Я давно боюсь слова «рак». Когда натыкаюсь на него глазом или ухом, делаю вид, что не вижу, не слышу, и вообще оно, страшное слово, не имеет ко мне ни малейшего отношения. Но вот обнаружили «это» у близкого мне человека. Верней, сперва она сама обнаружила – почувствовала, нащупала и пошла «проверяться».
– Опухоль, – сказали врачи. – Срочно на операцию.
Срочно – это значит собирайте в кучку все снимки и бумажки с анализами и штурмуйте краевую онкополиклинику (Владивосток, ул.Русская). Здесь и только здесь всем раковым больным Приморского края выдают судьбоносную бумажку установленного образца – направление в стационар.
Раньше, то есть в советские времена, в эту укромную «больничку» под сенью дерев (ниже «тысячекоечной», напротив бывшей больницы рыбаков) свозили на лечение членов крайкома КПСС и иже с ними лиц. Куда сегодня несет свои недуги приморская власть? Не сюда. В другие «больнички».
Сюда – всем остальным. В онкополиклинике с 8 утра не протолкнуться. Регистратура в осаде. Шуршит бумагами, отстреливается талончиками на прием к онкологам. У дверей врачебных кабинетов – очереди такой длины, что в ожидании успеваешь узнать много нового, вскипеть возмущением и заскучать.
Мы-то сидим по знакомству (талончик получили в обход толпы). А «обычные граждане», оказывается, бдят под поликлиникой с ночи, образуя списки под номерами, отмечаясь и перекликиваясь. Ну, по типу советских очередей за коврами и гарнитурами.
И ладно бы ехали тяжелобольные только с Тихой, Нейбута и прочих Змеинок. Так нет. Добираются из Находки, Артема, Дальнегорска… Оказывается, нигде в глубинке (хотя какая Находка – глубинка?) нет ни онкополиклиник, ни онкологов, ни возможностей для диагностики и направления в стационар.
Сюда приезжают, приходят, доползают «первичные» больные. Входят, робея, в кабинет, бодрятся: «Что, доктор, кранты?..» Доктор перебирает ваши бумажки и гонит в другую очередь – на УЗИ, томограф, рентген, пункцию: «Сделаете – возвращайтесь». Возвращаетесь спустя два-три часа, сидите еще час. И уходите до следующей недели, до «приговора» – злая опухоль в тебе проживает или добрая?
Новичок сперва никак не сообразит, почему многие женщины здесь прячут волосы под косынками. Наткнувшись на рекламку при входе: «Парики, тел. …», делает ошибку в ударении, ударяя почему-то на первый слог. Внезапно осеняет, что надо – на последний. Что парик – это коммерция для тех, кто знает, куда повесить адресную рекламу: рядом с зоной облучения и химиотерапии, временного (временного?) облысения. Рядом с бедой.
Да вот же она, беда. Бабушка, скрюченная сколиозом или чем там еще. В каждой руке по сумке. Тащится прочь от поликлиники. Ей надо на автовокзал. Берусь подвезти. Ставлю одну из сумок в багажник. Ох, неподъемная. Чего там в ней? Смена одежды, еда, питье – бабушка ехала во Владивосток аж из Рощино (Кировский район) «сдаваться» в больницу.
Восемь лет назад у нее обнаружили рак и отрезали грудь. С тех пор жила себе и жила. И вот опять… Тихонько плачет. Очень обижается на врачей. Почему сказали делать недостающий анализ по месту жительства? Почему нельзя во Владивостоке, раз уж приехала? Нет, послали назад, в Рощино. Не пожалели. Одна она на свете. Мужа похоронила, сына… Теперь все сама…
Моя подружка, как и эта бабушка, из «вторичных» больных. Тоже прооперированная. Тоже – химиотерапия. Она говорит, что краевая онкополиклиника – это ад. Или «станция ускоренной отправки больных на тот свет».
Если кто-то скажет, что эти слова болезненное преувеличение, пусть представит себе, как «вторичные» – лысые, в париках, в боли и тошноте, в повторных швах, бинтах и бандажах, на последних стадиях заболевания – часами маются под дверьми врачебных кабинетов в ожидании планового осмотра. Многие не могут сидеть, а потому стоят, прикидывая, доживут ли до дивана или кровати?
Наконец, ад пройден. И вы в чистилище – стационаре. Повезет – попадете на операцию к доктору Игорю Истомину. Или доктору Юрию Збаню. И они сделают все, чтобы вы жили. Медбрат Александр с первого раза попадет шприцом в проблемную вену. Санитарка не пропустит момент и примчится к вам, лежачему послеоперационному больному, со спасительным судном. Сестра-хозяйка, не ворча, заменит сырую простыню на сухую – со штампами «Онкология» по цветастому ситчику.
Первые сутки после наркоза вам будет очень больно. Но уже на вторые вы удивите самих себя и родных, когда встанете и своим ходом пойдете по длинному больничному коридору на завтрак. Вся столовая в утреннем солнце. На раздаточном столе кухонное ведро с надписью «Онко Каша» и эмалированный чайник – «Онко Чай». Ничего особенного, просто промаркировано для порядка.
С аппетитом поев, вернетесь в палату, подойдете к окну. Готовясь к холодам, персонал отделения законопатил щели полосками марли. Прилетел воробей, вытянул нитку, ловко собрал ее в кучку и, зажав в клювике стройматериал, упорхнул по делам. «Завтра, – чирикнул, – опять прилечу. Увидимся!».
Тамара Белова.
Фото http://infosmi.net