В метро год назад, 3 апреля, произошла трагедия: террористический взрыв на перегоне одной из самых загруженных веток в районе Технологического института. Погибли люди. Кровь, крики, раненые, растерянные…
Мобилизовались тогда не только выжившие и не пострадавшие. Потрясенный мир узнал способность всех питерцев деятельно соболезновать и помогать. Транспорт - и частный, и такси, и городской - развозил пассажиров, выбравшихся на поверхность. Бесплатно. Это было народное движение, пожалуй, родственное «Бессмертному полку» по силе эмоций и единения. Далекое от самолюбования и развлечений.
Плакаты на траурных цветах в районе пострадавшей станции метро:
Удивительный город. Удивительные люди, его населяющие.
Сколько бы их душа не перерождалась, они будут отвечать за этот грех (в адрес террористов).
Люблю, горжусь и верю.
Питер, мы с тобой.
Мы- сильные.
Вся страна от Владивостока до Калининграда поддержала боль Питера. Даже наши сокурсники звонили, аккуратненько спрашивая, всё ли у нас в порядке.
Плакат на футбольном матче в Сербии:
- «Безмерна Боль, что рвет сердца на части».
Реквием в Большом зале консерватории. На траурном митинге Розенбаум пел без сопровождения.
Все события этих дней вокруг теракта мобилизовали и проявили в очередной раз лучшие человеческие качества жителей города: силу духа, несгибаемость, готовность к сопереживанию и помощи, мужество и преданность своему народу. Да. Не хватает эпитетов, но поверьте, слова не могут в полной мере отобразить выплеснувшуюся красоту души Питерцев, потрясшую мир.
Познакомились мы с Петербургом, тогда еще Ленинградом, на преддипломной практике. Жители Ленинграда уже тогда, в 60-е годы, отличались от дальневосточников. Город прекрасно снабжался, и нас удивляли пристрастия жителей к небольшим порциям покупок: полкилограмма мяса (но парного!), 50 грамм кофе (но молотого здесь же, в ближайшем магазине за углом) или четверть батона ржаного подового. Вкус этого хлеба не забылся и через пятьдесят лет.
Прошло лишь 20 лет после войны. Поголовно жили в коммуналках с дворами-колодцами. Русский язык жителей был чистым, без местечковых акцентов: оканий и аканий, а «поребрики», «парадные», «латка», «кура» и «греча» еще не были в ходу и не удивляли приезжих.
А вот посещение Ленинграда, переживающего последние годы своего имени «великого вождя революции», в 80-е оставило печальные воспоминания. Исторические фасады домов разрушались, не дождавшись нужного ремонта, опадала растрескавшаяся штукатурка, пыльно и неприбрано; появилась неуместная реклама, говорившая о новых явлениях - коммерциализации производства, услуг и торговли. Жили всего неделю, и то, в Ломоносове, и в Ленинград уезжали редко. Общественные здания внутри украшали картины великих художников, например, в нашем санатории-профилактории, бывшем Фрейлинском доме, висели работы Ивана Айвазовского. Появились свободные художники, писавшие на Невском проспекте портреты прохожих. Розенбаум входил в моду и рвал душу про Спас на Крови в лесах. Хмурые жители. Осень, пасмурно и холодно.
Зато пребывание уже в Санкт-Петербурге в 2011 году, несмотря на свою кратковременность, оставило ярчайшие впечатления в цвете. Мы, несколько дальневосточников, крутимся на остановке автобуса вокруг карты города, располагая ее в руках то прямо, то кверху ногами, и не можем понять, как быстрее попасть на Садовую. Времени нет – опаздываем! Нас окружают все стоящие здесь же питерцы и очень вежливо пытаются помочь, заглядывая в карту: «Мы находимся здесь, вот здесь – Таврический, вы знаете Таврический сад? Как, вы не знаете Таврического сада?!!!». В голосе не только удивление, но жалость к этим приезжим, гостям города, которые н е з н а ю т Таврического сада. Мы, конечно, знаем о Таврическом саде от Корнея Чуковского («Мойдодыр»): «…я к Таврическому саду, перепрыгнул чрез ограду…», но мы совсем не ориентировались, где он находится и где мы.
Чистый город сияет свежими красками, отреставрированными фасадами, полон туристов… Подросли деревья в скверах и заматерели. На старых местах наши знакомые: Исаакий, Казанский собор, шпиль Адмиралтейства и Дворцовая площадь. Восхитительный город-праздник. Жители деликатны и, как всегда, готовы помочь. С новыми поколениями и приезжими (наверное, из деревень), пополнившими население Питера после блокады, упрочились и новые слова, неведомые нам прежде.
Мы любили этот город, и когда крепко задумались, где доживать на пенсии, конечно, выбрали Санкт-Петербург. Не так и сложно было продать квартиру во Владивостоке и купить здесь в Питере, в центре, потеряв половину её площади.
Городу Петра чуть более 300 лет, простыми горожанами, составившими его население, в первую очередь становились жители далеких и близких окрестных деревень, привлеченных к его строительству. И вот как это откликнулось в наше время.
Едем в троллейбусе, обеденный час пик, и салон забит людьми разного возраста. На общем шумном фоне выделяется молодой голос, громко говорящий по сотовому телефону. Народ притихает и прислушивается. А молодой человек, не замечая изменившейся обстановки, продолжает «хлестаться», оперируя банковскими терминами - «у нас в банке», «вам надо зайти в наш банк», «провести платеж» и т.д. Тут весьма пожилой мужчина не вытерпел:
- Заткнись, ты, скобарь вонючий! Какой ты банкир - …в троллейбусе?!
И продолжил что-то не менее веское от себя, да так, что «банкир» наш выскочил из троллейбуса на ближайшей остановке.
Не сразу нашлось объяснение выражению, обозначенному курсивом, помогли многочисленные книги о Питере и тот же Интернет. Оказывается, Петр 1 переселил крестьян из Псковской губернии, которые были рыбаками и большими умельцами в парусном оснащении рыбацких судов. Они образовали поселение Рыбачий и занялись в Санкт-Петербурге изготовлением бегучего и стоячего такелажа для флота Петра. Подразумеваю, что смазки, которые и сегодня употребляются при производстве и использовании скобяных изделий, и дали такое «пахучее» определение скобарю.
- Скобарь - это житель Псковской области, - в один голос объяснили мне женщины, мирно беседующие в очереди в поликлинике.
Кстати, «воспитатель банкира» проявил и некую высокомерность, также характерную для питерцев, частично она родом от их «столичности», и нет-нет да сквозит в бытовой речи; частично, как в этом случае, от пришедших к нам через 300 лет всегдашней спеси купечества, чванства мещан-белоручек перед ремесленниками, мастеровыми. Ничего подобного мы не видывали и не слыхивали на Дальнем Востоке.
Удивила, и по-хорошему, нас, дальневосточников, и такая сценка в общественном транспорте. Народу немного, но все сидения заняты, ближе к выходу - стайкой студентов, человек пять. Заходит старик, стоит, никто ему не уступает: студенты заговорились, шумно перебивая друг друга, и ничего вокруг не видят.
- Вы что, все пятеро уже инвалиды?! – громко, грозно и ехидно спрашивает он. Ребята поднимаются все как один и продолжают веселиться как ни в чем не бывало. Да-а-а, уж что услышал бы этот старик в свой адрес у нас во Владивостоке… К слову сказать, пожилым здесь почти всегда уступают место без каких-либо сомнений.
Питерцы вежливы и предусмотрительны, более терпеливы, чем в наших дальних местах. Вечерний час пик, мне необходимо продлить проездной, уже завтра проезд будет не оплачен, а это чревато финансовыми потерями, не желательными пенсионеру. Перед входом в фойе метро, где расположены необходимые кассы, толпа, очередь начинается метров за 15 до дверей. И я с медленно входящими сотнями людей протискиваюсь вовнутрь. А как же назад, если дверей на выход нет, кроме как на вход?
- С Новым Годом! - шутя говорят мне встречные, не понимая, почему двигаюсь против мощного течения, но аккуратно пропускают.
На моих изумленных глазах в этой, казалось бы, неуправляемой толпе образовался такой тоненький «ручеек чистой воды» для того, чтобы бабушка (это я), попавшая впросак, вышла без потерь.
В Мюзикл-Холле давали «Иоланту» Петра Ильича Чайковского, в постановке Театра оперы и балета Консерватории им. Н.А. Римского-Корсакова. Любопытно было послушать студентов, купили билеты - и вот мы в зале. Не сказать, чтобы зал был полный, зрителей «уплотнили» ближе к сцене.
Не успел появиться на сцене герцог, как раздались дружные аплодисменты и даже крики «браво!». Не совсем понимая, что происходит, мы следили за сюжетом и игрой действующих лиц. Больше всего запомнился, конечно, Роберто. Был он, что называется, коренаст и не отличался герцогской статью. Зато имел выдающиеся сапоги на высоком широком каблуке. Они были значительно велики ему, и таскал он их, волоча за собой, как маленькая девочка, вставшая в мамины туфли на каблуках. Пел невнятно, то ли не знал роли, то ли был чем-то озабочен. Будешь тут «озабочен», если родители прочат ему невесту, принцессу Прованса, которую ни разу не видел, а он не на шутку влюблен в красавицу Матидьду. Или делает вид, что у него есть другая, когда понял, что нареченная невеста Иоланта слепа.
- «Кто мо-о-о-жет сравниться с Матильдой моей?», - пропел наш герой всю арию до конца.
Зал взорвался от восторга. Теперь стало понятно, чем был озабочен наш актер: все силы он отдал этой знаменитой арии, ждал ее и исполнил великолепно. Спектакль закончился также шумно, как и начался: аплодисментами, криками браво и бис, щедрыми букетами великолепных роз. Но запомнились ария Роберта, его сапоги и восторженный не в меру зал.
Совсем другой спектакль, другой театр, зал забит до отказа, постановка модного Ю. Бутусова, антракт. Появляются работники театра и начинают уборку открытой сцены, значительно «пострадавшей» от буффонады. Зал вскинулся громкими аплодисментами. После «Иоланты» теперь мы уже знали, что это студенты поддерживают своих сокурсников, будь они главным героем в «Иоланте» или рабочими сцены. Такой вот доброжелательный юмор Северной столицы, как нередко называют Питер.
Санкт-Петербург – поющий город. Мы наблюдали, как многотысячный хор всех желающих, организованных известным дирижером, на ступенях Исаакиевского собора исполнял перед горожанами песни своей страны, своего трепетно любимого города. Но ведь пели и слушатели вместе со сводным хором!
- … Эх, Ладога, родная Ладога! Метели, штормы, грозная волна... Недаром Ладога родная «Дорогой жизни» названа…
Праздничный концерт в честь снятия блокады. Со сцены - «Ладога». Весь зал встал с первых звуков необъявленной песни. На день ВМФ пела вся Дворцовая площадь!
Новогодний концерт Хора Турецкого накануне Нового 2018г. 12 тысяч зрителей «Ледового Дворца» как один поют любимые песни вместе с артистами, а заодно и гимн России.
***
Теперь вы, наши друзья, наверное, лучше понимаете нас. Не потому, что мы уехали с Дальнего Востока, а потому, что остановились в Питере и тихо счастливы сегодня.
Фото из соцсетей
Евгения Скорупская, Санкт-Петербург