ДМИТРИЙ ХВОРОСТОВСКИЙ:
Уже после начала курса лучевой терапии решил дать концерт в российском посольстве в Лондоне …
ИНТЕРВЬЮ ДМИТРИЯ ХВОРОСТОВСКОГО
– В начале лета вы известили о болезни и вынужденном перерыве в выступлениях, потом была пауза в несколько месяцев, во время которой от вас не поступало никакой информации, за исключением короткого сообщения, что лечение проходит нормально. Поэтому выложенный в середине сентября на сайте The Metropolitan Opera двухминутный ролик с вашей совместной с Анной Нетребко репетиции «Трубадура» собрал за сутки более ста тысяч просмотров.
Д.Х: – По большому секрету: ни свой сайт, ни страницы в социальных сетях я лично не веду. Мне помогают специально обученные люди. Разумеется, они делают все с моего одобрения, но сам посты в Facebook не пишу и фото в Instagram не выкладываю.. У меня публичная профессия, но по характеру я закрытый человек и тщательно охраняю приватное пространство. Это только мое и ничье больше.
– Тем не менее об опухоли в мозге вы сказали сами…
Д.Х: – Из-за прогрессировавшей болезни я отменил один event, второй, третий, не хотелось, чтобы поползли какие-то слухи, начались пустые домыслы, и я заявил все как есть... Мне так проще жить. В любом случае пришлось бы давать потом комментарии, что-то объяснять.
Почему не сказать сразу, попытавшись тем самым закрыть тему? Не привык лгать и вводить людей в заблуждение.
Я хорошо все обдумал, взвесил, посоветовался с семьей, с близкими, с Марком Хилдрю, моим другом и многолетним директором... Вместе решили: говорим правду. Бог видит, зарабатывать пиар на болезни и чужом любопытстве я точно не стремился.
– Вам почти сразу предложили медицинскую помощь в России, но вы отказались.
Д.Х: – У меня все есть, и ничего не нужно. Помогать надо тем, кто лишен возможностей обеспечить себя. Кроме того, важно понимать психологическое состояние человека, только узнавшего о тяжелой, не исключено, смертельной болезни. В такой момент менее всего хочется общаться с кем-либо. Это радостью и счастьем мы готовы делиться с миром, а в беде лучше побыть одному. С новой реальностью проще свыкаться наедине с собой. Надо все пережить самому, тут никто не поможет. Не сумеет, даже если сильно захочет.
– И подготовиться к подобному тоже ведь заранее не получается.
Д.Х: – Знаете, болезнь не стала для меня таким уж сюрпризом, видимо, я к ней подошел. Продолжительное время не мог избавиться от пессимистического настроения, появилось черное восприятие мира, чувство апатии и усталости. Перестал получать наслаждение от работы, был очень утомленным, безразличным к происходящему вокруг. Возможно, причиной и служило физическое состояние, но до поры я не понимал этого.
СЦЕПИТЬ ЗУБЫ И ТЕРПЕТЬ
– Первая мысль, когда опасения подтвердились?
Д.Х: – Конечно, шок. А как иначе? Нормальная человеческая реакция! Всегда ведь надеешься на лучшее, но допускаешь и худшее. Старался гнать дурные мысли, но они все равно приходили… Попробовал отключить эмоции, рассуждать здраво. Понял, что не могу вот так взять – и уйти. Вокруг меня люди, мама и папа, жена и дети. Нина и Максим совсем еще маленькие… В химиотерапии главная проблема – продолжительность курса. Надо настроиться, как минимум, на полгода систематического лечения. Сцепить зубы и терпеть.
Очень помогла поддержка жены. Без Флоранс справиться с ситуацией было бы гораздо сложнее. Фло ни разу не позволила себе усомниться, что возможен иной исход, кроме победы над болезнью. Поначалу я ведь находился в полном расстройстве чувств. Пока ты на публике, держать лицо проще, я давно научился внешне не выказывать эмоций, но когда остаешься наедине с самим собой… Болезнь может подавить, сломить волю, если не противопоставить ей что-то еще более сильное и важное. Любовь, семья, работа, спорт – надо непременно зацепиться за шанс и держаться за него руками, ногами, чем угодно.
Я заставлял себя чуть ли не каждый день посещать тренажерный зал, хотя в тот момент начались всякие осложнения, воспалился седалищный нерв, я с трудом двигался, вставал, садился, ходил…. Меня облучали шесть недель. Это сильный удар по организму, серьезный ущерб здоровью.
Последняя процедура была 12 августа, а голова до сих пор фонит...Я частично облысел, волосы на затылке посыпались. В клинике Рочестера в США мне сделали мощную биопсию, операцию под общим наркозом, без которой нельзя было понять, какую методику лечения выбрать. Сверлили отверстия в основании черепа. Если поднести руку к участку, который подвергся облучению, даже дополнительное тепло можно почувствовать. Бывают моменты, когда приливает кровь, и все там начинает пульсировать. Разве что музыка не звучит. Это результат радиации...
– А головокружения ушли?
Д.Х: – Не совсем. Меня предупредили, в той или иной форме они могут остаться до конца моих дней. Значит, буду жить с этим. Вот и провожу физические упражнения, укрепляющие чувство равновесия.
Я всегда старался посещать спортзал хотя бы пару раз в неделю, теперь делаю это чаще. Для того комплекса, который мне сейчас разработали, даже специальные тренажеры не нужны, можно заниматься в любой свободной комнате. Важна регулярность, система. Поначалу больно, трудно, но я вышибаю клин клином, постепенно мышцы разогреваются, и неприятные ощущения отступают.
У меня здоровый организм, и это должно помочь справиться с болезнью. Обязательно поможет. Я знаю. Теперь будет только лучше.
Считаю себя способным здраво оценивать происходящее и вполне отдаю отчет, насколько серьезна ситуация, в которую попал. Напоказ радоваться жизни не буду. Тем не менее настроен бороться и использовать любой шанс, чтобы найти позитив. Про таких, как я, американцы говорят: survivor, намеренный выжить, цепляющийся за жизнь…
– Вы ведь и страх высоты пытались победить, даже с парашютом специально прыгали.
Д.Х: – Эта боязнь с юности. Подростком я едва не сорвался со скалы на красноярских Столбах. Шел дождь, а у меня была совершенно не та обувь, я поскользнулся и начал падать. В последний миг инструктор сумел чудом подхватить. И спас мне жизнь. Иначе наверняка разбился бы, погиб.
С тех пор я не слишком большой экстремал. Даже на балконе ощущаю себя не очень уверенно. Дети подходят к краю, смотрят через перила вниз, а у меня все холодеет внутри, мурашки по коже бегут. Но стараюсь справиться с фобией.
Вся жизнь – борьба и преодоление. Вот хотел полетать на истребителе, почувствовать перегрузки. Здесь, под Москвой. Разумеется, в качестве пассажира. Товарищ рассказал, и я загорелся мечтой. Все почти сложилось, но в последний момент сорвалось. Ничего! Может, в следующий раз. Если врачи разрешат…
РАБОТА БЕЗ ПЕРЕДЫШКИ
Д.Х: – Повторю: в трудные моменты очень помогает повседневная рутина. Дела отвлекают от плохих мыслей. Я должен постоянно следить за голосом, это мой рабочий инструмент, который надо содержать в порядке.
В любом состоянии час-два в день занимаюсь вокалом. Что-то разучиваю, исполняю знакомые произведения. Это невероятно дисциплинирует, приводит в тонус. Главное – не прерываться: день за днем, день за днем…
Уже после начала курса лучевой терапии решил дать концерт в российском посольстве в Лондоне, хотя к тому моменту отменил все запланированные выступления. Идея пришла в голову спонтанно. ...
Болезнь и все, что с ней связано, обогатили меня дополнительным опытом. Раньше не испытывал подобного. Совершенно иное ощущение! Я вышел из-за кулис, смотрел на лица людей, а внутри все бурлило. Потребовалось усилие, чтобы взять себя в руки, успокоиться и сглотнуть комок, который застревал в горле.
История повторилась 25 сентября на открытии сезона в Met, где я дебютировал после вызванного лечением перерыва. Понимал: когда появлюсь на сцене, начнется овация. Знал, что дирижер наверняка приостановит спектакль, давая залу выразить эмоции. Было важно выдержать в эти минуты, не сбить дыхание, не разрыдаться от обилия чувств, не рухнуть на пол. Не утрирую!
Серьезнейшее психологическое испытание! Это оказалось наиболее сложным. Не глобальный процесс возвращения на сцену, а именно первый шаг по ней.
– Сделали глубокий вдох? Или выдох?
Д.Х: – Использовал весь доступный мне инструментарий. Улыбался, вертел головой, пытался разглядеть среди зрителей знакомые лица, готов был совершить что угодно, лишь бы не дать сердцу затрепетать сверх меры, не оказаться беззащитным перед аплодирующим залом. Нужно было переключить внимание на что-то другое, не прислушиваться к внутреннему состоянию.
– А когда в финале вам под ноги посыпались белые розы?
Д.Х: – Еще один сильнейший удар! Если к началу спектакля я морально подготовился, то дождь из цветов застал меня врасплох. Накануне прошла генеральная репетиция на публике, и я знал, что овация в конце обязательно будет, но такого количества роз никак не ожидал.
Мы вышли на поклоны, выстроились в линию, и вдруг дирижер спектакля Марко Армильято схватил меня за руку и вытолкнул вперед. В первую секунду я даже растерялся: так не принято. И тут из оркестровой ямы полетели цветы. Много! Очень!
Я не знал, что делать, как себя вести. Оглянулся на партнеров: Аня Нетребко, Марко аплодировали и… плакали. Но я ведь тоже не железный! Наклонился, начал дрожащими руками собирать розы, а они продолжали сыпаться передо мной! Длинные, колючие…
Меня спасло шампанское! Каждый день откупоривал новую бутылку
Д.Х: – После каждого сеанса лучевой терапии я на несколько часов, что называется, выпадал в осадок, не было ни сил, ни эмоций, ни желаний. Сидел в кресле как живой труп. К шести вечера постепенно приходил в себя, потом выпивал бокал шампанского и сразу восставал, словно заново рождался на свет.
– А спиртное разрешалось?
– Меня спасло шампанское! Каждый день откупоривал новую бутылку. Это поднимало настроение, приводило в тонус. Ко мне ведь постоянно приезжали гости. Некоторые останавливались у нас дома, благо места всем хватает. Я ведь не лежал в клинике, ездил на процедуры и возвращался к себе. Впервые за долгие годы три месяца провел с семьей. Исключительный случай!
Кстати, после концертов в Москве, Петербурге и Уфе зрители на этот раз несли не только цветы, но и баночки со снадобьем, народное зелье, которое лечит сразу от всех болезней, брошюрки, картинки, иконки…
– Вам ведь наверняка не раз приходилось пересекаться с сильными мира сего?
Д.Х: – Никогда не искал их дружбы или расположения, не преследовал такой цели. Они заняты важными государственными делами, а у меня собственная ниша. Мне ничего не нужно от власти. Абсолютно.
Я не руковожу крупным оркестром или коллективом академического театра, не претендую на бюджетное финансирование и гранты. Как бы точнее выразиться? Я self-employed работаю.
В далеком уже 91-м я получил в Белом доме Госпремию России из рук Бориса Ельцина. Мне даже поручили сказать ответное слово от имени лауреатов. От волнения промямлил что-то не слишком выразительное. Запомнил только, что Борис Николаевич был бодр, красив, полон сил.
В 95-м я стал народным артистом России. Один, нигде не числюсь, ни в каких труппах не состою и принадлежу самому себе. Наверное, это называется независимостью?
– Обратимся к делам недавним. Вы же в этом году стали почетным гражданином Красноярского края?
Д.Х: – Надо чаще бывать на малой родине. Прилетал туда весной. Если не ошибаюсь, 27 мая там прошел мой последний концерт перед болезнью.
Мы приезжали всей семьей. Было очень здорово. Двоюродный брат Алексей с племянницей Ольгой показывали город, возили в заповедник Столбы, Нина и Максим пищали от восторга!
И любимая теща тоже везде побывала, все осмотрела. Она итальянка, живет в Женеве. Я на протяжении многих лет с пеной у рта доказывал, что у Сибири есть своя прелесть, по красоте не уступающая Швейцарии. Йонес снисходительно слушала мои пламенные речи и, наверное, посмеивалась в душе. А тут приехала в Красноярск и убедилась, что я не далек от истины. Ей все очень понравилось.
С тещей у меня замечательные отношения. Она прекрасный компаньон, люблю с ней быть. Из шести недель моей радиации Йонес провела со мной четыре. Кормила, поила, ухаживала…
А сейчас, знаете, что с ней случилось? Третьего октября в Женеве в театре смотрела трансляцию «Трубадура» из Нью-Йорка. Выходя из зала, споткнулась на лестнице и сломала ногу. Вот как бывает! До января будет лежать в больнице, поскольку дома сложно перемещаться на коляске. Теперь мой черед навещать тещу, заботиться о ней. Мы с Фло уже летали в Женеву
– В 2005 году вы впервые провели гастрольный тур по России с песнями военных лет. Знаю, поездке предшествовала ваша встреча в Ново-Огарево с Владимиром Путиным…
Д.Х: – До этого было мое выступление на Красной площади. Мне первому из оперных певцов выпала честь дать там сольный концерт, телевизионную версию которого показывали потом в 25 странах мира.
Владимир Владимирович пришел в начале второго отделения после завершения переговоров в Кремле с тогдашним президентом Египта Хосни Мубараком. Лидеры двух государств появились перед трибунами в момент, когда я исполнял песню «Вот солдаты идут…» Так совпало.
К печати подготовила
Надежда Алисимчик
Полный текст интервью читайте на сайте : http://tass.ru/opinions/top-officials