Мы продолжаем публиковать письмо нашего читателя, который отсидел в одной из исправительных колоний Дальнего Востока. В этот раз мы продолжим рассказ о том, как в зоне лечат больных заключенных.

Редакция «АрсВест».

«За то короткое время, что я находился в стационаре ИК, я стал очевидцем деяний, связанных с неоказанием медицинской помощи и имитацией медицинского обслуживания осужденных.

7 мая 2012 г. прямо с вечерней проверки притащили волоком потерявшего сознание осужденного Д. в возрасте 54 лет. Первую помощь, как оказалось, и основную, ему оказал дежурный осужденный. Сознание к нему вернулось, но с этого момента здоровье Д. заметно и неуклонно ухудшалось.

Каждый день по несколько раз его мучили приступы болезни. Он буквально не находил себе места. Было тяжело смотреть, как он мучается.

Вечером 9 мая Д. жаловался на невыносимую головную боль. Ему на ночь выдали пластиковую упаковку с десятью таблетками. На название лекарства я не обратил внимания, ознакомился только с его производными, составляющими анальгин, фенобарбитал, дибазол, папаверин.

Утром я проснулся от непонятного беспокойства. Спальное место Д. находилось на другом конце палаты, у работающего телевизора. Я обратил внимание, что он пытался приподняться, но это ему не удавалось сделать. Я поспешил к нему. На тумбочке у его изголовья от десяти таблеток осталось две.

Д., узнав меня, пытался что-то сказать, но я ничего не смог разобрать. Осознав, что ему крайне плохо, я вызвал дежурного осужденного, который оказал ему помощь – поставил капельницу и сделал укол. В 10 утра медсестра повторила ту же процедуру.

В 12:40 в палату вошел начмед и подошел к Д. Пристально посмотрел на него и спросил: «Как тебя зовут?» Затем вложил пальцы своей руки в его ладонь, попросил: «Сожми мою руку». Дотронулся до его ноги: «Пошевели ногой». Д. оставался недвижим.

Начмед оглянулся на нас, больных, и скомандовал: «Выйти всем отсюда!» Минут через 10 мы вернулись в палату. Бесчуственный Д. в полулежачем положении находился поперек койки, прислоненный спиной к подоконнику. Постель была обмочена. Штаны на нем тоже.

Габариты помещения медчасти не позволяют транспортировать больного на носилках. Поэтому Д. волоком, придерживая под мышками спустили с третьего этажа. Уложили на носилки и положили в тени забора, недалеко от ворот.

В 15 часов я взглянул в окно. Он все еще лежал на том же месте. Тень от забора сместилась, и он теперь находился под лучами весеннего солнца. Я помахал Д. рукой, он меня заметил, так как пытался приподнять правую руку, которая тут же бессильно упала на землю. Впоследствие стало известно. Д. до больницы не доехал – умер по дороге.

То, как относятся к больным осужденным в ИК, хорошо знают обитатели локальных зон этого учреждения. Поэтому обращаются в медчасть от безысходности, когда не остается выбора.

Так поступил и осужденный В. Пересиливая себя и свою болезнь, он дождался срока подачи ходатайства на досрочное освобождение. И через месяц, измученный болезнью, с трудом опираясь на палочку, он добрался до помещения судебного заседания и предстал перед районным судом.

Отказ в УДО ошеломил его. Он сказал: «Я не помню, как вышел из кабинета, глаза застилали слезы. Туман от осознания, что никогда не увижу ни воли, ни близкого мне человека…»

Так он оказался в стационаре ИК моим соседом по койке. Я уверен, вам приходилось видеть в кинохрониках жертв фашистских концлагерей. Так вот, если сравнивать вид В., то он выглядел еще ужаснее: волосы на голове давно не стриженные, торчат свалявшимися клочками. Лицо не мытое – изборожденное глубокими, потемневшими с нездоровой желтизной морщинами, заросшее грязной седой щетиной. Собой он представлял скелет, обтянутый тонкой кожей, сквозь которую явственно просвечивались все кости. На пальцах ног и рук ногти превратились в скрюченные когти диковинного зверя, неподвластные ножницам.

Передвигался он с трудом – с помощью палочки. При движении неуклюже разворачивался всем корпусом. Постоянно спотыкался, часто останавливался – переводил дыхание и шел дальше мелкими шажками – по пути терял обувь и добирался из туалета в обмоченных носках.

Я обратился к врачу медчасти с просьбой помыться в имеющемся при стационаре душе с единственной целью – оказать помощь В., помыть его. В этой просьбе мне было в категоричной форме отказано.

От В. я узнал, что в его вещах имеются чистые носки и нижнее белье, которые, по его просьбе, я достал. Сам он этого сделать был не в состоянии.

В тот момент, когда он, как при замедленной съемке, переодевался, меня по-настоящему ужаснуло – из его старых липких, снятых с ног носков, высыпалась целая горсть, сопревшей в труху белой кожи, отваливались какие-то грязные комочки с отвратительным запахом.

Думаю, виденные мной узники концлагерей выглядели опрятнее. В основном В. не раздеваясь, лежал или спал, укрывшись с головой курточкой. Постель никогда не раскладывал, ничего не ел, часто стонал. Стоны были похожи на жалобные всхлипывания, как при плаче. По всей видимости, он страдал желудочными заболеваниями, и это причиняло ему боль.

В последний день, когда я там находился, В. был ко всему безразличен, ни на что не надеялся – в его взгляде чувствовалась тоска и обреченность.

Я с ним попрощался. В ответ он демонстративно жестом показал на ступни своих ног и неопределенно махнул рукой в сторону. Этот жест означает, что именно так – на большой палец ноги в ИК надевают табличку с фамилией умершего и увозят в неизвестном направлении.

С тех пор я его больше не видел, судьбу его не знаю».

Борис Владимирович М.