(Продолжение. Начало в «АВ» № 31 «С чего началась война «приморских партизан»)
В истории «приморских партизан» до сих пор осталось много «белых пятен» и вопросов, на которые никто не дал ответ. Правоохранительные органы, похоже, пытались укрыть многие обстоятельства. Не потому ли исчезли из суда тома уголовного дела и был повреждён жесткий диск компьютера Алексея Никитина, о чем мы писали в прошлых номерах «АВ».
Максим Кириллов продолжает давать показания суду:
– Расскажите об эпизоде поджога ДПМ (дежурного пункта милиции) в селе Варфоломеевка? – спросила адвокат Олеся Петровна Моисеева.
– Мы проезжали по селу Варфоломеевка, – сказал Максим Кириллов. – Кто-то из нас сказал, что неподалеку находится дежурный пункт милиции. Мы подъехали к нему. В окнах не горел свет. Я остался с центральной части ДПМ, остальные зашли за угол.
Я не знаю, что происходило внутри дежурной части, я в ней не находился. В один момент я услышал шум и заглянул в здание в окно, где была отогнута решетка. Рядом за углом стоял вещмешок. Потом мы, взяв вещмешок, сели в машину. Я увидел на стеклах блики.
Что касается данного эпизода, то я не признаю свою вину. О том, что кто-то собирается поджечь дежурный пункт милиции, я не знал. Я ничего не слышал о намерении совершить поджог. В это время я не находился в здании.
– А ранее какие-то разговоры о возможном поджоге были? В ДПМ, как известно из материалов дела, был похищен жесткий диск компьютера. Можете пояснить нам, с какой целью? – поинтересовалась адвокат О.П. Моисеева.
– Я не могу сказать, – ответил Максим Кириллов, – как говорил Алексей, на этом диске могла содержаться информация, касающаяся местных милиционеров… Лично я такой информацией не обладал. Алексей предполагал, что на этом диске могут быть информация, которая каким-то образом задевала местных милиционеров.
– Слышали ли вы от жителей данных районов о причастности сотрудников милиции к незаконной торговле лесом? – уточнил судья Грищенко.
– Если говорить, что это были точные сведения, то не могу ответить утвердительно, имелась информация на уровне слухов, – пояснил Максим Кириллов.
– Вы отправились в Варфоломеевку целенаправленно? Что вы взяли в территориальном пункте милиции? – спросила О.П. Моисеева. – И какова была цель проникновения в ДПМ? Правильно ли я понимаю, что цель была только одна – получить информацию о возможной причастности сотрудников милиции к незаконной торговле лесом?
– В Варфоломеевку мы за-ехали без какой-либо цели, просто катались. Я помню, что, помимо жесткого диска, взяли форму сотрудника милиции, фотоаппарат и радиостанцию, – сказал Максим Кириллов. – Как я сказал, Александр Сладких предполагал, что на жестком диске могут быть полезные сведения.
Что касается негативного отношения к сотрудникам милиции, то оно было не ко всем. Я полагаю, что в милиции работают порядочные сотрудники, не исключаю, что по отношению к задержанным и обычным гражданам эти некоторые сотрудники милиции поступают порядочно, действуют в рамках закона, применяют законные методы дознания. По поводу других сотрудников милиции я поясню, когда меня будут допрашивать по следующему эпизоду.
– Что вы делали с формой сотрудника милиции, которую забрали в территориальном пункте милиции села Варфоломеевка? – спросил судья.
– Никто из тех, кто находится на скамье подсудимых форму не надевал, – ответил Максим Кириллов. – Ее периодически надевал Александр Сладких, наверное, чтобы не вызывать подозрения. Говорить о том, что мы хотели кого-то убивать, я не могу. В случае, если сотрудники милиции застанут нас, мы понимали, что будем вынуждены идти в отход…
Мы больше не верили сотрудникам правоохранительных органов
– Вы жаловались на противоправные действия полиции – в прокуратуру или еще куда-нибудь? – спросил судья.
– Лично я – нет, – ответил Максим Кириллов. – Увидев реакцию на события, которые произошли в 2008 году, я не видел смысла куда-либо жаловаться и обивать пороги прокуратур. Они не выполняли свою работу, не обращали внимания на избиение граждан.
Однажды из их уст прозвучала следующая фраза: «Своими действиями вы поспешили». Поэтому на тот момент мы уже не вели речь о том, чтобы обращаться к сотрудникам правоохранительных органов, не видели смысла обращения и в высшие структуры, к людям, занимающим руководящие позиции.
Мы вели речь о том, чтобы придать огласке ту информацию, которую получали. На дворе XXI век, и все зависело от того, в каком виде написать информацию. Недолго, например, выкинуть ее в Интернет для того, чтобы привлечь внимание…
– Вы могли бы, каким-то образом предотвратить поджог ДПМ? – спросила адвокат Олеся Моисеева.
– Я находился с лицевой стороны здания, то есть, я не видел, кто и какие действия совершал, – ответил Максим Кириллов.
– Могли ли вы предотвратить убийство в милиционера Карася в селе Ракитном? – поинтересовалась Олеся Моисеева.
– Также нет, поскольку о присутствии Карася в пункте милиции села Ракитного вообще не знал. Об его убийстве я узнал гораздо позже, – пояснил Максим Кириллов. – Мы с Александром Ковтуном относили рацию, А. Сладких и А. Сухорада были уже внутри.
– Могли ли вы предотвратить обстрел «УАЗа»? – продолжала опрос Олеся Моисеева (другой эпизод – прим. авт.)
– Проезжая ночью по Чугуевскому району, мы увидели, что по пыльной дороге помчался милицейский «УАЗик». Он стал догонять нас, мы остановили машину и, покинув ее, спустились в кювет. Роман Савченко отошел от нас примерно на 20 метров.
Когда машина повернула на повороте и приближалась к нам, мы произвели выстрелы по ней, примерно десять раз… Вскоре «УАЗик» скрылся за поворотом. Через несколько минут мы покинули этот район.
Что касается Александра Ковтуна, то он периодически проходил лечение, у него проблемы со спиной, поэтому в этот момент его рядом с нами не было.
– Вы сказали, что А. Ковтун отсутствовал, а мог он просто не захотеть поехать с вами, как и все остальные? – сказала Олеся Моисеева.
– Ни у кого не возникало на это счет вопросов, все знали, что у него проблемы со здоровьем, – возразил Максим Кириллов. – У нас никаких обязательств друг перед другом не было.
Да, мы могли кататься на машине, потом получилось, что мы проникли в дежурный пункт милиции села Варфоломеевка, но никто ни на чем не настаивал. Также у нас не было цели навредить тем, в чью сторону мы производили выстрелы.
Если бы у нас была цель остановить «УАЗик», который удалялся от нас, то мы бы его остановили.
– Кто у вас был лидером? Кто принимал решения? – задал вопрос судья Грищенко.
– Я ранее говорил, что не могу сказать о том, что у нас кто-то выделялся авторитетом. Ко всем мнениям прислушивались, каждый был по-своему индивидуален, у каждого было свое мнение. После того, как меня задержали, задали вопрос, где могут находиться остальные. Естественно, я не знал этого. Те, кто меня задерживал, обсуждали детали, кого задействовать для задержания, говорили о привлечении снайперов, и я предполагал, как могут поступить с ребятами. Мы не хотели никому навредить, так получилось.
Однажды мы увидели два автомобиля, которые стояли на берегу. Они были очень похожи на автомобили кировских милиционеров Безугленко и Скибы, которые занимались, считаю, беспределом. Впоследствии выяснилось, что это не их машины.
Что касается убийства четырех человек (охранявших коноплю, по показаниям «приморских партизан» – прим. авт.), то я не думал, что обстрел приведет к такому результату. «УАЗик» я обстрелял из-за личной неприязни к милиционерам.
По факту хищения имущества: то, что касается хищения имущества у Х., то я не признаю его. Я не участвовал в данном преступлении. Что касается другого хищения, у М., то признаю частично.
На заявление Смольского о преступлении – никакой реакции
В ходе судебного процесса адвокат А.А. Смольский заявил ходатайство:
– У меня ходатайство об истребовании доказательств, на основании ст. 53 и ст. 86 УПК РФ. Я прошу истребовать из Уссурийского городского суда материалы по делу № 3/1-2010, которое касается избрания меры пресечения в отношении Романа Савченко виде заключения под стражу.
Указанные материалы необходимы для решения вопроса о признании недопустимыми и исключения из числа доказательств явок с повинной. В предыдущих судебных заседаниях мною было сделано заявление на протокол о фальсификации данных доказательств.
Прошел достаточно большой промежуток времени. Я считаю, что истекли разумные сроки ответа на поставленный мною вопрос. Я ожидал, что суд передаст мое устное сообщение на протокол, которое, кстати сказать, является заявлением о преступлении, в соответствующие органы. Я думал, что получу ответ в установленном порядке.
Никто мне не дал ответ до сих пор, никаких действий по этому поводу не предприняли, хотя прошло уже несколько месяцев. Поэтому я прошу суд истребовать данные материалы для обозрения их в суде, чтобы я мог повторить свое ходатайство о признании доказательств недопустимыми. Естественно, по запросу адвоката Уссурийский суд не вышлет данные материалы, это должен сделать суд.