Иллюстрация: Рита Черепанова для ТД
У Андрея* пирсинг и стильная прическа, он пишет электронную музыку, много путешествует и любит дарить подарки. А еще Андрей иногда кормит деревья и однажды на спор сжег себе глаз сигаретой. «Такие дела» записали монолог его мамы, Инны, — о том, как жить и что делать, если близкому человеку ставят диагноз «шизофрения»
«Это пройдет»
У нас семья: я, муж, двое детей. Вскоре после рождения мой младший сын Миша* тяжело заболел — и его парализовало. Старший сын Андрей стал отдаляться от семьи — не только от нас, но и от этой ситуации. Мы с ним пытались не ругаться, но он, наверное, все равно чувствовал, что мы больше занимаемся с маленьким ребенком и меньше с ним.
Андрей постоянно делал какие-то вещи, странные для нас. Был такой случай: он в компании с друзьями на дискотеке поспорил, что сигаретой ткнет себе в глаз. И он это сделал. Сжег себе глаз. В институте его бросила девушка, и он тоже это тяжело переживал. Он с ней дружил очень долго, с первого класса, но она сказала, что видит: с ним не все в порядке. Психологи говорили, что это пубертатный период, это пройдет, просто не трогайте его, не накаляйте обстановку.
Потом он стал употреблять какие-то таблетки. Мы испугались, что это наркотики, сдавали тесты, водили его к психологам. Оказалось, это были антидепрессанты. Он понял, что у него какие-то отклонения, загуглил симптомы, сам себе назначил эти таблетки и начал их пить. Он прекрасно понимал, что с ним происходит, и прятал это от нас. А врачам он не доверял еще больше.
После 18 лет Андрей сказал: «Я уже взрослый, хочу жить самостоятельно». Дома он не мог жить, у него все время так — чуть что, сразу собирал вещи и говорил: «Я ухожу, вы меня не понимаете». Сегодня в Петербург, потом в Иркутск, одно время он жил в Сочи, потом в Геленджике…
Мы ему собирали чемоданы, отправляли деньги на аренду квартиры, на продукты, на одежду… Мне кажется, что он везде, кроме северных городов, проехал. Тогда мы не знали, что это шизофрения, поэтому не понимали, что его желание постоянно куда-то уходить — это симптом болезни.
Он уезжал надолго — на восемь месяцев, на год. Но почти не работал, ему ничего не нравилось. Заканчивалось все тем, что он попадал в больницу. Это было ужасно. Везде ему ставили психические отклонения, стрессы, депрессии — но о шизофрении не говорили ни разу.
«Вижу людей из космоса»
Этот диагноз ему поставили только в 24. Однажды он позвонил и сказал: «У меня галлюцинации. Знаешь, я постоянно вижу людей из космоса и с ними разговариваю, но я не могу это сказать, потому что меня положат в больницу и скажут, что я психбольной».
Я свои чувства не смогу описать в этот момент. Попросила его вызвать скорую. В больнице врач запросила выписки из всех больниц, где он лежал, и поставила диагноз. Я даже представить себе не могла, что это может быть шизофрения. И эта наша безграмотность помешала больше всего. Доктор сказала: «Если шизофрению выявить в пубертатном периоде и пройти лечение, то может быть длительная ремиссия, на всю жизнь».
Пока ремиссия длится где-то полгода. Таблетки (антипсихотики. — Прим. ТД) он должен принимать постоянно — тогда можно спокойно жить и даже работать. Но он с первого дня, как выходит из больницы, отказывается их пить: говорит, что они его убивают.
Первые три месяца, как его выписывают из больницы, он никуда не ходит, ни с кем не общается — только с нами. Делает все по дому сам: «Мамочка, ни в коем случае не пачкай свои ручки». Он увлекается электронной музыкой, сам слушает и пишет, выкладывает во «ВКонтакте» — там он еще общается с друзьями.
Через три месяца он начинает прятать или выплевывать таблетки. Если вдруг мы заставляем их принимать, то он ругается: говорит, что мы делаем ему только плохо и он не хочет с нами жить. Очень тяжело такие скандалы выдерживать. Ты понимаешь, терпишь, молчишь, где-то успокаиваешь, где-то не реагируешь.
Он и сейчас считает, что здоров, а шизофрения — это глобальный заговор, он идет из космоса. Тут не поспоришь: с космосом вообще сложно спорить.
Через три месяца он перестает есть мясо, курицу и рыбу: это все нельзя есть, потому что это живое. Может сесть вот так перед нами: «Ну что, вкусно тебе котлету есть? Ты же знаешь, что это было живое, а вы его съе-е-ли!» Очень сильно худеет, начинает наводить себе прически, хочет подстричься, отрастить волосы, их покрасить — самолюбование постоянное. Дальше становится все хуже-хуже-хуже. Он общается с космосом, кормит растения: во всех горшочках с растениями конфеты разложены. С балкона он все время кормит деревья: то крупу им кинет, то курицу.
Потом он ложится в больницу, его пролечивают, и через три месяца он — здоровый человек.
«Мама, забери меня отсюда!»
Таким людям очень тяжело жить дома, и для семьи это тоже очень тяжело. Он очень любит вспоминать какие-нибудь истории из детства болезненные и обвинять меня в них. «А ты вот помнишь, как ты тогда-то или то-то?» Чтобы я почувствовала вину и мне стало больно.
Родные его боятся: когда он вышел из больницы и их обнял, все были в шоке. Сам диагноз пугает людей настолько, что никто не хочет находиться рядом. Хотя у Андрея нет агрессивного поведения, он очень добрый, он всех любит, если есть деньги — сразу дарит всем подарки. Он находится в большей угрозе, чем общество, потому что он за свою жизнь никому ничего плохого не сделал.
Но просто отправлять людей с шизофренией в больницу нельзя: это ухудшает их состояние. Я к нему приезжаю, он просит: «Мама, забери меня отсюда!» Я, пока молодая, могу обеспечивать его, могу даже купить ему квартиру, чтобы он жил самостоятельно, — но он жить самостоятельно не может. Как он будет жить, когда я не смогу его обеспечить? Вот это самое страшное.
В идеале мне, конечно же, хотелось бы, чтобы мой ребенок попал в 1 процент, который выходит в длительную ремиссию. Главное — подобрать терапию, которая будет его сопровождать всю жизнь и будет ему подходить. Например, я слышала о том, что этим летом в России появится лекарство, которое влияет и на позитивные симптомы шизофрении (бред, галлюцинации), и на негативные (апатию, депрессию, асоциальность), помогая таким, как мой сын, вернуться к обычной жизни.
Всем, чьим родным установили диагноз «шизофрения», я бы посоветовала найти людей, которые с этим столкнулись, например, существует пациентская организация «Новые возможности». Там родственники людей с шизофренией поддерживают друг друга, помогают советами. Это позволяет обрести внутренний покой. Ты понимаешь, что с этим можно жить.
Но еще больше я хотела бы посоветовать людям не бояться психиатров. Страх обратиться к специалистам только усугубляет болезнь.
По результатам опроса ВЦИОМа, проведенного совместно с фармацевтической компанией «Гедеон Рихтер», подавляющее большинство россиян — 70 процентов — знают о шизофрении в общих чертах. При этом почти 40 процентов уверены, что человека с шизофренией нужно изолировать от остальных, 63 процента — что он не может контролировать болезнь.
*Имена изменены по просьбе героини публикации.