Село! Здесь есть нечто такое, настоящее, до боли родное, доверчивое, что вытравить это – значит обезличить жизнь! При исчезновении села в целом и людей до боли родных, в частности, лично для меня, легче представить и понять, как мимолетна жизнь, как тот или иной человек тратит годы, а порой и саму жизнь в рвении за богатством, за сладкой жизнью.
Ведь самое весомое искушение в череде остальных, как на смертном одре льют слезы за напрасно прожитые годы в этой гонке за «халявой», ибо у савана нет карманов. И эти глупые «отмазки», что хватал, что не попадя, для детей своих, просто фикция!
Вся ценность жизни в том, что достигнуто своим трудом и трудом детей, в том числе. Как это тупо и глупо, и как все просто понять!
Я много знаю о блокаде Ленинграда. В те далекие и в то же время близкие времена в моем роду погибли там две тетки. Они отгрызли себе пальцы на руках, так рассказывала мама. Как отдавали золото барыгам в обмен на хлеб, наверное, известно всем.
Можно отдать все за глоток воды, за корку хлеба, если на кону стоит вопрос жизни и смерти. Неужели сложно это представить? С исчезновением жителей села Ильичевка легко представить, что ты один на земле, и это все твое…
К нашему горю, иначе я происходящее назвать не могу, современная политика внесла свои коррективы во все уголки нашей необъятной… Сплошная, тупая, извините, неадекватная зависть правит жизнью.
Зомбированные люди плачут, плачут искренне… от зависти! Ставят крест на своей жизни от той же черной зависти. Да что это? Не оглядываясь ни на историю, ни на прошлое свое.
Какая там консолидация? Хорошо тому, у кого у соседа хуже! Нас что, только война может объединить? Нужно радоваться жизни, мирному небу, солнышку, и что сосед еще жив и с ним можно поговорить. Люди исковеркованы этой нелепой переоценкой ценностей, навязанной некоторыми заинтересованными людишками сверху.
Но как я рад, что находятся еще адекватные. Авдеенко Н.Х. взял вот и помог инвалиду 1-ой группы, уголь привез на дом. Но и тут не обошлось без зависти. Чему? Инвалидности что ли?
Некая Надежда из Фокино выписала на деревню газету «Арсеньевские вести». Сколько бы я ни добивался ее данных, дабы поблагодарить, но так и не нашел. Спасибо вам, Надя! У вас все будет хорошо в жизни! Это я вам говорю! Я знаю и вижу, что пишу. Это не философия и не демагогия, а факт!
А пишу я для вас и статьи, и рассказы о людях. В их память. В память о жизни настоящей, а не виртуальной.
За молодежь тревожно! Много лет их зомбируют, а взрослые достучаться до их сознания не могут, да и вряд ли смогут.
* * *
– Толь, Толь! – Послышался пронзительный зов от ворот.
Анатолий Алмазов из села «Путиловка» выйти на этот тонкий, какой-то просящий зов не спешил. Он прекрасно знал до мелочей, кто и зачем его зовет. Он подлинно знал всю череду слов, которые услышит от примелькавшегося до безобразия и все же родного Кудашкина.
Односельчанина, между прочим, звали Вова, и фамилия у него Кудашли. Но, как водится, прилепили Кудашкин. Дело в том, что Толян после определенного периода бурной жизни – неизменным присутствием поллитры, бросил пить. И не то, чтобы час не пьет, два не пьет, а крепко, в конец завязал!
То ли что-то ему было сказано с небес, то ли что-то щелкнуло в башке, неведомо. Но прошла неделя – не пьет, месяц – не пьет, год – не пьет. Односельчане недоумевали. Были приняты экстренные меры для спасения человека. То один подойдет с полной пол литрой, то другой, а то и третий.
То усядутся напротив дома с запасом сивухи, вело и очень уж счастливо, глядя призывно, смачно чокаясь, не забывая спросить у Толяна корочку хлебца, а между тем непременно предлагая, будешь?
Толян не реагировал. Правда, при виде «бухого» человека у него из глубины поднималась такая тяжелая, мутная злость, что порой переходила в безудержное бешенство. Испробовав всю коварную методику возвращения Толяна к нормальной жизни, односельчане махнули рукой: пропал человек, чужой, однако, стал.
Пить Толян прекратил, и, похоже, надолго, хотя, согласно поговорке: от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Но, добавить следует – и от водки тоже»
А вот живой интерес к виноделию у Толяна вырос. Любил он при урожайности винограда, вишни собственноручно поставить хорошего винца. Правда, под ворчание жены Акулины, мол, выходит дороговато, сахар-то ого-го!
Но Толян это ворчание прерывал веским аргументом: а хошь, напьюся? И жена, вспоминая крутой нрав мужа, тут же замолкала. Правда, и Толян стращал просто для профилактики, интереса выпить у него так и не появилось. Но, видя как иной раз страдают с бодуна односельчане, отказать им опохмелиться не мог.
Со словами: ну, зачем так жрать-то эту гадость, он неизменно выносил кружку вина. Но ни на какие просьбы о добавке не поддавался, ухищрения не помогали.
Интерес общества относительно опохмелки стабильно рос, зная безотказную душу Толяна, тот или иной подходил опохмелиться. Но Кудашкин Вова в этом явно преуспел больше всех.
– Толя! – Вновь раздался крик, переходящий чуть ли не в плач.
– Толь!
Анатолий, выждав невыносимую паузу, разжигая печь в бане, для пущей серьезности основательно нахмурил лоб и наконец-таки вышел.
– Чего тебе, Вовка? – подходя, спросил он.
Вовчик моментально состряпал безутешный вид, заорал.
– О! Толян, иди хоть поздоровкаемся! Здорово! А я иду, понимаешь, мимо, ага, дай, думаю, с Толяном поздороваюсь. А ты все занят, значит? По хозяйству, ага. Ну, как оно? Как жизнь, ага? – уже весело тараторил Вова.
– Ну, говори, Вова, а то некогда, – нетерпиливо спросил Толян.
– А, некогда, молодец! – как бы между прочим невзначай спросил, – А, может, нальешь кружечку?
Толян, зная, что последует дальше в случае отказа, и не имея желания унижать мужика, без слов вынес кружку вина и, приняв дежурную благодарность, отправился в баню париться. В самый разгар скрипнула входная дверь, выпустив облако пара, и в баню юрко втиснулся Вова.
– О!, Толян, моешься, ага. Вот это молодец! Банька такая хорошая, мало…
Договорить Кудашкин не успел. Схватив черпак Толян кинулся на Вована. В чем мать родила, размахивая черпаком, рванул он к воротам, но Вова был уже далеко от дома. Холодный зимний ветерок вовремя остудил гнев Анатолия, и он прыжками скакнул в парилку. – Толь! Толь! – послышался на следующий день до боли знакомый зов Вована.
Где они, давно канувшие в Лету родные люди? Нет их!
А.А. Павлов, c. Ильичевка Приморского края.
Картина Василия Шульженко, Zen.yandex.ru