Моей бабушке Евгении тогда было 16 лет. Ее семья проживала в небольшом городе Дядьково, в Брянской области. Был сентябрь 1941 года. На город наступали немцы и жителей эвакуировали...
Бабушка вспоминает: – Мой папа в то время был начальником депо, и вместе с начальником железной дороги перед взятием города немцами должен был взорвать весь подвижной состав, когда город покинут жители. Папе было уже 67 лет, и мама отказалась эвакуироваться без него.
Так Женя, родители, жена брата, ушедшего на фронт, и их четырехлетний Ленька отступали вместе с войсками. Шли они пешком, Леньку везли на тележке. В пути провели пару дней, а на ночь останавливались в деревенских избах.
– Тогда переночевать всех пускали, кто бы ни попросился. В деревне под городом Белев мы попали в окружение. Оставили вещи у хозяев, в доме, где остановились, и ушли в окопы. Начался бой, после которого и наших последних вещей не стало.
Мы пешком вернулись в Дядьково. Квартира наша была разграблена, не тронули только библиотеку. В полупустых комнатах, без света, мы прожили зиму. Чтобы согреться, мы с папой собирали доски, даже распиливали деревянные столбы электропередач и топили ими печку. Вместе с невесткой ходили и выкапывали из-под снега картошку. У мерзлой картошки был сладкий неприятный вкус. Многие работники железной дороги, папины сослуживцы, были партизанами. Они часто заходили, приносили зерно. Мы его мололи и пекли ужасный хлеб, такой, что и не придумаешь. Страшно голодали.
Весной вместе с партизанами мы ушли в деревню Копаль. Мама стала работать в партизанском госпитале, в тифозном бараке, за деревней. В госпитале лежало около двухсот человек: раненых и больных тифом. Пока немцы были еще далеко, по ночам сюда прилетали советские самолеты с Большой земли – так мы называли незахваченное немцами пространство. Они забирали больных и привозили лекарства. Часто наши самолеты попадали под обстрел немцев, бывало, и падали, но довольно далеко от деревни, близ линии фронта, которая тогда была у города Кирова. Вскоре на деревню были посланы карательные отряды. Немцы хотели ликвидировать партизанский госпиталь и перед наступлением устроили бомбежку с самолетов. Во время нее папу ранило осколком в ногу, и он попал в тот самый госпиталь.
Тогда бабушка Женя, ее невестка и Ленька ушли в лес вместе с партизанами, работниками госпиталя и ранеными, которые могли ходить. Там они прятались несколько недель. По ночам партизаны ходили по деревням, приносили зерно, которое потом варили в котелке над костром и ели полусырым. Иногда пригоняли коров.
– Коров сразу закалывали. Жалко было, а что делать? Варили мясо, а бывало, ели и сырым. Спали тут же, на земле. Два раза мы пытались пройти через окружение немцев, и оба раза были замечены. Было ужасно страшно, но я тогда не боялась ничего.
Линия фронта проходила через лес, который местные жители называли «квадратным». Но до линии фронта Женя с женой брата и ее сыном не дошли («партизаны велели нам возвращаться в деревню, боялись, что ребенок не выдержит, боялись, что выдаст криком»). А потом пришло известие, что в этом лесу и погибли практически все те, с кем они прятались.
– Нам рассказывали, что немцы пускали собак, открывали огонь. Спрятаться было невозможно, люди просто погибали. В лесу были горы трупов... Мы же направились в деревню Хотмирово. Выйдя из леса, мы едва успели спрятаться. Толкачев, начальник полиции, русский предатель, собрал всех жителей деревни и говорит: «Если кто придет сюда – партизаны или простые люди – сразу сообщайте нам!.
Евгения Евгеньевна рассказывает, что больше всего тогда боялись и презирали не немцев, а таких предателей. Именно они по внешнему виду и речи отличали партизан от местных жителей и сдавали их.
– Как только Толкачев ушел, хозяйка велела нам уходить. Через Десну мы вернулись обратно в Копаль и стали искать папу. Госпиталь был уничтожен, маму немцы держали в Хотмирово в каком-то сарае и собирались убить.
Заслуга в том, что маму Евгении оставили в живых, принадлежала красавице Нине Соломниковой, которая приехала в деревню к родителям во время войны. Увидев, что немцы привели женщину с повешенным на шею автоматом – видимо, так они издевались, Нина стала уговаривать солдат пожалеть ее.
Немцы тогда часто ходили по избам, хотели научиться говорить по-русски. И попробуй только с ними не общаться, угрожали тем, что вышлют.
В Копали кто-то сказал нам, что неподалеку лежит убитый обгоревший мужчина. Я подхожу, смотрю, а это папа. Сарай, в который его перенесли из госпиталя, был подожжен, а потом отца застрелили. Мы завернули его в простыню и похоронили. Через какое-то время маму отпустили, и она нашла нас.
После освобождения Брянщины мои родственники вернулись в Дядьково, где и встретили День Победы – «праздник со слезами на глазах»…
Анастасия Гаврилова, г. Владивосток (фото http: www.
tatveteran.rumuseumid)