Вселенная
Какая странная весна...
Олег КАБАЛИК
ЗДРАВСТВУЙТЕ!
Он был скрипачом и поэтом, бардом и настройщиком фортепиано, классным культуртрегером в комсомоле и неплохим сантехником. А ещё был талантливым читателем, слушателем, думателем и другом, прекрасным генератором идей. Имел острый ум, ценил тонкий юмор.
Олег КАБАЛИК широко известен среди бардов и поклонников жанра авторской песни в Дальневосточном регионе и на БАМе. Он был в числе тех молодых ребят, что организовали и провели в 1977 году во Владивостоке Первый городской фестиваль авторской песни «Приморские струны». Олег участвовал в проведении и организации добрых двух десятков региональных и местных бард-фестивалей в городах Дальнего Востока и в посёлках зоны БАМа. Его авторские песни звучали на десятках наших традиционных сборищ и на концертах для строителей БАМа, солдат, рыбаков и моряков. Многие дальневосточные барды признавали его лучшим текстовиком к востоку от Тынды. Олег скончался в воскресенье, 14 мая 1995 года в 02:45 московского времени (около десяти утра по местному) в Находке, где жил почти с самого рождения и куда всегда любил возвращаться. Умер за пять дней до давно задуманного им находкинского фестиваль-семинара авторской песни «Берег Грина», который теперь посвящён его памяти.
КАКАЯ СТРАННАЯ ВЕСНА
Какая странная весна –
Как женщина, которой тридцать.
И знает, в чём её цена,
И то, что скоро отрезвится.
Что скоро осень, несмотря
На то, что перед нею лето,
Что все счастливые билеты
Действительны до сентября.
Какая странная весна...
Загадочная неприступность.
И повышается преступность
Средь тех, к кому она нежна
И благосклонна. Пусть отметит
Усатый милиционер,
Что Генка пил сегодня ветер,
Подросткам подавал пример
И развлекался непристойно
С особой тридцати на вид...
А прошлогодний лист висит,
Ему почти уже не больно
И всё до лампочки: капель,
Весна и все её причуды,
Поскольку не страшны простуды
Тому, кто отошёл в метель,
Тому, кто получил сполна
Мороз и снежную кашицу.
Какая странная весна!
Как женщина, которой тридцать...
1984
НА ПРИЁМЕ У ДЕЖУРНОГО ПОЭТА
Серое небо, серые здания.
Ветер, ветер, ветер бр-родит.
Это весна, и та с опозданием,
Так знакомо, по-женски приходит.
Доктор, не думайте, я в порядке.
Просто – сырость, а это неправильно.
Такая весна – как любовь украдкой –
Неуютна и аморальна.
Доктор, представьте: вчера на Гагарина
Встретил девчонку из фильма «Ассоль».
Серое небо. Мысли бездарные.
А навстречу – она...
Моментальная боль
Сразу – по всем моим откровениям.
...Да сердце в порядке, не в этом суть,
Разве что написалось стихотворение...
Доктор, да сделайте же что-нибудь!
1992
* * *
Как лист увядший падает на душу...
Цурэн Правдивый.
...А лист увядший падает на душу,
Пробоиной алея там, где сердце.
А я смотрю в безоблачное небо –
Пустынное, далёкое, чужое –
Как князь Андрей в одной хорошей книге...
Поляна, тишина и синева:
Созвучия – соцветия от слова.
И хочется, забыв первоосновы,
Поверить вновь, как в детстве, до конца,
Что можно надышаться ароматом
Листвы пожухлой, тело отключить,
Взлететь и устремиться в голубое,
Заляпавши рубаху в облаках
И хлопнув солнце по косматой гриве,
Вскричать: «Привет!» – и, выслушав ответ,
Нащупать восходящие потоки...
Увидеть дом, присевший на пригорке –
Тот самый дом, в котором дверь закрыта,
На окнах – шторы плотные: от света,
От глаз прохожих и от мужиков,
Которые (в маразме или в детстве)
Летают где попало в тридцать лет
И солнечные зайчики швыряют
По форточкам, и нет на них управы,
Поскольку солнце с ними заодно...
А лист увядший зависает рядом
И вниз зовёт, и манит, манит, манит
В одно окно украдкой заглянуть.
Там всё по-прежнему, наверное – а может,
И нет.
Не в этом суть, а в том, что осень –
Унылая, нелётная пора,
Когда разрешены одни посадки
И не рекомендуется взлетать.
1989
РАЗМЫШЛЕНИЯ В АВТОБУСЕ
В стране глухих не может править лира.
Очередной фигляр там правит бал.
Твори себе кумира, конвоира –
Конец один. И тот давно упал
От старости да от излишеств всяких:
То не туда, то много, то не тех...
Оно и вправду на восьмом десятке
Уже и перестроиться не грех.
Пора бы отрезветь от комплиментов
Седым мужам, когда страна живёт
Как девочка со старым импотентом:
И любит, и ночами слёзы льёт.
Но грянет день – от горя обессилев,
Сняв со стены отцовское ружьё,
Смахнёт слезу и скажет: «Я – Россия».
И вздрогнет мир от шёпота её.
1990
Из цикла «Весенние чепухарики»
Всё, ухожу, послав в туман
Тоску, проблемы и заботы.
Харон упёрся как баран,
И всё твердит: «Иди работай!»
На лапу, сволочь, не берёт,
Не поддаётся уговорам,
Из горлышка чего-то пьёт
И смотрит на меня с укором.
По речке Стикс идёт кета –
Бездумная штрафная рота...
Харон ворчит: «Всё суета,
Всё тлен, старик, иди работай!»
«Мне некуда, пожёг мосты,
Рать полегла, а кто – далече...
Я так устал от суеты,
Врубай движок, поедем в вечность!»
Но ухмыляется Харон,
Обняв потёртую трёхрядку,
И так берёт аккорды он,
Что сердце норовит вприсядку.
Взмывают чайки над рекой
И рыба прёт с остервененьем...
«Я не пойму: ты что, тупой?
Ступай себе, ещё не время!»
Плывёт река, ползёт туман
К подножью пограничной вышки...
Харон упёрся, как баран,
Отходит челн, звучит баян
Всё тише, тише, тише, тише...
1994
Тараканий вальс –
«Toyota» на мокром асфальте
И снова весна долгожданно-нежданно
Пришла, всё наполнила музыкой, светом,
Был вечер такой изумительно странный,
Как будто и сам записался в поэты.
На рейде внебрачные дети тумана
Готовились плыть в непонятные дали,
А два таракана, влюблённых и пьяных,
На скатерти бежевой вальс танцевали.
Она забывалась и путала такты,
А правая ножка хромала, хромала...
А он так хотел – оловянным солдатиком,
Но шансов, увы, сокрушительно мало...
«Мой милый корнет, вы смертельно устали,
Не стоит ли нам отдохнуть в батарее?..»
Но он всё кружил её в сладостном жаре,
А я всё сидел и жалел, что старею...
Однажды вдвоём мы попали под ливень
С любимой, в которой дремал кто-то третий
И раз-два-три ножкой отстукивал дивно,
А мы по проспекту неслись в «Шевролете».
Казалось, вода заполняет Вселенную,
Чего-то опять недоделали боги,
Водитель не справился с управлением
И нас закружило по мокрой дороге.
И, толком ещё не успев испугаться,
Коротенький тур мы исполнили вместе,
Тогда нам едва удалось не расстаться,
И третий наш сам скоро станет невестой...
На рейде внебрачные дети тумана
Готовились плыть в непонятные дали.
На скатерти бежевой два таракана
Влюблённо и бережно вальс танцевали.
Танцуйте, ребята, в забывчивой страсти –
Пока вас соседи не передавили.
Короткая вещь – тараканье счастье:
Гораздо короче, чем вы заслужили.
1993
* * *
Два таракана пили чай
В тиши за ножкой табуретки.
Беседовали невзначай
Про порошки и про таблетки,
Про седуксен и димедрол,
Про дуст, про «Карбозоль», про «Приму»,
Про то, что человек – козёл
И деградировал как химик.
«Всё оттого, что все крадут,
От лаборанта до премьера,
На технологию плюют:
Не дихлофос, а пю-юнш... для «сэ-эров»...
Россия – тараканья боль!
Ни пообедать, ни забыться:
Хозяин хлещет алкоголь
Без закуси – так опуститься!» –
Сказал усатый, откусив
Под чай китайский карандашик.
Причмокнув, с чувством вопросил:
«Вот чё б такой не сделать нашим?!»
«Друзья мои! – взмолился я. –
Ну как не стыдно, в самом деле?
Неужто нет в России, тля,
Того, с чего б вы обалдели?..»
Автоматически рука
На собеседников свалилась...
Простого русского шлепка
Им прежде знать не доводилось.
И в чистых праведных глазах
Четыре люстры отражались.
А по щеке моей слеза
Скатилась: эти хоть «догнались»,
Уйдя отсюда навсегда
В тартараканную нирвану...
Как мало надо иногда
Для счастья.
И для таракана.
1993
* * *
Ко мне на ужин прибыл таракан.
Вот так – пришёл, пробросил «добрый вечер».
Сначала изучил пустой стакан,
Затем вздохнул и принялся о вечном:
О том, что перестройка – это бред,
Что Мишка – негодяй похлеще Пуги,
А полдник, ужин, завтрак и обед
Украли коммунисты и хапуги.
«Вот коммуняки, Господи, прости –
Живучи, как клопы, и шиш поймаешь,
И сколько, тля, указов ни спусти –
И половины их не передавишь».
Он помянул Лубянку и Форос,
Всё вопрошая чуть ли не со стоном –
За что, залей им в глотку дихлофос,
Он гиб и голодал под Белым Домом?!.
О, как бедняга всех их обличал!
Достал я корку хлеба из кармана –
Он почему-то сразу замолчал
И стал домашним тихим тараканом...
Нет, видно, не про то ты всё поёшь.
Кто без греха? Все в чём-то виноваты.
Ведь сам-то ты на Сталина похож:
Такой же хитрый, рыжий и усатый.
Я отпустил его ко всем чертям,
И он нырнул под ножку табуретки.
Ведь кто-то должен ползать по щелям,
Орать на власть и драться за объедки.
1993
* * *
Я живу в неприступной крепости.
У меня есть замок с секретом,
Кот Серёга, друзья «с приветом»
И вместо пароля стук.
Мой чай повышенной крепости
Знает вся крепостная охрана,
Констатируя постоянно
То, что я отбился от рук.
А окрестные «менестрели»,
Потому как я не при деле,
Стучат то тихо, то громко
То на меня, то ко мне.
А в соседнем каменном форте
Непонятная есть девчонка,
Она любит кота Серёгу
И совсем равнодушна ко мне.
А паршивое настроение –
Как века унылые средние –
Неуютное и не последнее,
Но дело вовсе не в нём,
А в том, что весна украдкой
Лучистой тронула лапкой
Меня и кота Серёгу,
Который... вопит под окном.
1987
* * *
Февраль права качает напоследок.
Добавил градусов в колючую пургу
И небо облачил в свинцовую фольгу:
Ему плевать, что март начнётся в среду.
Что в среду враз должны упасть капели,
А облака напиться белизны.
Давайте все качнём права апреля,
Приблизим наступление весны!
1985
Олег КАБАЛИК
Другие статьи номера в рубрике Вселенная:
