество тут вооружено до зубов. Наталья – хрупкая блондинка со значком «народный депутат ДНР» до последних событий работала завучем в школе, пока она на съезде, с ее двумя маленькими детьми дома сидит мама.
- Я никуда отсюда не уеду, - отвечает мне она, когда я спрашиваю ее, что она будет делать, если Донецк все-таки будут штурмовать, - у меня тут деды похоронены. Когда в Киеве начали происходить все события, я увидела, что к власти пришли фашисты. Они хотят запретить русский язык, они вообще нас ненавидят. Вот город и восстал. Это – восстание, понимаете? Они нас теперь террористами объявили – мол, все жители Донбасса террористы. Это что же, и женщины и дети? Тут что, происходило что-то отличное от того, что творилось в Киеве? Так почему тогда для них «Небесная сотня» - это герои, а мы – террористы? - гневается Наталья. Когда она объясняет мне, что митингующие были настроены мирно, и не хотели отделяться от Украины, а хотели лишь особого статуса русского языка и децентрализации, я неожиданно ловлю себя на мысли о том, что несколько месяцев назад я имела похожий разговор, только в Львове – когда местные представители Майдана объясняли мне, что они не фашисты. Я знаю, что это сравнение Наталью оскорбит, и держу свое мнение при себе. В это время Наталья рассказывает мне, как бывший завуч координирует отряды самообороны.
Несколько жестче ситуацию с похищением людей мне попозже прокомментировал лидер Харьковского ополчения (так представители Антимайдана называют свою самооборону), Константин Долгов.
- Есть ли перспективы у движения?
- Боевой дух ополченцев высокий, украинские военные не хотят стрелять в собственных граждан. Командиры украинской армии деморализованы и не хотят стрелять в свой народ, но у них за спиной стоят карательные батальоны из боевиков «Правого сектора» из нацгвардии, которые вынуждают их воевать с собственным народом. Но даже у олигарха Коломойского, главного спонсора переворота под названием «Евромайдан» не хватит никаких денег, потому что даже каратели не хотят ехать на юго-восток.
- В Москве рассказывают крайне неприятные истории о похищениях людей за выкуп. Была, к примеру, такая история с журналистом «Новой газеты» Павлом Каныгиным.
- Я не располагаю информацией о подобной практике, но если она имеет место быть, не имею права осуждать. Потому что не ополченцы начали это первыми: хунта похищала людей, до сих пор удерживаются в плену журналисты Lifenews. На Украине идет война, есть законы военного времени. Если надо обменивать пленных, значит, надо иметь кого-то для обмена.
- Не боитесь что участников съезда заберет СБУ, например, вот харьковчан по возвращении?
- Я сидел в украинской тюрьме за убеждения, и я ничего не боюсь. Ни тюрьма не страшна, ни смерть. Страшно предать память дедов-победителей.
- Ваше главное требование?
- Требуем того, чтобы голос народы был услышан.
В зале в это время один оратор сменяет другого: все говорят о противостоянии киевскому фашизму, о любви к Украине и России, о Великой Отечественной войне, о карателях из Киева…
На съезде присутствуют люди из Одесской, Луганской, Донецкой, Херсонской, Харьковской, Днепропетровской областей. Главным результатом полуторачасового мероприятия становится «Манифест Народного фронта». Впрочем, ничем, кроме названия, эти суровые, в большинстве своем высокие мускулистые мужчины и немногочисленные женщины не напоминают бессмысленно-лояльный российский «Общероссийский народный фронт». По крайней мере, никого из них не представишь занятым бессмысленным выпуском пресс-релизов с гадостями в адрес либеральной оппозиции, нотациями о необходимости строго соблюдения законодательства о митингах или комментариями про то, как в стране стало жить лучше и веселее.
В «Манифесте» сформулированы основные требования протестующих. «Среди нас есть как сторонники переучреждения Украины на принципах федерации и конфедерации, так и последователи более мягкого курса на децентрализацию. Как те, кого вдохновляет идея Новороссии, так и приверженцы принципов широкой автономии и самоуправления свободных регионов», - гласит манифест. От киевской власти собравшиеся требуют прекратить АТО (антитеррористическую операцию), отозвать из регионов чиновников, ответственных за преследование инакомыслящих, расследовать все случаи убийств по политическим мотивам, амнистировать всех политзаключенных, выплатить компенсации семьям погибших, принять законы, по которым Украина станет нейтральной страной вне блоков с двухпалатным парламентом, двумя государственными языками (русский и украинский), широким местным самоуправлением, а также с правом запрета на отдельных территориях местными жителями организаций, которые, по их мнению, подрывают основы общественной безопасности. Подписанты манифесты обещают приступить к акциям гражданского неповиновения и обещают действовать в рамках украинского законодательства «там, где это возможно».
«С нами Бог!» - гласит последняя строчка манифеста.
***
Мы с коллегой сидим на ступеньках городского кафе. Происходящее вокруг ничем не отличается от происходящего в Киеве или Москве – молодежь веселится, парочки целуются. На этом фоне будничный усталый рассказ коллеги о трупах в двадцати минутах езды отсюда звучит странно. Но трупы есть, будут они и завтра и послезавтра. Как можно вернуть ситуацию в мирное русло, кажется, не понимает никто, потому что обе стороны искренне считают другую вселенским злом без права на человечность. В лучшем случае – продажным злом. Обе стороны справедливо предполагают, что вокруг этой войны крутятся большие деньги и большая власть.
Ни один из тех, кто завтра станет трупом, фотографии которого в очередной раз облетят Интернет, ни этой власти, ни этих денег не увидит, однако будет искренне считать, что погиб за правое дело.
Мой поезд проехал границу с Днепропетровской областью. Невольно вспоминается Берлин, где до сих пор сохранен макет одного из КПП времен холодной войны: «Внимание, вы покидаете советский сектор».
