Политика
Чажма четверть века излучает яд
Т.П. Демичева
10 августа 1985 года в бухте Чажма Приморского края при перезагрузке ядерного топлива взорвался ядерный реактор на подводной лодке – атомоходе К-431. Население никто не оповестил, даже в близлежащих поселках.
Так как все измерительные приборы зашкалили или вышли из строя, силу чажминского взрыва установили расчетным путем по золотому кольцу, которое нашли на оторванном пальце одного из погибших при взрыве – 90 тысяч рентген в час.
О масштабе катастрофы говорит и тот факт, что через 10 лет после этого ядерного взрыва постановлением Правительства РФ за № 1030 от 23.10.1995 было выделено 36 миллиардов 100 миллионов рублей для ликвидации его последствий.
Однако эта ядерная авария не зарегистрирована на правительственном уровне, а проходит регистрацию только в Минобороне. Вся информация засекречена как военная и государственная тайна. Видимо, так дешевле для бюджета страны.
Катастрофу в Чажме сравнивают с Чернобылем. Только в Чернобыле выбросы шли десять суток, а в Чажме ядерный реактор взорвался в доли секунды. И находятся ученые, работающие на военных, которые при сравнении Чажмы с Чернобылем делят силу чажминского взрыва 90 тыс. рентген в час на десять суток (сколько секунд в 10 сутках?), полагаю, для того, чтобы принизить масштабы ядерной аварии в бухте Чажма.
10 августа 1985 года устным приказом начальника в военно-морском госпитале в п. Тихоокеанский было объявлено о введении режима военного времени. Госпиталь принимал пострадавших от облучения, привезенных с места аварии без какой-либо предварительной обработки.
В ту роковую ночь с 10 на 11 августа 1985 года младшая медицинская сестра Вяткина Ирина Петровна приняла более ста раненых и пораженных повышенными дозами радиации.
Резиновые фартук и сапоги по колено, хлопчатобумажные медицинский колпак, халат да марлевая повязка – вся её защита. От Родины она не получила никаких компенсаций, даже удостоверения работника подразделения особого риска. Без этого удостоверения ни льгот, ни адекватного лечения пострадавшим от облучения ликвидаторам ядерной аварии и её последствий не получить. Ныне она инвалид с огромным «букетом» заболеваний радиационного генеза и передвигается на костылях, испытывая постоянную боль.
Компетентные комиссии госпиталя, в котором она работала, командования ТОФ и даже Главного технического управления ВМФ включили её в списки для получения этого удостоверения, но «по настоянию» господина Бенцианова В.Я. (председателя Комитета ветеранов подразделений особого риска РФ) командир ГТУ ВМФ РФ Карачун поставил 5 апреля 2004 года в графе «примечание» списка запись об исключении из него медицинских работников (в т.ч. Вяткиной И.П.), как выяснилось, самовольно, без вынесения соответствующего решения комиссии.
По этому поводу уже прошёл целый ряд судебных разбирательств с отрицательными пока для Вяткиной И.П. решениями (жалоба подана в Страсбургский суд). В настоящее время очередной её иск к ГТУ флота страны и его командиру Карачуну уже полгода находится на рассмотрении в Басманном райсуде г. Москвы.
Медики всегда оказывали неотложную медицинскую помощь наиболее тяжелым раненым и пораженным в ядерно-радиационных авариях. И это, несмотря на то, что наведенная радиация облученного биологического объекта намного опаснее для рядом находящегося человека, чем ионизирующее излучение от первичного источника – неживого объекта (в т.ч. взорвавшегося ядерного реактора).
Четверть века Министерство Обороны скрывает масштабы ядерной аварии в бухте Чажма. Радиация невидима, зато явно прослеживается отношение национальных властей к ликвидаторам радиационных аварий.
О том, как Медико-социальная экспертиза Приморского края не подтвердла ликвидатору Чернобыльской аварии Дубровского Б.В. связи его заболеваний с переоблучением, подтвержденным ГУ Медицинского радиологического научного центра РАМН, а также о других его злоключениях многократно публиковали «Арсеньевские вести». И сейчас нет никаких гарантий, что население будет своевременно предупреждаться об угрозе жизни и здоровью в случае возникновения ядерно-радиационных аварий, и что все ликвидаторы этих аварий и их последствий, включая медицинских работников, получат какие-либо компенсации за подорванное радиацией здоровье.
Ныне взорвавшуюся 25 лет назад подлодку К-431 собираются возвратить к месту взрыва на территорию 30 СРЗ ВМФ. Условий для её безопасного захоронения или утилизации нет. Но её возвращают вопреки многочисленным возражениям работников этого завода и жителей поселка Дунай, расположенного рядом с этим заводом, так как многие представляют последствия безответственности властей.
Т.П. Демичева.
Р.S. Прошу откликнуться тех, кто проходил лечение в специальном отделении военно-морского госпиталя в п. Тихоокеанский с 10 августа по сентябрь 2085 года. Ваши свидетельские показания крайне необходимы для Вяткиной Ирины Петровны (ранее Голуб).
Помню, в середине августа 1985 года на песчаном берегу в поселке Славянка рядом с расписанием катеров увидела странное объявление, что купаться в море запрещено из-за проводимых военными учений. Удивилась, зачем выбрали для стрельб пляж в разгар купального сезона?!
Через несколько дней пришла на работу к своей сестре Вяткиной Ирине Петровне (ранее Голуб) в специальное отделение военно-морского госпиталя в п. Тихоокеанском. Поразило сверхстрогое поведение вышедших из двери специального отделения мужчин с непонятными мне нашивками. Я прошу их позвать сестру, а они гонят меня прочь: «Нечего вам тут делать». В отделение меня не пустили, хотя раньше там всегда были халаты и тапочки, свободно надевай и проходи.
Через день-другой собираюсь на пляж, а сестра падает на колени и умоляет не купаться в море. Я ничего не понимаю. Солнце печет, на небе ни облачка. Наивно думаю, что если что-то серьезное произошло, то всех бы оповестили. А так тишина. По пути меня насторожил диалог двух офицеров:
– Ты там был?
– Мне недолго осталось, – подавленный и обреченный ответ. Они долго стоят и смотрят друг на друга, как будто прощаются навсегда при жизни, как на похоронах.
На пляже ни души. Прошла по берегу. Объявлений никаких нет. Горячий белый-белый чистый песок, как всегда. Море теплое. Подозрительно, что в такое время нет ни одной палатки. Шестым чувством понимаю: произошло что-то ужасное. Купаться расхотелось, вернулась домой, пытаю сестру, а она отмалчивается и ссылается, что не может мне ничего сказать.
Оказывается, у всех, кто мог что-то рассказать о взрыве и ликвидации его последствий, взяли подписку о неразглашении сроком до 15 лет и больше. В то время этот ядерный взрыв мог быть расценен мировым сообществом как нарушение моратория на ядерные испытания СССР. Сыграли на патриотических чувствах, никто не хотел третьей мировой войны.
Т.П. Демичева
Другие статьи номера в рубрике Политика:
